Глава 20
Тэхен
Она так доверчиво льнет ко мне. Глаза закрыты, выражение лица спокойное, умиротворенное. Дыхание становится равномерным. Спит.
Отец стоит в дверях и смотрит на меня с порога. Интересно, как давно он тут? Он тихо подходит ближе и садится на стул, который поставила у кровати Джису.
– Значит, вот как... – Он смотрит мне в глаза.
Я утвердительно киваю.
– Именно так.
Он вздыхает и продолжает смотреть на меня.
– Летел с мыслями, что разорву тебя в клочья.
– Все еще можешь это сделать.
– Она мне как дочь.
– Знаю.
Ким Сынхо неуверенно поводит плечами, словно хочет что-то спросить, но не знает как.
– Когда это началось? – Чувствуется, как сильно он нервничает, задавая этот вопрос.
Я поглаживаю голову Дженни и честно признаюсь:
– Ей было восемнадцать. Стажировка в моем офисе.
Он задумчиво поджимает губы.
– Теперь понятно.
– Что именно?
– Почему она три года не приезжала домой и не хотела слышать твоего имени.
Я молчу, он откидывается на спинку стула.
– Мне это не нравится, буду предельно честным. Возможно, вам стоит поговорить и пойти каждому своей дорогой.
– Это невозможно, – твердо произношу я и пристально смотрю на отца. – Три года назад мы так и поступили. Как видишь, ни к чему хорошему это не привело.
– Ей всего двадцать один, – шипит отец.
– Я в курсе, – раздраженно отвечаю я.
– У тебя нет шанса облажаться, понял?
– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
В дверях мелькает Юри. Вид у нее заплаканный. Она смотрит на меня, затем переводит взгляд на Дженни, лежащую на мне. Юри подходит к отцу и опускает руку ему на плечо.
– Сделаешь мне кофе? – тихо просит она.
Он поглаживает ее руку и встает со стула. Понимаю, что это предлог, чтобы остаться наедине со мной.
– Я сделаю все... – начинаю я, прежде чем она начнет воспитательные речи.
– Тише, Тэхен, – останавливает меня Юри.
Она занимает место отца и берет дочку за руку.
– Врач сказал, что боли будут сильными, но спустя неделю станет легче, – бормочет она, пробегая кончиками пальцев по ее костяшкам.
– Да, мне он сказал то же самое.
– Еще он сказал, что рубцы и шрамы при должном уходе не должны остаться. Но кое-где ожоги очень глубокие. Кожа буквально расплавилась.
Я киваю, не совсем понимая, зачем она пересказывает известную мне информацию. Юри продолжает ласково гладить дочь. Такая спокойная и уравновешенная. Мне кажется, эти качества мой отец и полюбил в ней. После моей сумасбродной матери Юри – надежная тихая гавань.
– Тэхен, жизнь сложна, – неожиданно говорит она и смотрит мне в глаза, – а еще очень короткая. Очень. В ней есть минуты радости, и никто не знает, долговечны ли они, или словно вспышка – раз, и не стало. Поэтому наслаждайтесь, пока можете. Пока чувствуете и любите. Никто не знает, что случится в будущем. Мне не нужны ни твои клятвы, ни обещания. Просто будь счастлив, и пусть она рядом с тобой тоже будет счастлива, хорошо?
Юри сжимает мою руку и встает со стула. В дверях она оборачивается и устало улыбается.
– Сынхо я беру на себя.
Она закрывает за собой дверь. А я остаюсь со спящей Дженни и ничего не могу с собой поделать. Любуюсь ею. Даже сейчас, усталая, под действием лекарств, замученная, она такая милая, что невозможно оторвать взгляд. Глажу ее по волосам, веду ладонью по щеке, наклоняюсь и оставляю короткий поцелуй на лбу. «Просто будь счастлив, и пусть она рядом с тобой тоже будет счастлива, хорошо?» – слова Юри все еще звучат у меня в сознании. «Я обещаю, что сделаю все от меня зависящее, чтобы ты была счастлива», – шепчу я ей на ухо.
