Эпилог
Лалиса вздрогнула; обычно её нельзя было так легко напугать, но это место вызывало не самые приятные эмоции. Рука Чонгука поддерживающе сжимала женскую ладонь, он большим пальцем проходился по загорелой женской кожи, чувствуя исходящее от напарницы волнение.
— Манобан, всё будет хорошо, — тепло подбодрил детектив, смотря на то, как Лалиса нервно постукивает ступней. Она лбом уперлась в его руку, пряча взволнованное лицо за подрезанными каштановыми волосами.
— Ты знаешь, что я тебя ненавижу.
— Конечно, — насмешливо хмыкнул Чон, прикоснувшись губами к костяшкам на руках. Манобан не могла понять, почему он выглядел настолько спокойным, в то время как она сходила с ума внутри. — Не переживай, я при любом раскладе останусь рядом.
«Тебе легко говорить», — нервно подумала про себя Лалиса, безуспешно справляясь с сумасшедшим мандражом. Её тело напоминало одну большую вибрирующую струну, с учетом того, как неловко она дергалась и пыталась унять сдавшие нервы. Почему Чонгук оставался настолько непробиваемым? Разве это не касалось их обоих?
— Мисс Манобан, — прозвучало вместе с доносящимися шагами из открытой двери в медицинский кабинет.
Лалиса напряглась, чуть отстранившись от своего молодого человека, и внимательно посмотрела на врача. Ей стало страшно, она с переживанием ждала минуту объявления результатов. Чон тоже заметно насупился, сильнее удерживая пальцы напарницы в замке из ладоней и нетерпеливо выжидая вердикта. Женщина поправила очки на переносице.
— Не знаю, обрадую Вас или расстрою, но хочу довести до Вашего сведения, что анализ ХГЧ не подтвердил факта беременности. Полагаю, задержка вызвана сильным стрессом, возможно акклиматизацией. Вы случайно не были за границей недавно?
Манобан так сильно волновалась последние двадцать четыре часа из-за своей предполагаемой беременности, что первое, о чём подумала после услышанного — о неоткупоренной бутылки рома «Санг Сом». Она не сдержала истеричного смешка, сорвавшегося с губ вместе со вздохом облегчения.
— Да-да, — быстро выдала Лалиса, сбросив гору переживаний и расслабленно упав на оставшуюся часть кушетки. Она казалась слишком взбудораженной, чтобы подавлять эмоции, — мы… Мы как раз только прибыли из Таиланда.
— А тест? — с неким скептицизмом уточнил Чонгук, внешне сохраняя выдержку, но внутренне тоже поздравляя себя с заметным облегчением.
Врач прошла за стол из темного дерева, присев и прокрутившись на стуле в сторону большого ящика с карточками пациентов.
— Вы же знаете, они не всегда говорят правду. Анализы в этом плане гораздо более надежные источники, — сообщила женщина, явно недовольная вопросом Чона. Её взгляд оставил лицо пациентки и устремился к бумагам.
Она восприняла данный выпад в сторону своей профессиональной компетенции, но детектив ничего подобного не имел в виду. У Чонгука в крови текла подозрительность и наблюдательность, неудивительно, что ему хотелось знать наверняка. Особенно в столь деликатном вопросе.
— Значит, я не беременна? — ещё раз уточнила Лалиса, приняв сидячее положение на кушетке и продолжив наблюдать за происходящим сверкающими глазами; непробиваемая маска врача её мало трогала. — Точно?
— Абсолютно.
Манобан инстинктивно повернулась к Чону, чтобы посмотреть на его сдержанную реакцию. Чонгук медленно прикоснулся к щеке напарницы и кивнул. По нему нельзя было утверждать однозначно, однако Лалиса всё же прочитала небольшую… разочарованность?.. возникшую в короткой улыбке.
— Я же говорил, что всё будет хорошо.
— Ты много чего говорил, — шутливо подметила Манобан, возвращаясь к врачу, занявшемуся бумажной работой, — простите, это значит, что мы можем идти? Или мне нужно сдать какие-то ещё анализы?
— Да, конечно, Вас никто здесь не задерживает, — чуть грубо выдала женщина, приподняв голову на довольно странную парочку. Ей ужасно не терпелось закончить свою смену, длительность которой зависела от двух молодых людей, сидящих перед ней, — но, если Вы так переживаете из-за незапланированной беременности, то стоит рассмотреть и другие средства контрацепции. Например, таблетки, спираль или инъекции.
— Спасибо большое, я подумаю об этом, — быстро отозвалась Лалиса, понимая, что просто мечтает оказаться в квартире Чонгука и откинуться на россыпь подушек. Ни о чём не размышлять, ни о чём не переживать — просто лежать и наслаждаться безмятежностью момента.
Они оба почтенно поклонились в качестве благодарственного жеста на прощание, вынырнув из кабинета в широкий и пустой холл медицинского здания. Манобан только сейчас выпустила руку напарника, взъерошивая растрепавшиеся волосы и поправляя теплую мужскую кофту.
— Нужно действительно подумать на счёт противозачаточных, — заговорила Лалиса, переваривая ситуацию ещё и ещё, — потому что ты очень ненадежный дружок в этом плане.
— Если бы ты так интенсивно на мне не ёрзала, может быть, презерватив и не порвался бы, — прытко ответил Чонгук, явно задетый выдвинутым обвинением, — и вообще я всегда очень осторожен. Кто виноват, что ты возбуждаешься в самые неподходящие моменты?
— Чего? — в этот раз настала очередь Манобан возмущаться. Она чуть не подавилась, пока набирала полную грудь воздуха. — Например?
