Найти врага

Джокер вообще не собирался отмечать двадцать девятый день рождения и не понимал, зачем это вообще нужно, ещё и в большой компании — не юбилей всё-таки, нечего тратить кучу времени и денег. Да и планы почти до вечера, и все, увы, рабочие: переговоры, выяснение отношений с клиентами, разбор полётов с пацанами, обмен денег на товар от проверенных партнёров Ворона и подготовка дома к скорому приезду американского друга. А отпраздновать можно было и в узком кругу на выходных, тем более отчим уже предложил вариант с его загородным домом в посёлке — шашлыки, природа, чистый воздух. Но Ира в своём желании устроить своему молодому человеку праздник с сюрпризом оказалась очень настойчива, а Джокер ей отказать просто не смог, потому за несколько дней до события передал запасной комплект ключей и просьбу "ничего не разнести".

Возвращаясь из посёлка в город вместе со Шрамом, как одним из гостей, он ожидает встречи с парой десятков знакомых, с кем поддерживает достаточно близкие отношения, чтобы их можно было пригласить на вечеринку — в том, что Ира устроит балаган с последствиями в виде заявлений от всех жильцов парадной, Саша даже не сомневается. Надеется только, что она не притащила в его квартиру шарики и конфетти, которые придётся доставать из всех доступных и недоступных мест. Кто бы что ни говорил, но Джокер с уважением относится к сотрудницам клининговой компании и не желает им трудностей. А трудности будут — он уверен.

Музыку и голоса они слышат ещё с лестничной площадки этажом ниже. Оно и понятно, сам сказал: "Задержусь, начинайте без меня". Джокер звенит ключами. Перекрестился бы, да только в Бога особо не верит. На часах двадцать минут десятого, время детское, и соседи бучу пока не подняли. Что ж, уже хорошо. Открыв дверь, парни погружаются в атмосферу веселья, приправленного хорошей порцией алкоголя.

Джокер усмехается.

— Им и без нас нормально.

Шрам хлопает друга по плечу и закрывает за ними дверь. Музыка из конца прошлого десятилетия играет настолько громко, что их появление даже не сразу замечают. Оборачиваются, лишь когда один из гостей подпрыгивает и начинает махать руками, сообщая, что виновник торжества соизволил прибыть.

— С днём рождения! — из толпы выскакивает Ира и набрасывается на него с объятиями и поцелуями. — Мой подарок в спальне на столике, остальные тоже.

— Ага, спасибо, — отвечает он ей и толпе, выкрикивающей поздравления наперебой.

Улыбается, рассматривает людей и не узнаёт даже половины из них, а многие ещё разлетелись по комнатам и балкону с отличным видом на вечерний Питер. Джокера радует отсутствие мишуры и прочей стандартной атрибутики, присущей большинству праздников. Но настораживают гости, явившиеся в дом к незнакомому человеку и чувствующие себя как рыба в воде. Раньше он бы и внимания не обратил — чем больше народу, тем веселее. Но со временем набравшись опыта стал относиться к посторонним с подозрением. Выгнать бы их всех, только Ира расстроится, а она же вроде как старалась.

Он это ценит, конечно, но проще не становится.

"Если она подразумевала под сюрпризом всех этих левых людей, то такое себе".

Шрам по левую сторону от него усмехается, разглядывая гостей.

— Я, конечно, знал, что у тебя много друзей. Но о таких масштабах не подозревал.

— Ну да, — вздыхает Джокер, — я тоже.

Он оставляет в прихожей ботинки и идёт к себе в комнату, очень надеясь, что её не облюбовали какие-нибудь голубки. Время всё ещё детское, но это не повод полагать, что никто не додумается завалиться к нему в кровать. И ладно, если бы Шрам какой-нибудь или Ерёма, что навряд ли — им простить можно, — но не те, кого он не знает. В комнате пусто, темно и немного прохладно — идеально для уставшего после тяжёлого дня человека. Щёлкнув замком, Джокер прислоняется спиной к двери и выдыхает. Он может и рад поздравлениям, вниманию и возможности расслабиться под песни любимых групп и алкоголь, только веселиться совершенно не хочется. Перенести бы эту вечеринку на выходные, но уже поздно. А главный Ирин аргумент:

"В городе праздник, будут запускать салют! Представим, что в твою честь. Ну круто же!"

Круто, конечно, только он на эти салюты уже насмотрелся. А отказаться не получилось — она на него как-то странно действует, будто магически, перечить ей не удаётся. Романтики бы это любовью назвали, но у Джокера на такое язык не повернётся. А другого слова ещё не подобрал.

Хочется забраться под одеяло и проспать до самого утра, пока трель будильника не разлучит их. Но обстановка не располагает, а через пару минут уже начинают долбиться в дверь.

