Серпентарий

«Если ты читаешь это, значит, меня убили», – гласила первая строчка письма. Его Нура не смогла бы забыть, даже если бы сильно захотела. А страшные слова болью пульсировали в висках, стоило лишь вспомнить, что она не умерла, её убили.

Сейчас, когда Нура чувствовала обнажёнными лопатками твёрдую шершавую стену, а грудью горячее мужское тело, она снова и снова прокручивала её слова из начала письма.

Что, если её убил тот, кто теперь стоял перед Нурой? Что, если...

– Какое мучение, – его шёпот вливался в уши ядом.

Нура же не могла перестать злиться на собственную слабость. Она трепетала от страха, хотя мужчина перед ней не сделал ничего плохого. Он стоял близко, но не касался, между ними сохранялось крохотное расстояние, которое, впрочем, не мешало ощущать чужой жар, будто от лихорадки. На шее мужчины под тёмными татуировками проглядывались вены, он дышал сквозь сжатые зубы, а его глаза не моргали. И Нура не могла отвернуться от этих глаз. Они были цвета красного вина с узким кошачьими зрачками, которые медленно расширялись.

– Ты так на неё похожа, – простонал мужчина. Он наклонился, и Нура ощутила, как его раздвоенный язык прошёлся по линии её челюсти. – Даже пахнешь похоже...

Нура была близка к тому, чтобы потерять сознание прямо там, в комнате, пропахшей табачным дымом, рядом с опасным мужчиной, от которого несло бурбоном. Сердце птицей билось о клетку рёбер, и в груди становилось всё теснее. По позвоночнику расползался холодный ужас.

– Я не она, – хрипло выговорила Нура, вжимаясь в стену – единственное, что помогало ей оставаться в вертикальном положении.

– Да... – снова этот шёпот. От него во рту ощущался полынный горький привкус. – Ты не она.

Удивительно, как и мужчина, и сама Нура избегали произнести имя.

Кея.

Её звали Кея.

***

Нура и Кея делили один день рождения и одно лицо. Те же низко посаженные густые брови, тот же прямой нос, те же серые глаза... Только глаза сестры были закрыты... Теперь закрыты навсегда...

За три года Нура привыкла к отсутствию Кеи рядом. Сестра так внезапно бросила университет, разругавшись по этому поводу с мамой, и так быстро уехала в столицу Восточного кантона¹, что никто ничего и понять толком не успел. За эту резкость мама, кажется, ещё сильнее обиделась на Кею. Их старший брат занял более нейтральную позицию, но всё же был скорее против сумасбродства сестры.

А Нура... Она училась жить без Кеи. Её отъезд – болезненное расставание. Сёстры всегда были рядом, спали в одной комнате, перешёптывались ночами и хихикали, доверяли секреты, но вдруг всё изменилось. Их разделили города, и разговоры стали короткими и скупыми. Даже связь по нусфону² не длились долго. Кея почти ничего не рассказывала о жизни в столице. Ничем не делилась. И сердце Нуры разрывалось в клочья от боли и обиды на сестру. Как она могла бросить её? Как она могла игнорировать её?

А потом пришло письмо... Тогда было утро выходного дня. И первого дня после увольнения Нуры. Об этом она так и не сказала никому, боясь вызвать скандал. От Кеи подобного ещё можно было ожидать, но от Нуры нет, она ведь всегда оставалась такой послушной. Не перечила матери, ни когда та отправила её учиться на экономический факультет, ни когда через знакомых пристроила работать бухгалтером. Страшно было представить, сколько придётся выслушать от семьи по поводу «опрометчивого поступка», и ведь им ничего не доказать.

Так что весточку от Кеи Нура тогда приняла за хороший знак. Ведь сестра поняла бы её и поддержала, узнай о смелом шаге. Другое письмо осталось без внимания. Оно было от полицейского департамента, потому и Нура, и мама, явно решили, что это штраф за превышение скоростного режима на старом мобиле³.

Нура скрылась в своей комнате, спеша прочесть долгожданное послание от Кеи. Первые строчки запомнились ярче всех, они шли до стандартного приветствия, потому что, очевидно, были важнее:

Если ты это читаешь, значит, я мертва. Меня убили.

Слова вызвали дрожь, в горле встал ком. Нура надеялась, что написанное окажется какой-нибудь шуткой от сестры. Неудачной и ужасной, но только шуткой.

Дорогая моя Нура!