Когда Дженни убежала, я думал, что это навсегда. Что она оставила меня и больше никогда не вернется. Это были одни из худших минут в моей жизни. Я не мог найти себе места и в конце концов выбежал вслед за ней. Понял, что не смогу отпустить ее, не смогу смириться и принять ее уход. Я пытался найти ее, но не имел ни малейшего представления, куда именно она могла пойти. Побродив по улицам, вернулся домой. Проклинал все на свете, в особенности себя. Позвонил Джису, потом Юнги, но никто не знал, где она, и мне оставалось только ждать. Я ненавидел себя за то, что позволил ей уйти. Должен был схватить и никуда не отпускать.
А затем начался ад. Крики под окнами, обвинения. Я выглянул в окно и позвонил в полицию, а после, не особо реагируя на происходящее, отошел. Все мои мысли были заняты лишь вопросом, куда она могла пойти. В какой-то момент шум стал невыносимо громким, я вновь подошел к окну и в ужасе увидел среди толпы Дженни. Ее в прямом смысле разрывали на части. Я босой выбежал на улицу, полиция тоже наконец подъехала. Начался дикий хаос, я еле добрался до Дженни и смог вырвать ее из лап этих идиоток, которые уверовали, что я – само зло во плоти. Кто-то швырнул в меня булыжник, плечо пронзила острая боль. Но я не реагировал, главное – Дженни. Ее надо было доставить домой, в безопасность. Я не заметил двух ненормальных с ведрами в руках. Позже полиция выяснила, что кипятком их снабдила девушка из соседнего дома. Как оказалось, обеим по шестнадцать или семнадцать лет, но, что хуже всего, они обе – в прошлом жертвы педофилии. Когда я узнал об этом, моя злость поутихла.
Вся она обратилась против этой чертовой желтой прессы! Против статьи, которая подбила неокрепшие молодые умы спасать от меня Джен, заставить меня пожалеть обо всем «содеянном». Юношеский максимализм... Они были готовы вершить справедливость. Думали, что правда за ними. И никто из них не знал, что обвинения ложные, что они сфабрикованы ради шумихи и хайпа. Ведь кто в здравом уме опустится до такого?
Выяснилось, что снимок в офисе сделал Чимин. А Пак Чеён – подруга моей бывшей ассистентки, Цзыйю. Айтишник показал ей фото после того, как она застала нас вместе. Парень сам написал мне и во всем признался. Он не думал, что его снимки окажутся в желтой прессе. Я ничего ему не ответил и, честно говоря, хочу просто-напросто уволить его. Надеюсь, он уйдет по собственному желанию, как Цзыйю, и мне не нужно будет возиться с тем, чтобы найти лазейку для расторжения с ним контракта. А что касается Цзыйю... она оказалась такой жалкой. Я знаю, что моя мать займется ей и журналисткой. Ким Хисон не из тех, кто прощает нападки на свою семью. Мне же лучше, у меня просто нет сил и времени со всем этим возиться. Важна лишь Дженни.
Она закрыла меня собой... Резким движением сбросила с себя мои руки и, обхватив за талию, прикрыла спиной. Девушки целились мне в лицо, но ведра были слишком тяжелые. Им кое-как удалось выплеснули содержимое. Весь кипяток попал на спину Дженни, лишь несколько мелких капель прилетело мне в лицо и на шею. Я видел, как ее лицо бледнеет от боли, а на губах застывает крик. В тот момент я был готов убить этих малолеток. Но надо было действовать быстро. Счет шел на секунды. Я влетел с ней в дом, забежал прямиком в ванную. Держать ее на себе, не прикасаясь к спине, было невыносимо сложно, но я включил холодную воду, впопыхах стащил с нее джинсы, боясь, что и туда попал кипяток. Толстовку снимать не рискнул, от нее исходил невозможно горячий пар. Я принялся поливать ее спину. Это был самый ужасный момент за всю мою жизнь. Никогда я еще не испытывал такого страха, такого ужаса. Время словно замедлилось. Вода была повсюду. Я не знал, что делать дальше, поэтому продолжал поливать ее спину, заливая все вокруг ледяной водой.
Приехала скорая, видимо, полицейские оперативно сработали. Доктор разрезал ее толстовку ножницами, кое-где ткань прилипла к коже, в таких местах она словно расплавилась... где-то просто покраснела. Ожоги оказались неравномерными. Не помню, когда именно в комнате появилась Джису. Она попыталась заставить меня надеть сухую одежду.
