3
Ночью Сева положил под одеяло медведя и свёрнутый плед, взял заранее заготовленное ведро с лопатой и вылез в окно. До парка Сева доехал на последнем трамвае. Раньше с последним трамваем Сева уже возвращался домой.
Скелет был на месте. Точнее, то, что от него осталось. Даже в свете газовых фонарей было видно, как сильно раздробило просевшим фундаментом кости. Сева вдруг задумался, а чувствовал ли Евдоким Егорович, что происходило с его останками? Страдал же Фёдоров от подагры, которой болел ещё при жизни. И почувствует ли старый сторож, когда Сева потревожит его кости? А если Сева опять сделает своему другу больно? Сева постарался взять себя в руки, поставил на землю ведро, схватил обеими руками лопату и подошёл к скелету. Горло сжали спазмы, на глаза навернулись слёзы. «Он очень хотел, чтобы его похоронили», - звучал в голове голос Фомина. Но если Сева не спрячет от строителей скелет, то больше никогда не увидит Евдокима Егоровича.
Он почувствовал, как кто-то положил руку ему на плечо.
- Сева, Сева, - услышал он голос Фомина, - зачем?
Сева, не стесняясь, зарыдал в голос.
- Ах, Сева, Сева. Послушай меня. Евдоким Егорович уходит спокойно, мало кому из нас это удаётся. У него нет ни сердобольных родственников, спрашивающих, за что он их покинул, ни чувства невыполненного долга. Единственное, что может остановить его сейчас, это ты. Он очень любит тебя, но лучше не пытайся привязать его сейчас к себе. Понимаешь, о чём я?
Сева всхлипнул.
- Кажется, да. Не понимаю только, что мне делать.
- Сейчас ты пойдёшь внутрь. Не бойся, крыша и стена не обвалятся, мы обо всём договорились. Будет что-то вроде внепланового собрания клуба. Евдоким Егорович позвал только тех, с кем хотел повидаться. И вы сыграете. Не плачь, не проси его остаться. Дай понять, как ты рад, что вы проводили вместе время, и теперь ты желаешь для него лучшего. Улыбайся... или не улыбайся, но, по крайней мере, не плачь.
- Спасибо, что не наругали.
- Не за что тебя ругать. Пойдём.
Окна, как всегда, были глухо зашторены, но свечей было в два раза больше обычного. Камин пылал ярко, шахматный пол и стены будто блестели, хотя в доме шёл ремонт. Даже трёхголовые псы у камина как будто улыбались Севе. На спине у одного из них сидел домовой и грыз бублик.
- Ну, здравствуй, Сева, - Евдоким Егорович сидел спиной к камину. - Во что сегодня играем?
- В хнефатафл. Я принес.
Коробка и вправду лежала в рюкзаке, Сева чудом не вынул её после того, как забрал из школы.
- Простите, что не ходил к вам месяц, я...
Евдоким Егорович жестом показал, что это всё пустяки.
- Раскладывай. Родители не рассердятся?
Сева хотел было ответить честное «не знаю», но вспомнил, о чём говорил ему Фомин, и уверенно сказал:
- Не рассердятся, я всё устроил.
И начал раскладывать фишки. Камин опять затрещал, и Сева подумал, что тот потребует сухарей, но это было всего-навсего приветствие: огонь безо всяких сухарей запылал ярче.
Сева любил хнефатафл. Ему нравилась романтическая история скандинавских шахмат, в которые играли древние викинги: Эрик Рыжебородый, Рагнар Кожаные Штаны. Евдоким Егорович предпочитал её почти всем играм, кроме шахмат. У них уже сложились свои собственные правила, расклады, к которым они часто приходили и которые могли предсказать аж за девять ходов вперёд. Евдокиму Егоровичу выпало играть за конунга, которого нужно увести с поля битвы, Севина задача заключалась в том, чтобы не дать конунгу уйти.
Фомин встал у камина, почти растворившись в воздухе, и внимательно наблюдал за игрой. Или за игроками. Остальные члены клуба долгожителей разошлись по залу и занимались своими делами: кто-то курил, кто-то ходил, кто-то принёс флейту и играл, кто-то подпевал на непонятном Севе языке. Видимо, в честь особого случая. Обычно клуб долгожителей обходился без музыки.