Я хочу, чтобы ты поняла: если это письмо дошло до тебя, значит, кто-то хотел закрыть мне рот. Я хочу, чтобы у них не вышло, хочу, чтобы мой голос они услышали даже после моей смерти. И я надеюсь, что ты поможешь.

У меня есть информация обо всех тех, кто угрожал мне. Обо всех, кто может быть моим потенциальным убийцей. Доберись до этой информации, опубликуй её. Делай всё очень быстро, чтобы никто не успел достать тебя!

Я оставила для тебя подсказки. Найди моего хорошего друга, он поможет. Мы с...

Письмо обрывалось. Буквально. Кея оторвала часть бумаги, а продолжение шло на обратной стороне. Там буквы немного скакали, будто сестра дописывала концовку в спешке.

Прошло некоторое время с того момента, как я написала письмо. Мне пришлось уничтожить ту часть, которая может навредить тебе. Всё это очень опасно. Не лезь в это! Просто знай, что я не убивала себя. Забери всё, что захочешь, и уезжай. А главное – НИКОМУ НЕ ДОВЕРЯЙ!!!

Скажи маме и брату, что я их люблю! И помни, что больше всех на свете я люблю тебя, моя милая сестрёнка!

А после послышался мамин всхлип. Она тоже открыла своё письмо. Это был не штраф. Это было уведомление с приглашением на опознание тела...

Нура, мама и брат тем же вечером выехали в Рагнар – столицу Восточного кантона. Уже утром они стояли в холодном помещении, где на металлическом столе лежал труп.

Лежала Кея.

Мама рыдала, плакал и брат, а Нура не проронила ни слезинки. Ей казалось, что всё вокруг замерло, застыло, словно в янтаре. Она пустым взглядом смотрела перед собой, не понимая, что происходит.

Это не могло быть правдой. Просто не могло. Ни документы, которые дали подписать; ни захламлённая арендованная квартира Кеи, которую с остервенением убирала мама, лишь бы забыть о том, что её ребёнок мёртв; ни хозяин квартиры, с которым разговаривал брат, прося разрешения остаться ненадолго; ни люди в чёрном, готовившие похороны.

Казалось, что всё происходит с кем-то другим. С какой-то другой Нурой. И она всё глубже погружалась в омут отчаяния и всё меньше понимала, что вокруг творится. Она кому-то кивала, кому-то что-то отвечала, но и сама едва ли могла различить собственные слова. Всё это длилось вечность, пока кто-то не похлопал её по плечу и не сунул под нос что-то мерзко пахнущее. Только тогда Нура вздрогнула и подняла взгляд к незнакомцу.

Голос его звучал так глухо, словно из-под воды, и разобрать удалось лишь окончание:

– ... проститься и вы?

Нура моргнула раз, другой, пытаясь сосредоточиться, понять, где она, и что творится. Постепенно с окружения словно сходил туман, пока наконец не стало ясно, что Нура сидит на лавочке. Рядом вилась выложенная камнем дорожка. Она вела к огороженной площадке для ритуальных сожжений. Вокруг разливалась песня серебряных колокольчиков, висевших на деревьях чуть поодаль. Считалось, что их звуки отпугивают злых духов Великого леса.

Перед Нурой же остановился молодой мужчина в чёрном костюме. Голову его венчала шляпа с широкими полями, характерная для служителей Смерти – для Жнецов. Без них не проходили, кажется, ни одни похороны. Именно их фигуры в тёмном, с опущенными вниз лицами и тусклыми глазами, сопровождали мертвецов в их самый последний путь – в могилу, какой бы она ни была. Жнецы знали традиции погребения всех конфессий Шарана⁴ и ещё нескольких с Древней родины⁵. Потому, наверное, ни на одном материке не существовало похоронного бюро, которым бы владели не Жнецы.

– Что вы сказали? – слабо отозвалась наконец Нура.

– Прошу прощения, что подал нюхательную соль, мне показалось необходимым привести вас в чувство. Ваш брат и матушка уже простились, посему обязан уточнить, не хотели бы проститься и вы? – терпеливо повторил Жнец. Его бледное лицо не выражало ровным счётом ничего. Уголки тонких губ были опущены, под тёмно-карими глазами пролегли тени, как если бы мужчина не спал несколько ночей. Он глядел на Нуру, но, словно бы смотрел сквозь неё.

– А... Да. Извините, – промямлила она, – я просто задумалась...

– Понимаю, – кивнул Жнец, подавая ей руку. – Позволите?