— В подсобке что было? — припомнил Чон, зайдя в их спор прямиком с козыря. Он мог бы оставить небольшую шалость в стенах учебного заведения на потом, но решил, что напарнице всё равно нечем крыть, так зачем откладывать самое лакомое? — Решила, убраться и вместо швабры случайно села на меня?
Лалиса заметно стушевалась и покраснела, точно вспомнила о произошедшей ситуации. Она далеко не гордилась данной страницей своей биографии, но… Чёрт, кто позволил детективу бродить в чёрной хлопковой рубашке с закатанными по локоть рукавами и тремя расстёгнутыми пуговицами по университету? Да ещё и так сексуально поправлять волосы, вызывающе открыто флиртовать со студентками. Конечно, это было их прикрытие, но она тоже не железная — подкараулила и затащила просто поговорить. Объясниться, ненавязчиво напомнить о том, что у него есть девушка.
Кто виноват, что пространства оказалось неизбежно мало, из-за чего она вынужденно прижалась к нему? Дальше природа взяла своё; а Лалису взял Чонгук.
— То-то.
— Ты бы мог выглядеть менее откровенно, — наконец спарировала Манобан, но рассудком понимала, что нашла очень слабую отмазку для дискуссии. Главное — гнуть свою линию до конца, может быть и из этого безвыходного спора вышло бы что-то подобающее, — и не смотреть на всех, как будто… Как будто…
Чонгук усмехнулся, наблюдая за побежденной соперницей. Что же, это была лёгкая битва, поскольку он изначально знал о своем безоговорочном влиянии и её слабоволии перед ним. Покорность и преданность, которую детектив не понимал, каким образом сумел заполучить.
— Как будто?
— Как будто ты — международный плейбой, — заключила Лалиса, недовольно сводя руки на груди. — Будто меня не существует в этом мире. И вообще никто не заставляет отвечать на моё возбуждение.
Они дошли до лестничной площадки, когда Чон дотронулся до локтя Манобан и тут же притянул её к себе, оставляя на губах рванный и терпкий поцелуй. Такое недоверие задевало и беспокоило; он не хотел, чтобы она чувствовала себя ненужной или неособенной.
Ведь, в сущности, для него Лалиса и была самой особенной и желанной. Чонгук никогда бы не подумал, что сможет сгорать от любви или прикосновений к кому-то, пока пожар, разжигаемый внутри от одного её присутствия, не захватил его. Он прежде и не любил; ему казалось, что апогеем чувствительности была Юи, пока Манобан прочно не обвила его мысли, точно виноградной лозой. Она была везде и во всем, а если её не оказывалось поблизости, внутри возникала непреодолимая пустота.
— Ты знаешь, что я не могу устоять, когда ты меня целуешь.
— Знаю, — тут же отчеканил Чон, ощутив как руки напарницы смыкаются за его шеей.
Подумать только: три с половиной месяца назад, Чонгук был уверен, что никогда не добьётся от неё даже дружеского приветствия. Сейчас же Лалиса находилась в его объятиях, прижималась родными губами и пропускала между фалангами темные локоны. Два года назад не один из них не поверил бы в такое ошеломляющее будущее. Сейчас же никто не мог представить ситуацию иначе.
— Кажется, я люблю тебя, — неосмотрительно выдал Чонгук, понимая, что нашёл абсолютно не место и не время для признаний.
Но слова сами вырвались из груди. Он прежде ещё ни с кем не делился чем-то настолько громким, делающим его существенно уязвимее. Лалиса — его ахиллесова пята, но вместе с тем и благословение. Чон не знал, куда их заведет эта тропа, но хотел пройти весь путь: от начала и до конца.
— Кажется? — недоуменно уточнила Манобан, почувствовав дикое ликование, зарождающееся на кончиках пальцев и поднимающееся всё выше. К грудной клетке, делая каждый вдох желаннее предыдущего. Прежде Чон никогда не упоминал таких сильных слов, по крайней мере, не со своей стороны и не в её адрес. — Чонгук, мы вместе всего три месяца, ты не должен кидаться чем-то таким громогласным, если в этом не уверен.
— Я знаю тебя чуть больше четырех лет. Год, из которого, мы провели вместе. И ещё сейчас… — он попытался набраться смелости, чтобы произнести то, к чему приходил последние двадцать четыре часа. Не только Лалиса полностью пересмотрела свои приоритеты и жизненные планы, пока они оба подозревали беременность, — я не умею говорить такие вещи, но… То, что между нами, оно ощущается по-другому, понимаешь? Раньше мне было просто хорошо с девушками и в отношениях, я не ощущал особой привязанности или любви как таковой. А с тобой… Да я даже слов не могу подобрать…
— Неужели всё настолько плохо? — решила разрядить обстановку Манобан, понимая, как тяжело даются Чонгуку эти слова. Его темные глаза в свете больничных ламп смотрелись особенно черными, отчего становилось не по себе.
— Наоборот, — проигнорировав внутренний порыв пожурить «я-вообще-то-тут-тебе-в-любви-признаюсь-Манобан», продолжил Чон, сглотнув, — всё настолько хорошо, что даже страшно. Я привязался к тебе, очень сильно. И если бы наши опасения сегодня подтвердились, то был бы даже рад… Это пугающе? Что я так чувствую?
Лалиса немного помедлила с ответом, пытаясь уложить в голове кусочки пазла. Его откровение застало врасплох. Она никогда не переставала удивляться многогранности личности Чонгука, казалось, что они друг друга и не знали так хорошо до трех прошедших месяцев. Манобан буквально выть хотела от разрывающего счастья, потому что всё происходящее напоминало какую-то нереальность. Детектив тоже чувствовала особую, сумасшедшую привязанность и покорность, заставляющие думать о своей ненормальности.