Когда на девятнадцатом ходу Евдоким Егорович пододвинул фишку, Сева поначалу чуть не воскликнул от радости и даже потянул руку, чтобы сделать следующий ход без обдумывания. И остановился.
В такой ситуации они с Евдокимом Егоровичем оказывались три или четыре раза. Сева знал, что через пять ходов он возьмёт конунга в окружение и выиграет, если всё сделает правильно. И Евдоким Егорович об этом знал. Должен был знать. У него была прекрасная память. Почему же он пошёл так? Подыгрывал Севе? Хотел, чтобы Сева выиграл у него в этот последний раз?
Когда Сева вспомнил, что сегодня их последняя игра, горло сжали знакомые спазмы. «Не плакать! Подумай о чём-нибудь хорошем. Вспомни что-нибудь хорошее, ну же!». Получалось плохо. Он начал думать про коллекцию рассказов «Всё об индейцах». У Севы не было друзей, кроме Евдокима Егоровича и книг. И книги никогда не заменят ему сторожа.
- Можно я подумаю? А пока покормлю домового? - спросил Сева.
- Ну, подумай, только не забалуй его слишком.
Сева взял рюкзак и подошёл к камину. Раскрыл пакет, дал домовому два сухаря, налил чаю в крышку термоса. Домовой не удивился, принял сухари и чай с радостным писком.
- Не грусти, малыш, вы ещё увидитесь, - услышал он едва различимый шёпот Фомина.
- Увидимся?
- Да, нескоро, но увидитесь. Может быть, даже сыграете. Главное, жди.
- Обещаете?
- Обещаю. А теперь покорми камин и возвращайся к игре.
Сева кинул несколько сухарей в камин, тот благодарно затрещал в ответ.
- Ты хороший друг, Сева, - улыбнулся Фомин.
Сева сел за столик.
- Надумал?
- Да, - Сева пододвинул фишку, не так, как должен был, не так, как ждал Евдоким Егорович.
- А ведь это поддавки, - сказал сторож.
- Но вы первый начали, - Сева улыбнулся. - Можем переиграть последние два хода, если вам не нравится.
- Твоя правда, - Евдоким Егорович вздохнул и вернул назад две фишки.
В этот раз Евдоким Егорович всё-таки сумел увести короля викингов с поля боя. Решили сыграть ещё раз. Освежив в памяти прошлые партии, игроки стали действовать осторожнее, думали подолгу. К концу третьего захода Сева почувствовал себя усталым, но довольным собой и Евдокимом Егоровичем.
- Молодец, сынок, хорошо держишься. Мне-то спать не надо, а ты вон как... Ну что, всё?
Севе хотелось сказать «нет», но всему надо знать меру, как говорит его мама. Они здорово провели время, не стоило портить такую ночь игрой до упора. Дело шло к рассвету. Свечи уже почти совсем догорели, члены клуба долгожителей сняли с окон шторы, синий свет заполнил зал. В камине погасло пламя, остались только угли.
- Как будешь добираться до дома? - спросил Евдоким Егорович.
- Пешком, - ответил Сева.
- Тебя проводить? - Фомина стало видно немного лучше.
- Разве вам можно?
- Если невидимыми, то можно.
Только сейчас Сева понял, что все призраки собрались вокруг них.
- И я тоже схожу, - кивнул Евдоким Егорович.
- Вы? Но вы же не ходите за пределы парка.
- Всё когда-то делается в первый раз, - пожал плечами сторож.
Они пошли. На выходе из парка все растворились в воздухе, Сева только слышал их тихое дыхание и чувствовал едва заметное тепло. Евдоким Егорович иногда тихонько шептал что-нибудь. Когда они дошли до Севиного дома, мальчик повернулся туда, где слышал шорох и дыхание.
- До свидания.
Ему хотелось сказать что-то ещё, но он не знал, как. Слова не шли.
- Мы всё поняли, Сева, - прошептал едва слышно Фомин, - иди.
* * *