— Щас выйду! — бросает Саша, не скрывая недовольства в голосе. — В собственном доме одному побыть нельзя.

— Ждём! — отвечает ему Ира и, стукнув ещё раз, уходит.

Джокер проходит к шкафу мимо столика, краем глаза замечая большую коробку тёмного цвета, перевязанную вроде бы белой лентой. Рядом с ней ещё всякие свёртки, коробки поменьше и конверты, где Саша предпочтёт найти пару миллионов долларов на карманные расходы. Он бы может и рассмотрел всё это великолепие повнимательнее, но сейчас нет ни времени, ни желания. Может немного попозже, как все разойдутся.

Гости продолжают раскачиваться штормовыми волнами под знакомый трек, когда Джокер возвращается к ним в свободной чёрной рубашке с закатанными по локоть рукавами и брюках — в этом гораздо удобнее, чем в "рабочих" тряпках, которые пора швырнуть в машинку. Ире в этот момент старается на глаза не попадаться, иначе придется вливаться в танцующую толпу. Он даже знает, что она на это скажет.

"Ну это же твой праздник!"

И Саша будет вынужден согласиться, хотя на самом деле считает совершенно иначе.

"Да нет, дорогая, это твой праздник, потому что только тебе он и нужен".

А ему нужен покой.

Шрам, сидя за барной стойкой с одним из Джокерских подопечных, потягивает что-то густо оранжевое, похожее на апельсиновый сок. Пригнувшись, Саша протискивается между гостей и подходит к ним.

— С днём рождения, — бросает молодой парень, едва отметивший двадцатилетие.

— Спасибо. — Джокер кивает и берёт со стойки бокал со льдом и лимоном.

"Всё же бойкот пиву устроила", — усмехается, рассматривая коктейль.

— Что-то ты совсем не весел, — замечает Виталя. — Вечеринка не нравится?

Саша тут же отвечает:

— Да нормально.

Но задумывается. Всё и правда нормально, не считая левых людей на хате, просто ему это не нужно: ни гостей, ни развлечений, ни этого долбанного салюта, будь он неладен. Да и Ира, действующая на него очень странно и неправильно, вроде как тоже не особо нужна. Может в Джокере говорит банальная усталость, а может и правда что-то не так?

"Да нет, — думает он, — вроде бы всё ок".

Они вместе практически полгода и за этот достаточно длительный для Саши срок ни разу не поссорились, научились хорошо друг друга понимать и жили душа в душу. Для него эти отношения подобны чуду, похожие на ту самую чистую и искреннюю любовь, описанную в десятках романов с полок личной Ириной библиотеки. И не скучно, и нервничать не приходится, и всё его устраивает.

А внутри какой-то червячок сомнений дырку прогрызает.

Не бывает в понимании Саши таких отношений. Не видел, не верит. А то, что в книгах пишут — так это для тех, кому подобного в жизни мало или вообще не хватает, а испытать хочется. Только Саша — не герой романа и натура ни разу не романтическая, для него такое странно, глупо и неестественно. И эти глупости, окутавшие с головы до ног, в какой-то момент начали постепенно его менять. Добрее как-то стал, спокойнее. Не в его деятельности доброту проявлять. И мир не для него, хоть именно этого он и хотел.

Джокер, добро и мир — вещи совершенно несовместимые.

Саша качает головой, отгоняя внезапные, непрошеные мысли. Всё нормально, прекрасно, замечательно. Идеально. Лучше и быть не может.

Аж тошнит.

Подносит коктейль к губам, но, так и не сделав ни глотка, ставит обратно на стойку. Задумчиво смотрит перед собой, чуть наклонив голову и неожиданно выдаёт:

— У кого сигареты есть?

Шрам смотрит удивлённо. Заметно напрягается, но шарится по карманам и кладёт полупустую пачку на столешницу.

— Отлично, пошли.

Парнишка остаётся один с бокалом, к которому Джокер так и не притронулся, а они с Виталей идут на балкон. Выгоняют парочку, прикрывают дверь и распахивают окна. Здесь можно не повышать голос, пытаясь перекричать грохот, от которого начинает болеть голова.

"Надо бы таблетку выпить".

Здесь одежда не пропитывается жаром, алкоголем и въедливым запахом чьих-то дико приторных духов — Саша не уверен, что их удастся быстро вытравить из воздуха, даже если он откроет все окна в квартире. Повернувшись к улице спиной, закуривает. Знакомая горечь оседает на языке, отравляющий никотином дым стремится в горло сизым облаком. Джокер делает выдох.

— Чего это с тобой? — хмуро интересуется Шрам. — Год держался, и тут на тебе.