А выяснилось, что это просто любовь. Во всех её проявлениях, чистая, искренняя и истинная.
— Я тоже люблю тебя, Чон Чонгук. Всегда любила.
Руки Чона нашли женскую талию, а губы — её губы, что было так привычно и правильно.
Раньше детская наивность и мягкость характера в ней казались несколько отталкивающими, но сейчас ему не хотелось ничего менять. Он вырос; юношеские заскоки больше ни на что не влияли, жизненные ориентиры приобрели более чёткие границы. И его внутренний компас без заминки указывал лишь в её сторону.
— И ещё раз до свидания, — послышался из-за спины голос женщины-врача, которая ступила на лестницу, обогнув заслонившую проход парочку.
Лалиса тут же сильнее вжалась в Чонгука от испуга и неловкости, заставив его втянуть себя в объятия. Чон демонстративно прокашлялся, наблюдая за тем, как осуждающая их раскрепощенное поведение врач спускалась вниз.
— Чонгук?
— М?
— Ты уверен, что это я возбуждаюсь не вовремя? — довольная своей ответной колкостью, прошептала Манобан, точно хитрая лиса. Чон сглотнул от волнительности момента.
— Машина или кабинет? — Вскинул брови Чонгук, понимая, что пасовать не было смысла. Ему нравились их маленький перебранки; иногда удовлетворение, получаемое от увлекательного спора, граничило с удовольствием от оргазма.
Лалиса побеждено хмыкнула, схватив ладонь напарника, и медленно потянула за собой к выходу.
~
Дженни не могла уснуть. Предсвадебный мандраж — дело абсолютно нормальное, но Ким никогда не подозревала, что он сможет её застать. В первый раз она никак не переживала, напилась накануне в стельку, отчего едва не проспала важное мероприятие. А сейчас же весь день ходила как заведенная, перепроверяла списки гостей, звонила в есикчжан* и уточняла всё ли в порядке. На третий раз управляющая деликатно намекнула, что при следующем звонке снимет бронь, чтобы Ким наконец могла волноваться не зазря.
Дженни ворочалась из стороны в сторону. Сначала бок затек, потом шея, потом рука неприятно лежала под подушкой. Казалось, ещё немного и она бы взбесила саму себя. В очередной раз богачка повернулась в сторону стены и неприятно зажмурилась, пытаясь вспомнить хоть один бухгалтерский отчёт с дебетами и кредитами, которые всегда вызывали в ней непреодолимое чувство сна. Но и это не помогло, играющие в воображении числа, перескакивающие с одного счёта на другой, добавили новую волну беспокойства, теперь уже по поводу дел в отеле.
Рука Тэхёна резко обвила тело невесты, заставив ту ощутимо вздрогнуть. Она замерла на месте, не зная, как отреагировать на такую собственническую замашку; ей все ещё было неудобно лежать.
— Ты чего крутишься вокруг своей оси? — тут же ласково спросил Ким, приоткрыв один глаз, чтобы попытаться различить силуэт возлюбленной в ночи. — Бессонница?
— Больше похоже на истерику, — честно призналась Дженни, обреченно выдохнув, — у меня ощущение, что всё может пойти не так. Не обычное плохое предчувствие, а просто… Как навязчивая идея, что всё разрушится. Ты вот не волнуешься о завтра?
— А должен?
— Ну, я не знаю. — Ким повернулась к нему лицом, придвигаясь чуть ближе. — Даже чуть-чуть?
— Джейн, мы даже живём вместе продолжительное время. Оттого, что кто-то оформит это юридически, моя любовь к тебе не изменится. — Если бы свет оказался включен, светлая улыбка Тэхёна стала бы видна. — Почему я должен волноваться перед тем, как отпраздновать с другими своё счастье?
Дженни знала, что он стопроцентно прав, однако не могла также расслабленно отнестись ко всему. Практически отстраненно, будто они собирались становиться не мужем и женой, а отправлялись в магазин за покупкой продуктов.
— А, что, если что-то пойдёт не так? — внезапно уточнила Ким, приподнявшись на локте. — Я не знаю, что может пойти не так, потому что я проверила и перепроверила всё, что только можно, но… Это же мы, с нами всегда что-то не так.
— Нам грозит только нехватка закусок, — беспечно усмехнулся Тэхён, поправив одеяло, спавшее с плеч невесты, — в чём смысл свадьбы, если ты не получаешь от неё удовольствие, а лишь переживаешь?
Дженни задумалась над его словами. Правильными, хорошо подобранными, её сознание понимало, что всё так и есть, так, как должно быть. Однако внутренние инстинкты били истеричную панику, ей дышать становилось всё сложнее и сложнее, когда она представляла себя и Тэхёна в зале бракосочетания.
— Джейн, — смягчившись, обратился к ней Тэхён, теперь уже полноценно проснувшись, — а ты вообще этого хочешь?
О, нет. Ким совершенно не желала, чтобы жених подумал об этом в таком ключе. Просто она чокнутая и безумно эмоциональная, перепроверяющая всё по тысячу и одному разу. Дженни ужасно хотела стать его миссис, носить кольцо и все остальные регалии, хотела создать с ним семью и вырастить симпатичных ребятишек. Но свадьба, ставшая трамплином для их будущего, отчего-то вызывала только огромную порцию переживаний и необоснованных волнений. Неприятных волнений.
— Конечно, я просто…
— Тогда всё, не давай себе поводов для нервного срыва, — утвердительно заверил Тэхён, притянув возлюбленную к себе и не приняв во внимание других возражений. Он знал, как и что делать, чтобы её успокоить — его объятия, казалось, были антидотом или обезболивающим для большинства проблем.