Нура согласилась, вкладывая свою ладонь в его, затянутую в чёрную перчатку. Начало лета выдалось прохладным, но недостаточно, чтобы перчатки не казались лишним атрибутом.

– Надеюсь, вы не против, – Жнец взял её под локоть, – что я послужу для вас временной опорой, госпожа Йон.

Она благодарно кивнула. Колени дрожали, пока они шли вперёд, к круглой площадке, обнесённой кованным забором. Прямо за ним, на возвышении, покоился гроб. Когда Нура подошла ближе, в глазах у неё потемнело, она покачнулась. К счастью, Жнец подхватил её за талию, прижимая к себе, чтобы спасти от падения.

– Всё хорошо, госпожа Йон, – его дыхание защекотало ухо, – так бывает, – успокаивал он.

От Жнеца пахло дымом костров и благовониями. Тяжёлым ароматом похорон, пропитавшем его кожу, его чёрные бездны глаз и каждый звук его голоса. Он будто уже умер, настолько сильно от него веяло смертью. Наверняка он привык видеть трупы. Такая у него работа. Такая у него жизнь.

Нура же сталкивалась с подобным впервые. Даже на похороны бабушки девочек не взяли. Мама решила, что они слишком малы для этого, и оставила их дома. Странно теперь было сталкиваться со смертью так – глядеть в собственное мёртвое лицо.

Кея лежала в простом деревянном гробу, обшитом изнутри бирюзовым атласом. Вокруг него всё уставили растениями, а под ними спрятали незажжённые благовония. Сестра утопала в цветах, тонкие руки были сложены на груди. В коротких каштановых волосах Кеи змеились изумрудные пряди. Её одели в чёрное бархатное платье, без того бледная кожа, теперь стала сероватой. Лицо её казалось гладким, словно восковым, но умиротворённым, даже уголки губ будто бы приподнялись в расслабленной полуулыбке.

Казалось, что она просто заснула, но вот-вот поднимется. Однако ничего не происходило. Только Нура замерла над сестрой, пытаясь разглядеть в знакомом облике ответы, которые роились в голове.

Что скрывала Кея? Кто убил её? Перед глазами застыли слова из письма про угрозы и информацию. Чем занималась сестра в столице? Почему отдалилась от семьи? Неужели только из-за глупого конфликта? А может, было что-то ещё?

– Что же случилось, Кея? – губы едва шевелились, голос дрожал и терялся в перезвоне колокольчиков. Имя сестры задребезжало в воздухе, рассыпаясь острыми осколками горя.

Нуре отчаянно хотелось понять почему. Почему её близняшка умерла? Хотелось верить, что она однажды получит все ответы. Пускай это не вернёт Кею, но по крайней мере, наказание для убийцы послужит утешением.

Трясущаяся рука опустилась к бескровному лицу, и подушечки пальцев осторожно коснулись ледяного лба.

– Прощай, сестрёнка.

На мгновение почудилось, что в колокольчиках запутался чей-то голос, откликаясь едва слышно: «Прощай».

На деревянных ногах Нура вышла за ограду и встала между братом и мамой. Голова кружилась всё сильнее, а Жнецы уже принялись за дело.

Всего на миг воцарилась тишина. Даже звон прекратился. Только в воздухе затрепетало дыхание и сердце разгонялось внутри. Вспышка. Белая, яркая настолько, что защипало в глазах. Птицы вспорхнули с ближайших деревьев, а Нура смотрела в магический огонь, за которым ничего не было видно. Но и так ясно, чем занималось пламя. Оно жадно перемалывало гроб вместе с телом Кеи. Запахло оставленными благовониями, скрывающими вонь жжёной плоти.

Колокольчики пели надрывно, и в их звон вплетались гортанные молитвы Жнецов. Пламя тухло постепенно, пока не показался оставшийся на постаменте пепел. Лёгкий, почти невесомый, он улетал прочь, подхватываемый ветром.

– Да будет душа её легка, – распевно заканчивал молитву Жнец, – как пепел тела её. И пусть дух её крепнет и возвращается новой искрой пламени жизни. Амэн.

Последнее слово будто сорвало весь дурман предыдущих дней, всё стало ясным и видимым. Всё стало слишком реальным.

Кея мертва. Её больше нет и не будет.

Нура взвыла, утыкаясь маме в плечо и рыдая так, как не рыдала никогда до этого. Она проплакала, кажется, весь оставшийся день похорон. Словно все эмоции от смерти сестры наконец нашли выход. Уставший и опустошённый организм нашёл единственное спасение – сон. Глубокий, лишённый грёз и кошмаров.

