Untitled Part 11
11
Я был верен своему слову, моя решимость ничуть не угасла после того как я на следующий день проснулся с тяжёлой головой, что спровоцировало курение травы. Я понимал, что самокопание, жалость к себе, попытки видеть во всём заговоры и мистифицировать всё вокруг окончательно сведут меня с ума, пока я находился в этом подвешенном состоянии. Ещё не вернулся к нормальной жизни, ещё завис в прошлых грехах, ещё осознавал уроки. И если я не мог изменить мнение окружающих о себе, то я мог изменить своё мнение. Этого у меня никто не мог отнять, и я с какой-то наигранной радостью погружался в нормальность своей новой жизни. Правда, эта наигранность явно была тревожным признаком того, что я в очередной раз пытался отодвинуть важные проблемы на фоновый режим, сделав вид, что их не существует. Сейчас так было проще, отрицание проблем было моим следующим этапом. И он последовал за этапом, когда я принимал мнение других за своё, поверив, что нуждаюсь в заботе, медикаментах и жалости, признав свою болезнь чем-то реальным.
Сейчас же мне меньше всего хотелось быть больным, так что я концентрировался на тех делах, которые у меня меньше всего ассоциировались с попыткой самоубийства и периодом залечивания ран. Я был доволен этому просветлённому состоянию, когда всё казалось решаемым, лёгким и имеющим множество вариантов развития, мне было открыто столько путей, и почему я только сейчас это осознавал? На самом деле, я понимал это всегда, только до девятого сентября меня мало это интересовало, я не хотел иметь множество путей, а только один, самый простой и проверенный. Но подсознание-то знало лучше, от того кризис в какой-то момент и настал, и хотя это не до конца оправдывало мой фатальный поступок, мне казалось в тот период, что я лучше себя начинаю понимать. Наконец-то я дожил до того момента, когда мне не хотелось прятаться, не хотелось быть как все, не хотелось серой и размеренной жизни, и хотя цена была огромной, возможно, это всё же того стоило? Если бы я посмотрел на себя со стороны, то явно бы увидел, как не совсем здоровый человек отчаянно заставляет себя быть счастливым, обрубая все противоречащие радости мысли. Но и этот период нужно было пережить.
Главное, что я хотел проработать в это время – превратить в реальный факт то, что я видел галлюцинации, и хотя частично галлюцинации формировал наш мозг, чаще всего глюки были просто глюками и не требовали тщательного анализа. К тому же что хотеть от моего мозга, который теоретически был способен выдавать любые искажения после кислородного голодания? Думаю, светящаяся метка стала моим главным страхом, потому что внутри-то я понимал, что меня не глючит, но это было настолько необъяснимым, что легче было убедить себя, что я поймал глюк. К тому же никто не видел этого кроме меня, что также говорило в пользу версии искажённых видений. И поскольку я не планировал возвращаться на встречи ячейки самоубийц, я был уверен, что больше никогда и нигде не увижу что-то подобное. Опять же я убедил себя, что феномен ярких меток связан с этой клиникой.
Я уже понял, что новую жизнь проще всего начинать в новом обществе, но поскольку я зарёкся убегать от себя (несмотря на то, что отправил в чулан свои самые главные проблемы), я решил дозировать себя новыми связями. Я не собирался забивать на свои нынешние контакты, и хотя все они в какой-то степени напоминали мне о прошлых ошибках, они были частью моей жизни. Надо было научиться жить с этим напоминанием, чтобы оно не влияло своим депрессивным угнетением, упущенными возможностями и загубленным здоровьем. К тому же я понимал, что со временем мой суицид будет постепенно забываться, просто нужно было пережить этот период, я был на окончательном пути выздоровления, как-никак! Да, я себя в этом убеждал, но уверенность в себе давала тебе дополнительные баллы в борьбе с любым недугом.
Несколько недель я пытался жить как прежде, хотя не совсем как прежде, сейчас я наигранно окрашивал свою жизнь в яркие цвета, получая утрированные эмоции. Я преувеличенно играл в жизнь, доказывая самому себе свою нормальность. Я снова встречался со своими друзьями, мы организовали несколько экскурсий в Подмосковье с ночёвками, где получили немало адреналина. Но и с этим я был осторожен, потому что понимал, со стороны мой наигранный оптимизм мог походить на желание жить на грани, в подсознании жаждая повторить самоубийство. Да, мои друзья вроде были теми же узнаваемыми товарищами, но ничто уже не могло изменить их новое мнение обо мне. Не то чтобы я был потерянным для них окончательно, но они чётко осознали тогда, что не понимают меня. Они принимали меня, любили меня, я им был интересен, но своим я уже никогда не буду. Как можно понимать до конца человека, желающего покончить с собой? Даже настоящие эмпаты теряются, когда пытаются прочувствовать ход мыслей и эмоций человека, пытавшегося покончить с собой, особенно, если до сих пор причины этого поступка неясны (даже мне самому). Но главное, что мне самому сейчас было комфортно со своими друзьями, и я готов был болтать и дурачиться за всю компанию, без страха окончательно стать в их глазах неизлечимым психом. Страхи неприятия тоже испарились, я себя простил и принял, и это было главным, мнение остальных людей не должно было влиять на мой позитивный настрой. Так что я смотрел в будущее с какой-то безумной улыбкой комедианта, которого вдруг перевели в драматургию, только он ещё этого не осознал.