Когда Дженни уткнулась ему в грудь, то почувствовала себя невероятно удобно. Лучше, чем на подушке или на спине или в кипе любых других поз, которые сменила за прошедшие часы бессонницы. Ким боялась забыть свадебную клятву, боялась споткнуться, пока будет идти в сторону жениха, боялась ненароком поднять голову, нарушив главную южнокорейскую традицию. Но это всё было такими мелочами по сравнению с тем, как она его любила.
Чертовски. Сильно. Если отключить нерациональную панику, Ким знала, что пусть даже черная кошка дорогу перебежит — она гордо переступит черту и скажет заветное «Е»**. В конечном итоге, Тэхён прав, это был их день.
Только его и её. Никакие повядшие цветы в букете или нехватка стульев не могли изменить сумасшедшего желания стать друг для друга мужем и женой.
~
Чимин смотрел на ровную и симпатичную фигуру Чеён в его подарке — красивом коротком платье с закрытым верхом. Он не мог поверить, что эта красавица в центре клуба, общающаяся с посетителями, его девушка. Высокая, стройная, улыбчивая и уверенная. С тех пор, как они начали встречаться, Розэ наконец-то почувствовала свою мощь, научилась использовать весь сокрытый потенциал, становясь в разы привлекательнее (хотя, казалось, что такое было просто невозможно). Её молочные зубки сменились на коренные.
— Иногда я побаиваюсь такой Чеён, — честно ответил Хосок, протянув начальнику напиток. Чимин перенял бокал с любимым коктейлем и вернулся к приятной сердцу картине. Давненько он не заглядывал в клуб, а как следствие — не наблюдал за её работой здесь.
— Почему?
— Ну, она такая волевая, — постарался объясниться Чон, чтобы не выглядеть бестактным сплетником, — раньше очень переживала и волновалась, а теперь переживают посетители, когда она к ним подходит. Но в приятном ключе, если Вы понимаете, о чём я, — игриво вскинув брови, пояснил Хосок, замечая некоторое смятение, взыгравшее на лице босса.
Было глупо отрицать, что к Розэ проявляют интерес и другие мужчины, особенно сейчас, когда, благодаря новому статусу, занимаемому в клубе, пригласить её на свидание стало не зазорно. Однако и бездействовать в таком случае тоже не рекомендовалось. Кто знает, какие границы могли перейти эти бессовестные бизнесмены?
— Хоби, кто-то из постоянных клиентов подкатывает к моей девушке? — тут же осведомился Чимин, напрочь забыв про стоящий пред носом коктейль и профессиональную субординацию. — Хорошенько подумай, прежде чем ответить.
Розэ нагнулась к очень настойчивому посетителю, выслушивая очередную несмешную шутку и даря одну из своих фальшивых улыбок. Её взгляд скользнул по помещению, в сторону Пака, а затем тут же вернулся обратно к собеседнику. Хосок растерялся, проследив за ревностью, разгорающейся в глубоких глазах Чимина.
— Эм… Все? — после небольшого размышления выдал бармен, приступая к коктейлю, когда один из бизнесменов жестами попросил повторить напиток, — я не могу выделить кого-то отдельного, она ведь постоянно купается в мужском внимании. Не сказал бы, что это ей нравится. У нас даже есть свой трюк, чтобы отвадить надоедливых сердцеедов, если они пристают к ней за барной стойкой.
Чимин почувствовал, как мышцы под рубашкой довольно ощутимо напряглись. Посетитель попытался дотронуться до свисающих дождиком сережек Чеён, тогда она профессионально отодвинулась, не подав и виду.
— Напомни, чтобы я выписал тебе премию в конце месяца, — быстро бросил Пак перед тем, как удалиться в сторону своей девушки и её горе-воздыхателя.
Розэ пыталась всеми силами отыскать отмазку, чтобы аккуратно и тактично уйти в подполье. Обычно у неё получалось легко избавиться от надоедливого завсегдатая, но не сегодня, поскольку этот чиновник был слишком важен для клуба. Применять на нём стандартную схему она не могла, приходилось поддерживать разговор и улыбаться. Беззастенчиво много, до сведенных скул.
— Чеён, — спасительно донеслось откуда-то со стороны, заставив невольно обернуться. Властная фигура её молодого человека поспешно сокращала между ними расстояние, демонстративно разминая пальцы.
Пак выпрямилась и неловко поправила юбку платья. Она казалась крайне удивленной, хотя и знала, что по просьбе Сокджина, Чимин должен был приехать и проследить за порядком в клубе. Чиновник откинулся на кресле, поприветствовав новое лицо поднятым бокалом с бурбоном.
— Мистер Пак, — пьяно пролепетал мужчина, показательно сделав глоток, — давненько мы с Вами не пересекались. Как мама?
— Спасибо, чудесно, — наигранно приветственно ответил Чимин, демонстративно положив руку на талию Чеён и приблизив к своему боку.
Розэ повиновалась, не рискнув перечить, и продолжила стоять в приятных тисках. Ей даже было интересно, что за цирк Пак здесь устроил, и как он намеревался его закончить; словно прочитав мысли возлюбленной, Чимин не стал медлить, указательным пальцем повернул женский подбородок и без предупреждения поцеловал.
— Привет, котенок, прости, что задержался, — самой обворожительной, из имеющихся, интонаций протянул Пак, крепче обхватив пальцами талию. И снова показательно приблизился к губам.
«Чего-чего?», — непонимающе пронеслось в мыслях Чеён, округлившей глаза от раскрепощенного отношения начальника. Они с Чимином заранее обговорили, что не хотят всеобщей гласности, поэтому, если и встречались в клубе, то вели себя довольно сдержанно и профессионально. А тут на глазах у всего светского общества Сеула и коллег устроили прелюбодеяние.