Ночь они провели в арендованной квартире сестры. Нура и мама переночевали вместе в спальне, на широкой кровати между балконом и огромным зеркалом почти во всю стену. Брат остался на диване в гостиной.

Утром мама приготовила омлет, пока брат сонно щурился, а Нура умывала припухшее после слёз лицо. Когда она вышла на кухню, мама похлопала её по плечу и ушла в спальню, собираться. Брат занялся тем же, запихивая в рюкзак мелочи, вроде своего футляра с зубной щёткой. Нура медленно пережёвывала еду, запивая почти остывшим кофе. Она сидела на барном стуле за высоким столом-стойкой, разделившим кухню и гостиную, глядя на город за окном зала. Слева шёл коридор, ведущий к ванной и спальне.

– Кея всё завещала тебе. Вряд ли у неё за душой много было, так что... Думаю, ты тут ненадолго, – начал брат. – Я договорился с хозяином квартиры, декада у тебя точно будет. Если что, его зовут Элат Реих, он тут не живёт, но сам зайдёт. Рядом магазины есть, найдёшь. Если нет, посмотри по карте, она на полке лежит. Деньги есть?

– Есть, – буркнула Нура, сползая со стула и относя посуду в мойку.

– Хорошо. Не забудь разобрать вещи Кеи. Её байк подогнали на парковку у дома. И документы посмотри, там, – брат кивнул на выдвижные ящики под полупустыми полками, – бардак был полный. Я еле её паспорт нашёл, чтобы сдать, мама убралась и там, но посмотри, оставь только нужное. Свидетельство о смерти в папке.

Нура подошла ближе, замечая на кофейном столике упомянутую папку и какой-то бумажный пакет, стоявший на полу рядом.

– Это твой?

– Нет. Там вещи Кеи, которые были на ней, когда она...

– Разве это не улики? – удивилась Нура.

– Дело закрыто.

Два слова. Они будто ударили под дых, выбивая весь воздух из лёгких. Пространство перед глазами на миг поплыло, но потрясение оказалось слабее нарастающей злости:

– Матс, что значит «закрыли»? Какого Морока⁶? Почему?

– Потому что Кея упала сама. Что касается письма... Ты видела, сколько тут осталось пустых бутылок? А самокрутки? Я не уверен, что Кея была в себе, когда всё это писала. А ты?

– А я верю сестре!

– Думаю, зря.

– Ну так не думай, всё равно выходит погано! – Горе Нуры сменялось гневом.

В глазах Матса вспыхнул ярость, но тут же погасла, он отбросил рюкзак на серый угловой диван и подошёл ближе, мягко пытаясь объяснить:

– Слушай, понимаю, ты переживаешь больше моего, но... Кея напилась, уехала на своём жутком байке за город, свалилась у какого-то заброшенного многоэтажного дома, увидела его и пошла внутрь. Поднялась, а там, может, споткнулась... Я не знаю. Но она упала. Сама.

Нет, Нура не верила, что Кея просто упала. Она всегда была немного... рисковой, но зачем ей вообще было идти в какое-то заброшенное здание? А в письме она упоминала, что ей угрожали!

– Там не обнаружено следов, – продолжал брат, – так что дело закрыто. Тела Кеи больше нет, а мы подписали все бумаги в морге, помнишь?

Нура не помнила. Она была в таком раздрае, что с трудом могла воспроизвести прошедшие пару дней. Но что делать? Бежать в полицию и убеждать, что подписала бумагу с затуманенным от горя рассудком? Вряд ли они отнесутся с пониманием...

Всё уже списали на несчастный случай, и убийца ушёл от ответственности. Он всё ещё оставался на свободе, всё ещё ходил по земле, всё ещё дышал и наслаждался жизнью, а прах Кеи развеялся по ветру... Её убили, а остальные отвернулись, закрыли глаза на это. Никто не хотел верить, никто не хотел даже предположить, что Кею убили. Им некогда было думать о человеке, от которого остался лишь пепел и слова в письме, проще забыть, закрыть дело. Проще было смириться, это ведь так удобно...

А Нура не могла смириться. Не могла отмахнуться от письма, стереть его из памяти. И для неё стало шоком, что Матс и мама смогли. Наверное, Кея догадывалась о таком исходе. Догадывалась, что они не будут добиваться правды, что они поверят в её испорченность, будто Кея совсем сошла с ума. Поэтому письмо было адресовано Нуре. И она оправдает доверие. Она найдёт убийцу сестры! Обязана сделать это!