Проще всего покончить с периодом уныния было, постоянно держа свои мысли где-нибудь вне своего подсознания, так что в течение следующего месяца моя социальная жизнь стала такой активной, что у меня не было времени и сил заниматься собственным психоанализом. При этом я твёрдо решил, пока я интегрируюсь в свою новую реальность, я не буду себе позволять потакать своим слабостям, это было моё решение меняться, и я хотел быть в здравом уме и рассудке. За это время я практически отказался от алкоголя и наркотиков, лишь ради компании мог выпить банку пива, но на этом я себя останавливал. Я чуял, что эта лёгкость, что даёт алкогольное или наркотическое опьянение соблазнит меня ступить на самый простой путь искушений. И хотя я и до этого не был заядлым любителем нажраться до пугающего состояния, всё же сейчас мне нравился этот контроль, как я создаю сам свою реальность – в здравом рассудке, по собственной инициативе. Я начинал наслаждаться созданной свободой, правда, цена этой свободы стала проявляться в гиперактивности, мой мозг теперь работал в режиме, запрещающем копаться в метафизических реалиях.
Каждый день у меня теперь начинался рано, а заканчивался очень поздно. Я стал больше работать, записался на курсы трейдинга и штудировал тонну инфы о финансовом рынке, планируя в свободное время заниматься этим, чтобы поправить своё финансовое состояние. Работать независимо было мечтой многих представителей офисного планктона, и я не был исключением. Каждый раз, когда моя башка мучительно пыталась начать процесс самокопания, я хватал с полки кубик рубика, разгадывал судоку, изучал очередные ништяки трейдинга или устраивал видеозвонок с друзьями. Каждый раз я отгонял опасные мысли активной деятельностью, которая требовала участия мозга, и я считал это самой лучшей терапией. Я был немного шокирован, как много мы можем успевать, если не тратим время на бесполезное сидение в гаджетах (измеряемое часами), бесцельную отдачу своей энергии одному человеку (для меня романтика сейчас была крайне непродуктивным явлением) или на болезненные попытки копаться в себе. Люди обожают обдумывать все свои фейлы и изъяны, мусолить их и создавать из мухи слона, не говоря уже о том, сколько времени они тупо проводят в мечтах и неосуществимых фантазиях. Нет уж, сейчас я не мечтал и не сожалел, сейчас я действовал.
Я старался больше выходить из дома, и каждый раз в обществе заводил временные знакомства, которые мне сейчас давались естественно, просто потому что я не думал о последствиях, не анализировал свои желания и потребности других людей, а тупо наслаждался этим временным контактом. Стать популярнее было гораздо проще, чем я думал, но это не было моей целью, и обычно все эти связи не имели привязок или последствий. Потанцевать в компании красивых девушек в клубе, обсудить с киноманами последний фильм в кинотеатре, поболтать с видом знатока с гурманами на винной дегустации – всё это было сейчас нормой моей жизни. Никакой мистики, никаких психологических барьеров, никаких сожалений и никаких угрызений совести. Моё исцеление сделало меня приземлённым, но мне сейчас именно это и было нужно, крепко стоять на ногах на этой земле. В мире живых.
И я действительно прекратил потребление антидепрессантов, я даже отказался от обезболивающих, которые я иногда пил, когда меня мучали страшные головные боли. Я боялся, что это станет первым признаком возвращения к прошлым страхам, пагубным привычкам и к вере в то, что у меня депрессия. Короче всё, что касалось напоминания о попытке самоубийства, я не позволял себе ни в каком виде. Не могу сказать, что я начал видеть всё чётче или имел острое желание накидаться таблетками, лишь во время приступов мигрени проклиная себя за трезвенную решимость.
Я спокойно прошёл все анализы и разговоры с психологами, которые я сократил до минимума, я желал остаться до конца года на их бесплатной программе, потому что в январе уже мог переводиться в другую клинику (как я понимал, посещение психиатра входило в мои добровольные обязанности, как минимум на несколько лет). Я хотел скорее закрыть все свои хвосты, которые связывали меня с моей ошибкой, и именно эта клиника была самым жирным напоминанием, почему я должен был начать новую жизнь. Ничего не изменилось, я делал вид, что продолжаю потреблять выписанные антидепрессанты, но никто не заставлял меня сдавать анализы крови или мочи, чтобы проверить, послушно ли я выполняю все их предписания. Я понятия не имел, что показывали мои МРТ, потому что никто не делился со мной их результатами. С психиатрами беседы тоже проходили в схожем русле, я стал болтливее и практичнее, что было показателем того, что я интересовался этой жизнью не на поверхностном уровне. Во всяком случае, я был уверен, что врачи считали, что антидепрессанты делали свой прогресс, и моя депрессия, которой вероятно никогда и не было, тоже исчезала (просто им нужно было держаться за свою версию, чтобы оправдать, почему мне финансируют лечение). Я был уверен, что в начале года распрощаюсь с этим заведением раз и навсегда. И я этого действительно хотел, потому что это место связывало меня с моими похороненными страхами.