— Ого, — удивленно присвистнул чиновник, расхохотавшись, — вот это я понимаю, служебный роман. Ну, за вас, голубки, — веселым тоном добавил, опустошив бокал залпом. — Мино, детка, продублируй, пожалуйста…
Розэ все ещё находилась в большом шоке.
— Пак. Чимин, — едва ли не шикнула на него Чеён, выпустив внутреннюю стервочку на свободу. На лице Пака торжествовала улыбка победителя.
— Да, котенок? — игриво пошутил Чимин, не зная, что сказать следом, чтобы это не выглядело, как неловкая попытка неуверенного в себе человека обозначить территорию.
«Если играть, то по-крупному», — решила Розэ, осторожно поправив круглую сережку, зацепившуюся за мочку уха у начальника, и тоже рискнула поцеловать. Настойчиво притянула его, прижалась не только своими губами к его, но ещё и обхватив лицо ладонями. Медленно растягивая удовольствие, волной приластившись к телу.
Если Чеён думала, что это может его остановить, то она сильно просчиталась. Потому что Чимин отвечал с удвоенным рвением, абсолютно наплевав на приличия и впечатав помощницу администратора копчиком о высокий борт кресла. В какой-то момент для них перестала существовать окружающая обстановка, громкая музыка, доносящаяся из широких музыкальных колонок, маячащий в разные стороны персонал.
Остались только они, со жгучими поцелуями и разделенной на двоих влюбленностью.
~
Сокджин перевернул очередную страницу экселя, готовый извергнуться дикими ругательствами от несходящихся между собой цифр. Ему надоело создавать макросы, он в принципе очень устал за сегодняшний вечер; спина затекла от многочасового сидения за компьютером, колени ныли. Ему хотелось зайти на сайт и выбирать себе сеансы массажа, а не расписывать код в среде Visual Basic для ставшей ненавистной программы.
— Джинни, помоги достать мне пачку печенья, а то я не дотягиваюсь, — раздалось со стороны кухни, заставив его мысленно сосчитать до трех и глубоко выдохнуть. Он вновь припал глазами к столбику с цифрами. Буквально чуть-чуть по времени, минуту или около того, — Джинни!
— Господи, да что?! — неконтролируемо взвыл Ким, с психом встав из-за стола, сбив ноутбук в к рядом лежащему блокноту. Пока Сокджин попытался поставить компьютер на место, он случайно пальцами зажал клавиатуру, вызвав кто-знает-какую-команду.
Вообще-то, в этом не было ничего страшного, стрелочка назад или банальное сочетание клавиш всё решило бы меньше, чем за секунду. Но для Кима это оказалось последней каплей — увидеть, как в его работе возникла неприятная погрешность и из-за чего? Из-за гребанного печенья, к которому он даже не имел никакого отношения. Бизнесмен направился в сторону комнаты разъярённее, чем бык на красную тряпку.
— Что? Вот что произошло такого важного? — грубо выплеснул Сокджин, не зная, как сдержать рвущийся наружу гнев. Ким едва понимал, из-за чего завёлся, направив всю сходящую лавину негативных эмоций на самое беззащитное существо в доме. — Я здесь!
— Я тебя отвлекла?
— Да, отвлекла, — без скрываемой злости выдал Джин, подходя к высокому стеллажу и доставая с самой верхней полки запас злополучной сладости. Три пачки бесконтрольно упали на край столешницы, едва ли не скатившись с неё, — зачем ты просишь прятать их подальше, если потом, через мгновение, требуешь достать? Какой в этом смысл?! Когда меня нет дома, палками сбиваешь?
— Я просто… — попыталась оправдаться Джису, не понимая, чем заслужила такое отношение со стороны мужа. Её словно холодной водой окатили; она знала, что Сокджин не в настроение и сильно раздражен, так что попыталась отстраниться от бушующего внутри супруга гнева и применить попытку к примирению. — Прости, я думала, что ты уже закончил с проверкой отчётности. И мне так захотелось печенья, ты же знаешь, что я не могу устоять, когда накатывает…
— Да-да, знаю. А ты знаешь, что все мои труды пошли насмарку из-за этой ебанной пачки? — парировал он, не вслушиваясь в дипломатический подход к диалогу со стороны Ким. Ярость ослепляла, — сначала ты говоришь, что не можешь пересилить себя с этим печеньем, а потом жалуешься, что слишком быстро набираешь. Не думала, что в этом есть потрясающая взаимосвязь?!
Джису приняла это за удар ниже пояса. Но до конца не верила, что он мог пасть настолько низко — уколоть в самое уязвимое место, в ощущение собственной никчемности из-за стремительно растущих цифр на весах. Он понимал, куда ударить побольнее, и прекрасно этим воспользовался.
Её глаза стояли на мокром месте, и она ненавидела свои скачущие гормоны за моментальную реакцию организма. В беременность всё становилось гиперболизированным, накаленным, обычные слова ранили сильнее, многократно вонзаясь в память. Она осознавала, что это была неправда, лишь попытка выплеснуть скопившийся негатив.
Но знания оказалось недостаточно. Её задело, настолько, что все желание к еде моментально отпало; захотелось закрыться в комнате, только на воде и апельсиновых дольках. От раздражения потряхивало. Ким не медлила, тут же отвесила пощёчину в отместку: несильную, достаточно вразумительную, чувствуя медленно скатывающуюся слезу. Предательскую и горькую. Сокджин завис, ощущая горящую щеку, кончиками пальцев неосознанно дотронувшись до места удара. Джису демонстративно выбросила одну из треклятых пачек в мусор, обвив себя ладонями и понуро двинувшись прочь из кухни.
