12
—И что с этим делать?
— Тебе – молчать. Понял? Не смей передавать пока документы Сехуну. Узнаю – придушу,— Манобан говорила вполне серьезно, закрывая папку и передавая ее помощнику. Её кошачьи глаза смотрели строго и вместе с тем холодно. До невозможности холодно. Сложно было поверить, что лишь две минуты назад этот серьезный человек восторженно вскрикивала, пинала коробки и что-то бормотала себе под нос. Странная. Чимин кивнул головой, пряча папку под куртку. Детектив тоже оделась, хотя она вся взмокла в тесном помещении, и теперь челка прилипала ко лбу, заставляя её по-детски сдувать её.
Они вышли с территории тюрьмы, когда было около трех часов ночи, а доехали до города лишь к четырем – Манобан непонятно зачем остановилась в полях, вышла и, оперевшись на капот, смотрела в небо. Пак решил не мешать, оставшись в машине. Отсюда можно было любоваться детективом в полной красе – такой он видел её редко. Намного реже, чем того хотелось бы. Задумчивая, словно успокоившая пожар у себя внутри – будь Манобан всегда такой, Пак бы, наверное, не смог работать рядом. По личным причинам.
Манобан благодушно довезла помощника до дома и газанула в противоположную дому сторону. Папку с делом Музыканта она забрала себе. В деле, закрытом чуть меньше полугода назад, был указан временный адрес досрочно освобожденного заключенного...
* * *
— Ну,— Музыкант повел головой, следя за каждым движением Сехуна. Детектив, к разочарованию убийцы, не казался таким опасным, как Манобан,— у нас есть только один выход.
— Правда?,— детектив тоже не отрывал взгляда от маньяка. Теперь понятно, отчего тот обожал Манобан, а Манобан тащилась с него – два сапога пара. Психопаты, самые настоящие и безумно опасные. – И какой же?
Музыкант неожиданно отступил назад в тень, и два выстрела раздались почти одновременно. Музыкант покачнулся, но устоял, а Сехун всхлипнул и завалился на бок. Исход этой дуэли был предрешен. Поддерживая правую руку, из которой хлестала кровь, Музыкант, пошатываясь, подошел к лежащему телу. Выстрелы наверняка слышали все окрестные жители, и полиция скоро будет тут. Морщась от боли, мужчина сунул пистолет в карман, левой здоровой рукой приподнял Сехуна, приседая и подлезая под тело, пытаясь его поднять.
Детектив был жив – пуля попала в живот, который мужчина судорожно зажимал пальцами, и он задергался, стараясь вырваться. Но предупредительный тычок в пулевое отверстие, заставивший Сехуна всхлипнуть от боли, усмирил его попытки. Медленными шагами, оставляя за собой длинный кровавый след, Музыкант со своей ношей потащился прочь из переулка, сомневаясь, что сможет уйти от полиции с телом. Но Сехун еще нужен. Нужен. Он еще жив.
Рев полицейской сирены заставил убийцу очнуться от оцепенения. Кровь все не переставала течь. Он оглянулся в поисках машины. Он умел вскрывать машины, разумеется. Сбросив ношу, он подошел к какой-то развалюхе, пару минут ковыряясь в замке. Сигнализация не работала – видимо, хозяин не опасался за свое средство передвижения, что ж, тем лучше для маньяка. Завести ее оказалось делом пяти минут, а в это время рев сирен уже приближался. Смахивая капли пота со лба, Музыкант выскочил из автомобиля, возвращаясь к Сехуну. С огромным трудом ему удалось запихнуть отключившегося детектива в салон и сесть за руль. Из-за угла показались патрульные машины с мигалками, но неожиданно свернули в переулок чуть раньше того места, где был Музыкант.
Тот и не заметил, как задержал дыхание. И это он, хладнокровный убийца, переживает? Чушь. Подождав пару минут, мужчина тронулся с места, сразу развивая высокую скорость и буквально проскакивая злополучную улицу. Спустя десять минут он уже был у дома. Зато подъем наверх оказался настоящим испытанием по сравнению с угоном машины. Тащить одной рабочей рукой бесчувственного и далеко не легкого Сехуна по лестнице было не под силу Музыканту, потому он плюнул на это дело. Напротив, он отогнал машину за дом, где стояли гаражи – один из них был арендован и им.
