Рынок душ
Когда мне было тринадцать, я убил. Кошку. Она жутко мешала мне спать! Орала ночами напролёт под дверью, царапала шкапы, комоды, роняла бокалы, звенела тёткиными бусами, носилась по всему дому в темноте, цокая при этом своими мерзкими маленькими коготками!
Я поймал её. Запихал в старый мешок и вынес однажды ночью в лес. К озеру.
Моя сестра Олеся до одури боится крыс. Боюсь ли крыс я? О нет. Но мне нравится их ловить. Мне нравится сам процесс и предвкушение их скорой смерти. Олеся всегда рыдала, видя их мёртвые тельца, а я всегда задавал сам себе вопрос: «сестрица, милая, разве ты не хочешь убить то, что тебя пугает?».
Довольствуясь лишь крысами, чуть позднее я поступил в университет. На лекаря. Удивительная ирония скажите вы! Однако же, не могу не посчитать нужным сказать вам о том, что такой же тяги, как к мелким животным, я никогда не испытывал ни к людям, ни к животным побольше.
К тому же, стоит заметить, мой батюшка Николай Иванович Нектасов был превосходным лекарем, самостоятельно лечил своих крестьян и никогда не отказывал дворянам. Он всегда поговаривал: «Федя, вот вырастишь ты, образование получишь, лекарем станешь. И я уж помирать могу. Потому что знаю, что замену я себе нашёл и своей смертью я никого не убью». Чудесной доброты был человек!
В университете я начал препарировать лабораторных мышей. Из раза в раз проводя очередной опыт, я вспарывал живот очередной мыши. Выжило из них около семи. Но мыши сами по себе не долгожители, так что все они очень скоро отправились на тот свет.
Однажды после учёбы, с моим товарищем Митькой Прокофьевым, мы отправились в кабак. Там то я и встретил её. Выпивая очередную стопку водки, я заметил удивительной красоты силуэт барышни. Затем, как оказалось, этот удивительно красивый силуэт звали Татьяной Петровной.
Через полтора года женой мне сделалась, однако детьми так и не обзавелись, лекарь по женской жизни говорил о серьёзных проблемах. Однако я этому значения не придал, ибо мои выпотрошенные крысы-мутанты нравились мне куда больше, нежели глупые, вечно орущие и бегающие маленькие люди.
Однако, хочу отметить, что Татьяну я очень любил, барышня была интеллигентной и статной, хоть и глупой в научных делах. Татьяна интересная была, к бабке часто ходила, да всё травы какие-то приносила, чаи заваривала, после них спокойно как-то становилось, а Татьяна всё приговорила: «ну, Федя Николаевич, всю эту дурь из Вас выбьем». Какую дурь я так и не понимал, пока однажды не произошло вот что.
Татьяна стала очень хворать, позвали лекаря, который получше моего будет, сказал он, что всё, не долго осталось. Отжила своё Петрова дочь. Болезнь опухолью зовётся, страшная вещь говорит, в мозге сидит. А я в эти россказни сам сначала не поверил, что за опухоли такие? А потом как злость на меня нахлынула, представилось мне, будто лекарь - крыса, да и вспороть его надобно. Бросился я с ножом на него, так и упал наш лекарь замертво. Судейство потом было. Страшная вещь. А перед судейством я к бабке Татьяниной отправился, надеялся, что помочь она мне сможет. Не с лекарем, с Татьяной. И помогла бабка, помогла.
Встал я за час до рассвета в круг, угольком я начертал что надобно, огонь поджог. И вижу: все тени с углов как в едино сливаются, не понять что встаёт, пальцы длинные, а за ними пустота, чёрнучая, тёмная, как сама смерть. И слышу я голос, эхом, как в уши говорит: «Что ты, глупец, гневаться меня вздумал сподвигнуть? Чего ты хочешь?». А я так и обомлел.
- Душу мою возьми, да любовь мою, Татьяну, верни с того света. Всё что хочешь сделаю.
- Душа? - пальцы потянулись к моей груди. А дальше помню всё как во сне: такая резкая, пронзительная боль, как будто сердце вынули. Но нет, не сердце, всего лишь душу.
- Вот что, глупец, душа твоя черна. Душа твоя стоит меньше, чем ты просишь. Душа твоя ничего не стоит.
- Но, позвольте, если я отдаю тебе себя за любовь, это ли не искупление моих грехов?
- Глупец, смерть не откупишь сердцем.
Пришлось мне к бабке той воротиться, да объяснить всё произошедшее. Направила меня старуха на простой демонический рынок. Как сам попал туда - не помню. Стою там, по середине улицы, а вокруг куча тел ходит. Тёмные такие, мрачные все, в балахоны обмотаны, да бурчат себе под нос что-то. За прилавками кости сидят. Череп, да две руки. И пусто на прилавках тех.
- Что у тебя? - спокойно спросила меня одна из теней с парящим где-то в темноте черепом. Я, уже разгневанный, швырнул свою душу к ней на стол.
- Какова цена? - в ответ раздался дьявольский, пробирающий насквозь, смех.
- Твоя душа мне не нужна. Да и души то у тебя нет. Проваливай отсюда, подлец.
Я, уже не чувствуя гнева, а лишь заливаясь слезами, начал метаться по рынку, пытаясь найти хоть кого-то. Хоть кого-то, кто сможет забрать мою душу и воротить мне сердце. И... Я не нашёл. Я не нашёл ни одного мертвеца, кто принял бы мою душу. Потому что принимать, как разъяснилось, нечего.
Отец мой неправый оказался. Не нашёл ты, отец, себе замену. Не добро я творить хотел, народу помогая. Над крысами глумиться я хотел. Глупый, глупый я человек. Гневный, глупый людишка, который решил, что грехи можно искупить, отдав себя за любовь. Но, смерть не откупишь сердцем. Как бы сильно не любил, человек смертен. А человек без души смертен дважды. И я. И я тоже смертен. Дважды.