— Суя, — позвал её муж, но она даже не повернулась. Тихо скрылась в проходе с первым и раздирающим мужскую душу всхлипом.
Какой же он идиот. Просто круглый дурак.
Сокджин тяжело выдохнул, неловко ударившись лбом о висящий шкафчик. Ким только что накричал на свою беременную жену из-за какого-то печенья; не из-за непрофессионального подхода специалистов, не из-за несвоевременной отправки документов отца, не из-за халтурного отношения финансиста к оформлению. Ни на кого из действительно провинившихся людей, а на Джису, носящую под сердцем их малышку. Ким всегда старалась быть с ним мягче, терпеливее — он не бегал по ночам в продуктовый, не успокаивал истерики из-за фильмов, не имел дела с внезапными лавовым извержением эмоций.
Просто иногда доставал любимую сладость Джису, которую та просила прятать в закрома, чтобы иметь к ней доступ, только когда муж дома. Она и так старалась не злоупотреблять едой — хотя смотрела на неё с таким вождением — из-за комплексов, а Джин вместо поддержки только что уличил её в набранном из-за беременности весе.
Ким не чувствовал себя таким подонком с… Да никогда прежде. Когда Содкжин говорил про то, что боялся стать своим отцом, то имел в виду нечто такое. Ребенок ещё не родился, а он уже ставил его ниже, чем какой-то квартальный отчёт.
Ему стало так противно от себя. У него не хватило слов, чтобы описать чувство полного разочарования, захватившее легкие. Он знал, что времени уже достаточно много, так что Джису наверняка сразу ляжет спать. А на утро будет держаться его как можно отстраненнее, чтобы не портить себе настроение перед свадьбой друзей.
Сокджин подумал, что завтра сделает всё, что потребуется, чтобы перед ней извиниться. Чего бы ему это не стоило.
~
Волнение захватило рассудок.
Дженни стояла перед широкими открытыми дверьми павильона, поддев под руку отца и внимательно ожидая сигнального начала свадебного марша. Ладони до ужаса вспотели, внутри всё сжалось от волнения и переживаний. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она в обморок бы упала от сумасшествия ситуации.
Даже для успокоения посмотреть на Тэхёна не могла, по традиции упершись взглядом в ковёр и на свои остроносые туфли. Первая нота заставила неловко встрепенуться и сделать асинхронный шаг; Ким так переживала, что упадет или запутается в подоле платья, что почувствовала, проступающие бисеринки пота у висков. Хана прическе и макияжу.
Проходка казалась Дженни бесконечной. Она старалась не отвлекаться на сидящих слева гостей со стороны Тэхёна и на сидящих справа гостей с её стороны. Туфли и лодыжки калейдоскопом сменялись, заставив ощутить головокружение. Ким едва заметно повертела головой и решила сосредоточиться на пути впереди себя. Её потряхивало.
Сколько бы Чеён не пыталась ободрять подготовленными речами, всё было мимо. Даже Лалиса, далекая от брака, поддержала энтузиазм подруги; Джису, единственная, кто находилась по ту сторону баррикад и проходила через нечто подобное, просто поддерживающе сжала руку и сказала, что она справиться. Дженни боялась сделать что-то не так, разрушить их хрупкую идиллию своей неуклюжестью и эмоциональностью.
Поэтому, когда они дошли до жениха, она уже практически заревела. Отец по-семейному похлопал тонкие и узенькие плечи, заботливо поцеловав дочь в щеку, и медленно направился к своему месту, напоследок прошептав: «Я знаю, что на этот раз ты будешь по-настоящему счастлива».
Тэхён улыбался шире, чем когда-либо. Он до этого не видел её в прекрасном свадебном платье, но мог поклясться, что никто в зале не мог переплюнуть красоту его невесты. Дженни неловко поднялась на пьедестал, стараясь не глазеть на сияющего Кима перед ней. Тэхён еле заметно кивнул, полностью погрузившись в их момент.
— Дорогие дамы и господа, сегодня мы собрались здесь, чтобы запечатлеть союз двух любящих сердец… — начал свою речь отец Чимина, приглашенный в качестве распорядителя. Мистер Пак никогда не скрывал своего отеческого отношения к Дженни, поэтому сам изъявил желание сыграть такую важную роль в жизни помолвленной пары.
Его речь была небольшой, но чувственной. И это несмотря на то, что Ким пропустила добрую половину из-за повторяемой про себя клятвы. Она постоянно останавливалась на одном и том же моменте, скользком и плохо запомненном. Тэхён не мог взгляд оторвать от Дженни, даруя ей поддержку; его спокойствие и расслабленность действовали магическим образом.
— А теперь клятвы, — улыбчиво подытожил отец Чимина, предоставив слово молодым. Он слишком резко перешёл к самому смачному. Дженни уже и позабыла, как лаконично ему удавалось уместить широкую мысль в пару предложений, без потери основного смысла.
Ладони вспотели. Комната наполнилась волнением. Ну вот. Этот час пробил.
— Я, Ким Тэхён, клянусь тебе в своей вечной верности и преданности. Клянусь защищать и оберегать тебя, клянусь быть опорой, на которую ты можешь опереться. Клянусь быть твоим лучшим другом и твоим любовником, клянусь любить тебя до последнего удара своего сердца, — душевно и весьма сердечно произнёс администратор, смотря счастливым взглядом, таким, от которого можно было расплавиться. Слишком высокая планка, чтобы её перебить.