Брат и мама уехали за некоторое время до отхода поезда. Как только дверь за ними захлопнулась, квартира погрузилась в безмолвие. Непривычная тишина была почти физически ощутима, как и пустота... Никого и ничего знакомого, только оглушающее молчание чужих стен. Но решительность начать своё расследование не угасала.

– Расследование, – под нос фыркнула Нура.

Слово казалось каким-то слишком громким и амбициозным. А она больших ставок на себя не делала. В конечном итоге нужно только найти улики, узнать о сестре, чтобы заставить полицию возобновить дело. Но что нужно предпринять? Нура знала о расследованиях только из детективных романов и статей о громких преступлениях в далёком прошлом, вроде убийств Аконита или Глифа, происходящих на другом материке зим сто назад.

Итак, с чего начать? Обычно в книгах опрашивают свидетелей или знакомых, но друзей Кеи здесь Нура не знала... Пока что... Но что ещё можно сделать? Найти улики?

Взгляд упал на то, что должно было стать уликами – на пакет с вещами Кеи. Всё, что в нём хранилось, Нура вытаскивала поочерёдно. Сверху лежала кожаная куртка. Локти были стёсаны. Видимо, это случилось из-за падения с байка перед... перед тем, как Кею убили. На штанинах джинсов остались капли грязи, как и на подошвах высоких ботинок, с которых присохшая земля откалывалась крупными кусками.

– И что это даёт? – Скептично спросила вслух Нура. – Знание о том, что Кея ходила по грязи? Да уж, достижение...

На дне пакета валялись мелкие вещи. Наверное, они были в карманах: треснувший нусфон, полупустая упаковка сигарет, зажигалка, какой-то чек и свёрнутый мятый листок. Нура заинтересованно раскрыла его. Это было заявление об увольнении с должности администратора клуба «Серпентс». Дата соответствовала числу за день до обнаружения тела... То ли она так и не отдала заявление, то ли это был черновик. Но в любом случае теперь есть место работы Кеи. Сходить туда стоит.

Нура сложила вещи обратно в пакет. Это всё ещё улики. Пока что только для одного конкретного недодетектива, но если получится, то этот пакет вернётся в полицию, и им придётся повнимательнее изучить все вещи убитой. Сейчас же важно найти этот «Серпентс».

К счастью, в квартире осталась потрёпанная карта города. Наверное, её купила Кея, когда переехала в Рагнар. Нура перелистывала страницу за страницей, пока не обнаружила наконец значок клуба и название небольшими буквами. «Серпентс» оказался совсем близко от дома Кеи, но за окном всё ещё было светло, а клуб вряд ли работает днём. Нужно дождаться вечера. Однако сидеть сложа руки тоже нельзя, потому Нура решила изучить квартиру в надежде найти новые улики.

После маминой уборки везде царил почти пугающий порядок. Даже рамка с детским изображением Кеи и Нуры, обнимающих старого рыжего кота Винсента, оставленная на тумбочке стояла ровно по центру. Слишком идеально. Кея никогда так не жила. Вокруг неё всегда образовывался творческий беспорядок из фантиков, армии немытых кружек и стопок журналов. А здесь слишком пусто...

Нура заглянула в гардеробную у входа. Кажется, мама не успела добраться до сюда. Некоторые вещи лежали запихнутые в угол, другие весели не на вешалках, а просто были перекинуты через штангу для одежды. Что ж, это могло дать хоть что-то...

Кея всегда запихивала в карманы всё, что только можно, а потом забывала. Она не изменила привычкам и в последние годы: в карманах курток, пальто, пиджаков и штанов то и дело попадались какие-то мелочи.

Так, Нура нашла: цветные скрепки; зажигалки; бережно свёрнутую бумажку, на которой было нарисовано дерево с дуплом и три чёрточки с небольшой буквой «С»; мятые сигареты; несколько чеков из булочной с покупкой одной и той же выпечки с клубникой; кучу чеков из кофейни; ещё чеки, но уже из бара, на одном из которых стояла кривая подпись «У»; визитку стриптиз-клуба с нарисованной от руки бабочкой; свёрнутую брошюру храма Маан-маан⁷ с вписанными на край цифрами; нераспечатанный презерватив с рисунком змеи и надписью «2max» и ещё кучу всего... Нура не понимала, что из всего обнаруженного может быть уликой.