– Тэхен, ты весь синий! – крикнула она на мой молчаливый отказ уходить от Джен.
Но я не чувствовал холода. Адреналин бурлил внутри меня, помогал не спятить. Я не мог отойти от нее. Я все еще боялся. Когда она закрыла меня собой... думал, сойду с ума! Я так дико злился на нее за это, но в то же время панически боялся оставить одну. Головой понимал, что она в безопасности, но страх в сердце был свеж и силен. Ей сделали несколько уколов и поставили капельницу.
– Почему она не просыпается? – хрипло спросил я врача.
– Я вколол ей снотворное. Лучше пусть поспит под действием обезболивающих. – Он бросил на меня предупреждающий взгляд. – Такая степень ожогов очень болезненна.
Он обработал ее ожоги. Некоторые участки спины выглядели пугающе. Врач в очередной раз посмотрел на меня.
– Легко отделались, пересадка не нужна.
Я смотрел на ее спину и не мог поверить, что он серьезно. Тем временем он перевязал пострадавшие участки спины.
– Бинты надо менять, Чонен останется и сделает все необходимое.
Чонен – полная, шустрая медсестра. Она действительно внимательно следила за состоянием Дженни и действиями врача.
– Она спит, а вам нужно принять душ, – улыбнулась она мне и добавила: – Она не скоро проснется.
– Точно? – переспросил я непослушным голосом.
– Точно, – утвердительно кивнув, уверенно ответила Чонен.
– Джису, – позвал я сестру, – посидишь с ней?
– Конечно, – отозвалась она. – Иди в душ, Тэ.
Я нехотя поднялся и направился в ванную. Поднял с пола черные джинсы, которые стянул с нее, как только мы оказались внутри. Из кармана что-то выпало. Я наклонился, это был сложенный вчетверо листок. Он немного отсырел, но не испортился. Я раскрыл его. Глаза забегали по красивому девчачьему почерку:
«Когда-нибудь я найду свое место в этом мире. Место, которое будет пахнуть свежей выпечкой, моими духами и его чашечкой кофе. Я мечтаю о больших окнах с белыми, тоненькими, почти прозрачными занавесками. О наших общих фотографиях в рамочках, разбросанных по всему периметру нашей квартиры. Я буду спотыкаться о его вещи, под нос бурча ругательства. И так же раскидывать свои собственные вещи, прямо поверх его. Один раз в месяц, неделю или год мы будем наводить чистоту. Шутливо окрестим это событие «спринг клининг». Правда, не знаю, будет ли это происходить весной. Скорее всего, нет. Весна слишком прекрасна, чтобы сидеть дома. Лучше оставим уборку на осень. А весной насладимся солнечными лучами и нашей любовью.
Я очень сильно мечтаю найти свое место в этом мире. Место свободы, вдохновения и силы. Такие обычно называют домом. А я даже не представляю, в какой стране скрывается мой дом. В каком именно городе, на какой улице (надеюсь все же, что у нее смешное название, – буду улыбаться каждый раз, называя таксисту адрес). Я не знаю, какой вид открывается с нашего с ним балкона. И на каком языке говорят наши соседи. Я лишь знаю, что буду таскать его рубашки из нашего общего шкафа. Порой оставлять на них неотстирывающиеся пятна. Он будет злиться, когда очередная отправится в мусор. И горячо ненавидеть мою неаккуратность. Но я очень надеюсь, что ему все же больше понравится смотреть на меня в своих рубашках. Именно по этому я, наконец, пойму, что я дома. Что это и есть то самое место, о котором я так всегда мечтала. Потому что в нем будет жить забота, терпение, прощение, любовь.
Я верю, что он – это ты, Тэхен.
Ты – дом моей мечты.
Ты – мое место в этом мире.
Дико наивно, не правда ли?»
Я смотрел на эти слова и понимал, что рядом с ней и есть мое место в этом мире.
Сейчас эта девушка спит на мне. Я не знаю, чем именно заслужил ее любовь. Почему мне так повезло? За что мне такой подарок? Не знаю, как так получилось, что она заполнила всю мою душу. Но я благодарен судьбе за это. И единственное, в чем я абсолютно уверен: я ни за что не отпущу ее. Пройду с ней через все, что готовит для нас судьба. Она – пожалуй, единственный человек в этом мире, за которого я готов сражаться.