Дженни подумала, что её клятва прозвучит слишком просто и неброско на фоне столь красноречивого признания. Она попыталась взять себя в руки, унять ошеломительную тревогу. Глубоко вздохнула, понимая, что теперь все сосредоточились на ней и на её словах.
— Я, Ким Дженни… — невеста застопорилась, забыв абсолютно всё от «а» до «я». Её сковал предательский ступор, Ким почувствовала, как корсет платья въелся в ребра, мешая сделать нормальный вдох. Нервы сдали.
Кто-нибудь когда-нибудь ловил паническую атаку на собственной свадьбе? Потому что Ким Дженни, казалось, посчастливилось стать первооткрывательницей в этом. Тэхён с беспокойством заметил побелевшее лицо возлюбленной и поддерживающе улыбнулся.
Забыть слова. Перед женихом. Когда все гости наблюдали за процессом. Господи, она точно разрушала всё, к чему прикасалась.
— Не переживай, говори от себя, — тут же прошептал Ким, начиная не на шутку переживать из-за реакции возлюбленной, — не имеет значения, что ты скажешь, я и без того знаю главное.
Её мистеру идеалу легко было говорить… На первой свадьбе она выпалила клятву слишком быстро, словно один из куплетов рэп-партии Юнги, не вкладывая в неё никаких чувств или эмоций. Просто сухой текст, заученный на зубок, который Дженни отыскала в интернете и выучила с салфетки в комнате невесты за полчаса до начала. Сейчас она хотела говорить от сердца и на эмоциях, но её речевой аппарат и мысли между собой не синхронизировались.
— Простите, — вежливо извинилась владелица отеля, наконец-то совладав с внутренним бесконечным тремором, и попыталась сымпровизировать. Другого варианта не оставалось, — я, Ким Дженни, клянусь быть для тебя поддержкой и главным слушателем в невзгоды, клянусь любить и уважать тебя, клянусь быть верной супругой и самой преданной спутницей жизни, — Ким хаотично перебирала в голове варианты, понимая, что, в общем-то, всё сказала. Ей посчастливилось вовремя вспомнить концовку, которая звучало вполне сносно, — клянусь быть целиком и полностью твоей. Без остатка-а-а.
Голос предательски дрогнул, но это оказалось совершенно неважным. Тэхён был до глубины души тронут речью, а что уже говорить о том, как сильно гордился своей девочкой. Он бегло подмигнул, посмотрев на спокойно приступившего к остальным формальностям мистера Пака. Тот с облегчением продолжил речь, протянув молодым чаши, из которых полагалось испить после главного.
— Ким Тэхён, согласны ли Вы взять в жены Ким Дженни?
— Е, — лаконично ответил он, привычно облизнув нижнюю губу в предвкушении.
— Ким Дженни, согласны ли вы взять в мужья Ким Тэхена?
— Е. — Дженни поблагодарила себя за то, что хотя бы в этом не облажалась.
Они по очереди испили из предоставленных кубков с толстыми стеклянными стенками, не теряя зрительного контакта. Рука Тэхёна нашла ладонь Дженни, той, которая не верила, что оставалось несколько секунд до того, чтобы стать его, юридически и душевно.
— Вся без остатка? — с игривым настроем уточнил мистер Ким Тэхён.
— Навсегда, — подтвердила миссис Ким Дженни.
~
Рука Сокджина лежала на стуле жены, которая наблюдала за общающимися между собой гостями. В зале играла динамичная музыка, однако Джису была далека от настроения резвиться, да и низ живота непривычно тянуло. Чеён сразу же утащила Чимина на танцпол, где без зазрения совести уже кружились детективы под современные мотивы.
— Всё хорошо? — взволнованно спросил Джин, положив свободную ладонь на спрятанный в пышных складках платья живот. Ким вздрогнула, впившись пальцами в тканевую салфетку перед собой.
— Да, — сухо пояснила Джису, мечтающая, чтобы Дженни и Тэхён поскорее вернулись с традиционного общения с родителями в отдельной комнате, потому что находиться наедине с собственным мужем было слишком болезненно.
И эмоционально опасно.
— Прости за вчерашнее, — тут же начал Ким, носом уткнувшись в щеку Ким, и сглотнул, — я ни в коем случае не хотел говорить то, что сказал. Знаю, работа вовсе не оправдание, поэтому не буду объяснять ситуацию. Обещаю, этого больше не повторится. Мне сложно лавировать, но я научусь. Ради вас со звездочкой.
Джису удрученно выдохнула, опустив голову, отчего нос мужа переместился к её виску. Она понимала, сложность сложившихся обстоятельств, его напряжение и непреднамеренность. Но часть Ким, та, которая вчера заставляла тихо и беззвучно плакать в подушку на кровати, всё ещё требовала ответов.
— Ты, правда, думаешь, что мне стоит отказаться и от печенья? — выдала Джису, боясь даже взглянуть на увеличившиеся в размерах икры. — Кажется, если запрещу всё себе, то просто не смогу дожить до конца этой беременности на брокколи и спарже.
Сокджин оставил короткий поцелуй на скуле и сильнее придвинулся.
— Боже, Джису, да забудь ты про эти ограничения. В тебе развивается наш ребенок, ты немного не в том положении, чтобы себе отказывать, — его дыхание пощекотало, заставив неловко поежиться на стуле, — муж у тебя просто туповат. Поэтому, если кто и должен корчиться на диетах, то только я — чтобы знать, как такое говорить.
Ким осознавала, что не сможет на него долго злиться, даже если захочет преподать урок. Она накрыла ладонь Джина на животе своей, успокаивающе сведя пальцы вместе. Выяснять отношения на свадьбе лучшей подруги не очень хотелось, да и все эти лишние волнения не положительно сказывались на самочувствии. А ещё его способность рассмешить её даже в самой напряженной ситуации не позволяла продолжать обижаться.