Саша только отмахивается. И не то чтобы не хочет отвечать, просто нечего. Что такого произошло, что он на свой двадцать девятый день рождения решил вернуться к одной из старых вредных привычек? Джокер хмыкает, сам себя не понимая, и затягивается. Выпускает облако дыма в потолок и пожимает плечами.

— Да так, просто захотелось.

Он себе не верит. Виталя тоже.

— Предчувствие какое-то?

В этот раз Саша улыбается почти искренне. Надо же, он и забыл, что курить раньше тянуло перед началом каких-то проблем. А если в пепельнице оставались две до фильтра выкуренные сигареты — пиши пропало, не иначе близится конец света. Именно поэтому Шрам и волнуется.

"Лучше б предвидел, чё именно произойдёт, а не строил из себя чёрную кошку, которую туда-сюда по дороге шатает".

Удивляло, как он действительно с кучей проблем за последний год ни разу к сигаретам не притронулся.

Но сейчас Джокер всего лишь испытывает дискомфорт в компании незнакомых людей на своей территории. Не нравится ему это — весомая и вполне объяснимая причина.

— Ничего такого.

— Но ты ж мне сказал бы, если б чё-то не так было, да?

— Обязательно.

А потом тянется за второй сигаретой и напрягается, будто и правда предчувствие вновь заработало. Пожалуй, на этом стоит остановиться, пока вселенная от дыма не схлопнулась. Пальцем задвигает к остальным, но остаётся в той же позе. Смотрит через стекло на танцующих, ловит взгляд довольной проделанной работой Иры и думает, что всё же его такое положение вещей полностью устраивает.

Он же этого и хотел.

От мысли, что его бросает из стороны в сторону как на американских горках, хочется только смеяться. Глупо отрицать, что что-то не так и твердить себе и другим, что всё впорядке, если внутри вот так жёстко мотает.

Громко хлопает входная дверь — один из гостей то ли вышел подымить в парадной, то ли решил убраться восвояси. Сашу второй вариант полностью устраивает.

— Ирка ж вроде не любит курящих, — уточняет Виталя, замечая их переглядки.

— Ну да, есть такое, — подтверждает Джокер, крутя в руках пачку сигарет.

— И не бежит сюда ругаться?

Она вообще не в курсе этой детали его прошлого, хотя курильщиком Джокера можно назвать с натяжкой — сигарета во рту как предвестник проблем пару раз в неделю, а-то и реже. И именно потому, что она никогда прежде не видела его курящим, картина кажется несколько странной. И правда, почему Ира ничего не говорит? Не из-за дня рождения же, честное слово.

— Может потом предъявит, — усмехается он.

Но это дело десятое. Сейчас Джокер хочет как можно быстрее избавиться от лишних людей, оставив только близких, или вообще выгнать всех из квартиры и отправиться спать. А с утреца осмотреться на предмет исчезновения дешёвых сувениров, привезённых из какого-нибудь условного Тайланда. Заодно и презенты разобрать, если время останется.

Часы отмечают десять ночи, и в небе вспыхивает и грохочет салют, разлетаясь брызгами шампанского, но Саша не оборачивается. Ему совсем не интересно, что происходит по ту сторону окна, когда жизнь сосредоточена в трёхкомнатной квартире с кучей народа, пришедшего на его день рождение лишь ради того, чтобы напиться за чужой счёт. Джокер их всех хорошо понимает и не удивляется массовой наглости — пригласили ж, так чё бы не нажраться.

Салютный залп взрывается вновь. Джокер потягивается, отводя плечи назад, и собирается вернуться к остальным, но резко наклоняется вперед и замирает, опершись левой рукой о подоконник. Дыхание сбивается от острой, жгучей боли в спине и области сердца, словно в него вонзили тонкий раскалённый штырь. Картинка перед глазами сверкает слишком яркой вспышкой и в миг теряет очертания, становясь чем-то бесформенным за запотевшим стеклом. Не понимая, что произошло, Саша хмурится и кашляет.

— Ты чего? — слышит он взволнованный голос Шрама, но боль будто обрывает все нити контроля.

Пачка сигарет падает на пол. Вместо неё на ладони расцветают алые пятна крови, стекающей из уголка рта. Сделать вдох не получается, лёгкие опаляет. Саша затуманенным взглядом смотрит на свою руку, чувствуя, как во рту собирается расплавленный металл.

— Джокер! — кричит Шрам, удерживая его за локоть.

Саше кажется, что всё происходит слишком медленно, а лучше бы поскорее закончилось, потому что боль просто невыносима, и он ничего не может с ней сделать. Скривив губы в подобие улыбки, он закрывает глаза и теряет воспалённое страхом сознание.

Если в последние мгновения перед глазами должна пронестись кинолента жизни, то Саша, кажется, и не жил вовсе.