* * *
Понимаю, что уснул, когда Дженни будит меня. Теплая ладонь медленно поглаживает мою щеку. Пальчики спускаются на губы, я нежно кусаю один и не выпускаю.
– Ай, – тихо шепчет она, – мой палец хочет на свободу!
Я усмехаюсь, открываю глаза и целую кончик ее пальца.
– Как себя чувствуешь? – Я внимательно разглядываю ее.
Кожа бледная, лоб покрыт испариной. Она вымученно улыбается.
– Мечтаю об обезболивающем, но сначала почистить зубы и умыться. – Она замолкает на мгновение и смущенно спрашивает: – Поможешь?
– Конечно, иди ко мне.
Я приподнимаю ее со своего плеча. Встаю с постели сам, помогаю ей вытащить иголки из руки и подняться на ноги.
– Когда ты спишь, то такой милый, – говорит она и хитро улыбается. – Прямо так и хочется тебя затискать.
– I know how it feels,– подмигнув, отвечаю я.
– Но нам нужно внести одно очень важное правило. По крайней мере, если планируешь и дальше спать со мной в одной постели.
– Что еще за правило? Я сделал тебе больно? – напрягаюсь я.
– Нет, – поспешно отвечает она. – Правило спать без майки!
– Без майки?
– Тэхен, без майки. – Она аккуратно просовывает руки под мою футболку. Пальцы у нее прохладные, и она нежно касается ими моей еще теплой после сна кожи.
– Ты же мой личный обогреватель? – шепчет она.
Я наклоняюсь и целую ее в лоб.
– Пошли, принцесса, приведем тебя в порядок.
Дженни кивает, и я подаю ей руку. Она идет очень медленно, продолжает держаться за меня, оперевшись на руку. Старается не шевелить верхней половиной тела. Мне невыносимо смотреть на нее в таком состоянии.
– Не переживай, все пройдет, – успокаивает она меня, заглядывая в мои глаза.
– Вообще-то, это я должен тебя успокаивать.
– А я спокойна, – замечает она.
Мы наконец проходим в ванную, и Дженни смотрит на себя в зеркало.
– Ну и видок, – хмуро бросает она.
– Поверь, ты даже сейчас попадаешь в категорию «ничего такая».
– Неправильный ответ. Ты должен был сказать, что даже сейчас я для тебя самая прекрасная девушка на свете.
– Ты и без меня это знаешь.
– Да, – без сомнений соглашается она, чем вызывает у меня очередную усмешку. – Но все-таки мне важно знать твое мнение. Только не думай, что оно так уж ценно!
– Ни в коем случае! – Я выдавливаю пасту на ее зубную щетку и поворачиваюсь к ней. – Открывай рот.
– Я сама могу почистить зубы.
– Меньше движения – меньше боли, малышка Джен.
– Спина все равно болит. Двигаюсь я или нет – неважно.
– Открывай рот, – стою я на своем.
Дженни закатывает глаза, но решает больше не спорить, послушно открывает рот, и я начинаю чистить ей зубы. В ванной комнате лишь слышно жужжание электрической зубной щетки. Она сплевывает, а я прохожусь по новому кругу. Затем даю ей ополаскиватель и помогаю умыть лицо.
– Мне стыдно. – Она прячет лицо у меня на груди.
– Глупости. – Я глажу ее волосы. – И в печали, и в радости, и в горе, и в бедности...
– Ты делаешь мне предложение? – невнятно бормочет она.
– А ты хотела бы этого?
Она поднимает на меня смущенный взгляд.
– Да, но только не здесь и не сейчас. Хочется чего-то более кинематографичного...
– Кинематографичного? – с улыбкой переспрашиваю я.
– Именно... чтобы шел дождь, и мы с тобой такие красивые, без ожогов на спине и синяков под глазами.
– Красивые мокнем под дождем? – со смешком переспрашиваю я.
– Не издевайся, – пыхтит она. – Да, красивые мокнем под дождем, у меня водостойкая тушь, а ты вообще без косметики!
– Не могу поверить, неужели у меня даже не накрашены губы?
– Разве что немножко, самую малость.
– Одолжишь блеск для губ?
– Не притворяйся, словно у тебя его нет!
Я громко фыркаю и беру ее лицо в руки.