В ящике с документами тоже ничего выделяющегося не обнаружилось. Стандартный набор. Что ж, пока негусто. Но в конце концов любая мелочь могла стать уликой, которая выведет на убийцу Кеи.

Когда стемнело, Нура решила, что пришло время для «вылазки». Внутри неё боролись противоречивые чувства: с одной стороны, хотелось забиться в угол, рыдать, вспоминая сестру, и трястись от ужаса; с другой, желание мщения разгоралось всё сильнее, стоило лишь вспомнить, что кто-то посмел убить Кею. Потребность в справедливости не покидала, но её подтачивало беспокойство. Сможет ли Нура что-то найти? Хватит ли у неё сил? А что, если с ней поступят, как с сестрой?..

– Если не ты, то никто, – сказала Кея из зеркала. Точнее, Нура... Осталась ведь только она...

В горле тут же образовался ком. Пришлось поскорее отвернуться от собственного бледного лица с покрасневшими от слёз веками, которое слишком сильно походило на лицо сестры. Лёгкая поступь горя снова слышалась где-то рядом, и Нуре захотелось сбежать из пустой квартиры. К счастью, и повод был – пора собираться в «Серпентс».

Знания Нуры о клубах заканчивались на том, что туда нужно одеться соответствующе, чтобы пустили. А с собой был только ограниченный набор чёрных вещей. Единственной цветной одеждой стала безразмерная университетская футболка, которую Нура использовала в качестве пижамы. Она была зелёного цвета с изображением белого горлицы – символа альма-матер.

Пришлось импровизировать и искать что-то в вещах Кеи. Они с сестрой были похожи. Очень. Но было и отличие – разница в телосложении из-за отличающегося образа жизни. Нура носила одежду на размер-два больше, чем сестра. Некритично, но она комплексовала из-за того, что не может быть настолько изящной. Впрочем, фисташковое мороженое ей всё равно было дороже возможности выглядеть как модель из журналов.

– Ладно, сойдёт, – пробормотала Нура, осматривая обнажённую спину в зеркале. У топа были длинные рукава, он застёгивался на шее, а на талии держался с помощью завязок. Красный, с пайетками, он вполне подходил под клубный образ.

Натянув свои чёрные джинсы, Нура обулась она в найденные в углу гардеробной красные туфли на высоком, но устойчивом каблуке. Судя по девственно-чистым подошвам, на которых сохранился прилепленный ценник, Кея их даже не носила.

Волосы Нура распустила, и они свободно рассыпались по плечам и спине, щекоча лопатки. Пришлось даже сделать макияж, чтобы скрыть тени под глазами. Захватив небольшую чёрную сумочку, Нура наконец покинула дом.

Во дворе, горели магические фонари, освещая тротуар и дорогу. Света была более чем достаточно, а вдали слышалось движение мобилей, которое в столице одного из кантонов не угасало, видимо, даже поздним вечером.

Каблуки застучали по тротуару. Нура неторопливо брела мимо парковки, вспоминая дорогу, которую запомнила по карте.

– Эй! – раздался громкий мужской голос откуда-то сбоку.

Краем глаза удалось уловить движение на парковке. Нура опустила голову, уставившись на лакированные носы туфель, которые будто горели в темноте. Оставалось лишь надеяться, что зовут не её. Никаких способов защиты, кроме молитвы духам предков, при себе не было.

– Йон!

Нура вздрогнула, услышав собственную фамилию. Горло сдавило от страха. А что, если её похитят? И убьют, как убили сестру? От ужаса участился пульс, ладони вспотели.

Резко развернувшись, Нура замерла, изумлённо глядя в жёлтые глаза с узкими зрачками...

ПРИМЕЧАНИЯ:

1) Кантон – административно-территориальная единица внутри государства.

2) Нусфон – аппарат для передачи и приёма мысли в виде звука и текста на расстоянии между двумя немагами или между немагом и магом. Передача осуществляется посредством магических сигналов.

3) Мобиль – аналог машины, двигателем которой выступает магический артефакт.

4) Шаран – название мира, где происходит действие.

5) Древняя родина – обозначение Земли у местных.

6) Морок – в культуре местной страны, могущественный дух, желающий уничтожить мир. По преданиям ныне заперт в недрах континента, однако может являться в дни истончения барьера между мирами, наводя морок на людей.

7) Маан-маан – досл. Мать матерей. Богиня, единая в четырёх ликах.