* * *
Это место должно было быть где-то тут. Квартал находился на окраине города, старые невысокие дома, в которых наверняка неприятно пахло затхлостью, и где можно было всегда встретить наркоторговцев, торгующих не самой хорошей травой. Манобан вышла из машины, приглушив мотор. Подняла голову, всматриваясь, не горит ли где свет – но в это время все жители спали.
Поднимаясь на нужный этаж, она, конечно, нащупала пистолет, но доставать не стала. Она шла не убивать – узнать, понять, поговорить.
Перед дверью она замешкалась, а затем постучалась. В ответ – тишина. Детектив постучала еще раз, с удивлением обнаруживая, что немного нервничает. Но больше всего её подзадоривала возможность наконец увидеть того, за кем гонялась. Дверь оставалась закрыта, и это вызывало разочарование. Не та?
Она подергала ручку на удачу, и та, к удивлению, поддалась – дверь открылась. Музыкант не запирался, потому что не боялся никого.
Комната, открывшаяся ей, была крошечной, но... она поразила блондинку. Она тихо прошла внутрь, включая свет. Первое, что бросилось в глаза, фотографии её самой, развешенные по стенам. Случайные и в окружении коллег, даже с Наён... Значит, он знает о Наён. Это не входило в планы детектива. Она прошла дальше, бесцеремонно раскрывая шкаф и присвистывая от обилия оружия. Ради таких пушек можно было и жить в халупе. Впрочем, если это Он, ясно, откуда столько денег...
Немного осмотревшись, порывшись в бумагах, Лалиса задумалась. Ждать здесь? А если ждать, то что сказать? А главное – как отреагировать?
* * *
— Очнись,— хлесткая пощечина заставила Сехуна застонать и слегка прийти в себя. Музыкант удовлетворенно выпрямился, морщась от боли в уже перебинтованной руке. Детектив был привязан к стулу, потому что подвесить сил попросту не было. Сигнализация уже оповестила мужчину, что в его квартире кто-то чужой, и это мог быть только один человек, если она включила свет, видный отсюда.
Надо было лишь покончить это дело. Сехун уронил голову на грудь. Он умирал – но слишком медленно, по мнению убийцы. Скинув свое пальто, он расхаживал перед детективом и думал.
— Убей,— пересохшими губами попросил детектив. Он уже двести раз пожалел, понимая, что взять дело этого психопата было величайшей и, кажется, последней ошибкой в его жизни.
— Нет, так просто ты не умрешь,— зеленые глаза маньяка загорелись – он придумал. Выудил из столика в глубине гаража зажигалку и излюбленный нож – длинный, с узким лезвием. — Ты будешь умирать долго. Я заставлю тебя умолять о смерти.
С этими словами он подошел ближе, щелкая колесиком зажигалки, и отблески пламени придали ему вид еще больше безумный. Сехун задрожал и застонал, когда языки пламени коснулись раны на животе, в буквальном смысле запекая кровь. Сехун взвыл, одежда на нем загорелась мгновенно, а плоть разъедало быстро.
Через пять минут детектив уже полыхал весь, крича от жуткой боли, пытаясь встать, даже свалил стул, но кататься по полу ему не дал уже Музыкант.
—Бесполезно,— прошептал он трупу. — Я же говорил: ты мне не нравишься.
Обугленное тело скоро прекратило гореть, и удушливый запах заставил Музыканта покинуть гараж, не закрывая его. Завтра его все равно здесь не будет.
Он неторопливо, словно никуда не торопясь, пошел к дому, периодически глядя на окна. Мысль, что она все еще там, согревала. Пистолет в пальто также грел душу.
Мужчина поднялся по ступенькам, зная, что делает это в последний раз. Рука болела, но терпимо – он переживал и не такую боль. Пальцы слабо слушались, хоть и сгибались. Пуля попала в мякоть выше локтя, и Музыкант уже извлек ее, но это не исключало того, что ему нужны обезболивающие.
Дверь была открыта. Он зашел неслышно, как всегда, но Манобан все равно обернулась.
— Здравствуй, Чонгук.