– Это ты правильно придумал, у меня чистые зубы, можно целоваться!
– Какая ты романтичная...
Я наклоняюсь и нежно целую ее в губы.
– Как думаешь, оргазм можно считать обезболивающим? – спрашивает она с улыбкой.
– Я думаю, что я недостаточно равнодушен к тебе и твоей спине, чтобы мы занялись этим сейчас. Так что вынужден тебя расстроить, но придется обойтись уколами и таблетками.
– Я вообще-то шутила, – недовольно бросает она. – Как ты сам понимаешь, в моем состоянии не до секса... И вообще, думаю, ты не дождешься его от меня до конца своих дней!
Я усмехаюсь.
– Прямо таки до конца своих дней!
– Да! Тем более после того, как отказал мне! Что бы ни случилось, ты никогда не должен говорить мне нет! – Она продолжает играючи бурчать.
– Никогда-никогда? – посмеиваясь, переспрашиваю я.
Она стреляет в меня взглядом.
– Я, между прочим, говорю серьезно! Все, я на тебя обиделась!
– Что мне сделать, чтобы загладить свою вину? – шутя спрашиваю я.
Она делает вид, что задумалась.
– Накорми меня, и, возможно, я передумаю.
Я глухо посмеиваюсь.
– Что хочешь?
– Блинчики с мороженым и кремом шантийи, – выпаливает она.
– Будут тебе блинчики...
– И крем?
– Да.
– А мороженое?
– Ага.
– А секс?
– Хорошая попытка, но нет.
– Какой же ты зануда...
Я смотрю на нее, кладу руку ей на затылок и притягиваю к себе. Аккуратно обнимаю ее за плечи.
– Я очень испугался, – честно признаюсь я.
Ее руки медленно бродят по моему телу, она обнимает меня за талию и снова утыкается мне в грудь.
– Я совру, если скажу, что не испугалась.
– Больше никогда так не делай, – шепчу ей на ухо, – никогда не закрывай меня собой.
– Ты бы сделал то же самое.
– Но ты не делай.
Она поднимает голову и заглядывает мне в глаза.
– Что будет дальше, Тэ? Что мы будем делать?
Я пожимаю плечами.
– Ждать дождь для кинематографичного предложения.
Она мило улыбается.
– Я серьезно спрашиваю.
– А я серьезен.
Выражение ее лица меняется, ухмылка исчезает с губ, а взгляд становится пристальным.
– А вдруг случится что-то еще?
– В теории, завтра может наступить конец света. Но если ты рядом, то мне все четыре всадника апокалипсиса не страшны.
– Мне тоже, – тихо говорит она.
Вид у нее такой, словно она хочет мне что-то сказать, но не уверена, стоит ли. Я терпеливо жду. Джен продолжает смотреть на меня. Нежно гладит по лицу, целует подбородок.
– Знаешь, когда я убежала, то встретила семью с двумя детьми. У них были мальчик и девочка. Они обсуждали бытовые мелочи: обед, мультики и слюни мелкого.
Выражение ее лица меняется, оно становится мечтательным. Легкая улыбка озаряет глаза. Видно, что она делится со мной сокровенным.
– Я смотрела на них и поймала себя на мысли, что однажды хочу иметь двоих детей от тебя. Обсуждать мультики, котлеты и сопли. Я знаю, мне всего двадцать один, и мало кто думает о детях в моем возрасте, но я всегда мечтала о крепкой семье. О папе, маме и детишках, которые живут счастливой жизнью. Готовятся к праздникам, порой ссорятся и спорят, но всегда любят друг друга, несмотря ни на что. Что бы ни случилось, какие бы трудности ни выпадали на их долю, они знают, что есть друг у друга. Они знают, что могут полагаться друг на друга. Они знают, что их любовь сильна и непоколебима. Понимаешь, о чем я, Тэхен?
Вместо ответа я целую ее в губы. Простого «понимаю» тут недостаточно. Ведь я мечтаю о том же самом. С ней.
– Ты – дом моей мечты, – шепчу ей на ухо те самые слова, что она писала в своем письме.
Она замирает в моих руках, ее руки крепче обнимают меня, и я вновь целую ее. Нежно накрываю ее губы своими.
Порой поцелуи громче всех слов в мире.