— Как щека? Болит? — прохладно поинтересовалась Джису.
— Ни капельки, — пояснил Ким, приластившись к ней словно мартовский кот. Его тепло обезоруживало, — хотя от лечебного поцелуя я бы не отказался.
— Обойдёшься, — тут же хмыкнула Джису, внимательно изучая содержимое тарелки Сокджина. Он урвал себе какой-то лимитированный деликатес со шведского стола, полностью оранжевый, с зазывающими дольками манго. — Хочу его.
— Что? — непонимающе уточнил Ким, проследив за взглядом супруги на свою тарталетку, отвоеванную у какого-то знакомого актера со стороны Тэхёна. «Любой ценой», — прозвучало в голове, как важное напоминание, пока Сокджин принимал условия примирения. — Суя, они с прослойкой из тыквенного крема, а ты его терпеть не можешь…
— Я сказала: «Хочу его», — четче произнесла Джису, понимая, что она — безоговорочная хозяйка сложившегося положения.
Ким послушно придвинул симпатичную закуску к жене, наблюдая за тем с каким трепетом та её откусывает и… Ожидаемо кривиться в лице, прожевывая с красочно-недовольной мордашкой неоцененный по достоинству деликатес.
— Какой ужас. Манго с тыквой. Сейчас вырвет.
Сокджин безобидно рассмеялся, забрав крупную тарталетку на место и радуясь, что хотя бы часть от неё осталась нетронутой. Внезапно на их стулья, без победного клича или предупреждения, облокотился запыхавшийся Чимин, чуть напугав своей бесшумностью. Джису проглотила противное вкусовое сочетание, тыльной стороной руки упершись в губы.
— Ю-ху, идём танцевать, — воодушевленно присвистнул Чимин, а затем ближе придвинулся к друзьям, — а если серьёзно, у меня сил не хватает. Эта молодёжь отплясывает на все двести процентов, помогите не выглядеть глупо.
— Молодежь? Между ними и нами всего пять лет разницы, — правдиво подметил Сокджин, ощущая лицо бизнесмена невообразимо близко, — Чимин, словосочетание «личные границы» тебе о чём-нибудь говорят?
— Чим-чи-и-и, — раздался мелодично протяжный голос Чеён, нагоняющей его уставшую фигуру.
— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
— Я точно не танцор сегодня, прости, — извиняющимся тоном промолвила Джису, взглядом указав на накрытый двумя ладонями — и мамы, и папы — живот, — правда, если Джин захочет, то он может составить тебе компанию.
— Но Джин не хочет. Джину и тут хорошо, с его девочками.
— Предатели, я вам это ещё припомню, — наигранно обиженно выдал бизнесмен, выпрямившись и столкнувшись с подоспевшим к их столику «молодежью».
Чонгук стоял позади Лалисы, придерживая её за талию, пока она настраивала полароид. Пак подхватила своего босса-слеш-парня под руку, когда Манобан услужливо нажала на кнопочку. Небольшая фотокарточка выскользнула из маленького отсека фотоаппарата; Розэ тут же подбежала и зажала её между фаланг пальцев, начиная раскачивать в воздухе.
— Правда, мы милые? — после проявления изображения, задала вопрос Чеён, демонстрируя Чимину получившийся результат.
Пак посмотрел на их гармоничную пару, прекрасно смотрящуюся в кадре; новый теплый блонд Розэ прекрасно контрастировал с его холодным цветом волос.
— Безумно, — вдоволь налюбовавшись, оценил Чимин. — А вас сфотографировать?
— Да, если можно, — без промедления согласился Чонгук, помогая Лалисе снять с себя маленький светло-розовый фотоаппарат на широкой веревочке.
Затем, сдав полномочия, Чон утянул Манобан за собой к симпатичной колонне, вставая позади и захватывая её в свои сильные и защищающие объятия. Её грудь прислонилась к его спине, её руки обхватили его ладони. Родные духи «Mademoiselle» коснулись носа, Чонгук наклонился чуть ниже, чтобы хорошенько их расслышать. Где-то в стороне зазвучали громкие аплодисменты, оповещающие о том, что молодожёны и их родители прибывают в банкетный зал. В проходе уже можно было даже различить фигуры Дженни и Тэхёна, переступившие порог.
— Так, куда здесь нажимать? — неуклюже держа в руках фотоаппарат, проговорил Чимин. Пак внимательно прослушал двадцатисекундную инструкцию от своей девушки, подробно объяснившей ему азы моментальной фотографии. — Приготовились? На счёт три.
— Оставишь ещё один поцелуй на полароиде? — любезно попросил Чонгук, заставив Манобан приподнять голову и в удивлении посмотреть на него. Неужели… Неужели он помнил?
— Три!
Из маленького отверстия устройства выскользнула новая фотокарточка. Лалиса благодарно переняла полароид из рук бывшего босса, когда тот обратился всё свое внимание на показавшихся в центре зала друзей. Дженни была расслаблена и непередаваемо весела, наконец-то сумев побороть сумасшедшее беспокойство и нервы. Такой счастливой её давно никто не видел.
Манобан вновь обратилась к полароиду, на котором надолго запечатлелась парочка. Их пара. Молодая. Счастливая. Любящая. Чон бережно вытащил из заднего кармана старый снимок, неловко извиняясь за его вид. Те Чонгук и Лалиса были маленькими мечтателями и максималистами, каждый незнающий, чего им хотелось и почему. Сегодняшние Чонгук и Лалиса без опаски смотрели в будущее, предвкушая всё, что им уготовано, потому что наконец-то понимали, чего хотели.
Быть рядом.