Untitled Part 1
Пролог
Что скажешь мне ты перед смертью,
Герой, познавший пустоту?
Удары символичной плетью
Покорно перенёс в аду?
Гравюры разлагающейся плоти,
Панно из выпотрошенных звёзд,
Гниющие скульптуры ночи,
Картины из кровавых слёз.
Вся благостная человечность
Попала в лапы кровопийц.
Эмоциональная увечность -
Удел проклятых самоубийц.
Но под покровом грёз кошмарных
Скрывает ночь дары страшнее.
Ведь ждёт судьба неблагодарных,
Кто так стремился стать мертвее.
Освобождая пик презрения
К уродливой душе своей,
Узрел я в лике отражения
Лишь инфернальный блеск теней.
И в мясорубке душ проклятых,
Перемоловших в пустоту.
Среди казнённых и распятых
Я потерял свою душу.
1
Всё началось банально и даже без веских причин, просто накопилось, и всё тут. Но моя неудавшаяся попытка самоубийства изменила в корне мою жизнь. Но не потому, что я получил какие-то откровения или начал ценить такое понятие как «жизнь». Я обрёл пугающий дар видеть таких же отчаявшихся, запутавшихся или зажравшихся слабаков, как я сам. И теперь я видел их помеченными знаком суицида. Это невозможно объяснить в двух словах, так что обо всём по порядку, ведь всё началось с банальной и эгоистичной попытки покончить с собой.
Ах да, следует сначала представиться, как-то невежливо получается, я рассказываю свою историю, а вы даже не знаете моего имени. Что ж, простой парень из московской глубинки с редким именем Зиновий, 26 лет отроду перед вами. Что за имя такое редкое, в честь кого меня назвали, все только и спрашивают у меня. На самом деле имя Зиновий было вполне себе обычным, хотя семейные легенды гласили, что должна была родиться девочка, и назвать её хотели Зинаидой. Но родился мальчик, а от такого красивого (по мнению родителей) имени отказываться не хотелось, вот так они переделали Зинаиду в Зиновия. Вообще хорошее имя по всем параметрам, греческого происхождения, и переводится как «сила Зевса», а в оригинале звучит куда более гордо – Зенобиос! Но настрадался я вдоволь с этим именем, потому что как ни крути, а сокращённо меня хотели называть Зиной, Зиней, Зеней. Немного бесился в детстве, ну какая ж я Зина? Так что с младых лет настаивал – либо называйте меня полным именем, либо его греческим аналогом.
Не могу сказать, что я был несчастным или что меня никто не понимал. Меня не унижали и не применяли ко мне физического или эмоционального насилия. Я не был супер талантливым, чтобы какой-то дар пожирал меня изнутри, как и не был я недотёпой, еле сумевшим окончить девять классов. У меня хорошая семья, у меня никогда не было крупных проблем в личной жизни, у меня даже всегда были друзья, какие-то хобби и интересы. Так в чём же дело, почему в один прекрасный момент я решил, что с меня хватит и меня не радует подобное существование?
Вероятно, всё было слишком нормально, всюду вроде бы неплохо, и из-за этого мои эмоции были притуплены. Я был серым, блеклым и скучным, даже если другие этого не замечали. Во мне не было лёгкости и спонтанности, а чувство новизны было чем-то невообразимым. Никаких психологических травм в детстве я не получал, хотя подозреваю, что являясь в семье средним ребёнком (у меня два брата) всё же повлияло на мою психику, я был во всём всегда середнячок. Никогда – лучший, как и никогда – худший, то есть всегда посередине любых крайностей. Посередине в любой ситуации, всегда нейтральная сторона, если была возможность, а если и приходилось принимать какую-либо сторону, то только сторону победителей, где я оставался далеко от лидерских позиций. Но это не потому, что я был стеснительным или не имел лидерских навыков, нет уж, когда мне надо, я всегда мог временно подстроиться под любую роль. Складывается впечатление, что я просто хотел всегда быть невидимкой, и чтобы все оставили меня в покое. Может быть и так, ведь я никогда не был против добровольного одиночества, но я и не тянулся к нему, я одинаково комфортно себя ощущаю практически в любом обществе.
Наверное, дело было в том, что я довёл своё депрессивное состояние до финиша? Но нет же, я не был депрессивным, никогда не романтизировал смерть, никогда даже не задумывался о том, что ждёт человека после смерти, никогда не изнывал по каким-то проблемам и не плакался из-за несправедливости этого мира. Я спокойно переживал разрывы с людьми, я не доводил себя до эмоционального выгорания из-за конфликтов или провокаций, я умел прощать и умел отпускать. Меня никогда не прельщала готическая муть, преувеличенная мистика или попытки раскрыть свои тёмные стороны, я даже избежал этого периода в подростковом возрасте. Я никогда не зарывался в религиозные догмы в поисках смысла жизни, мне никогда не был нужен Бог, чтобы справиться со своими проблемами – мои проблемы были исключительно моими, и я справлялся с ними собственными силами. Я не любил насилие, я не понимал удовольствия получать боль, я отказывался верить в теории, что страдания необходимы ради развития, поэтому в моей жизни их и не было. Во всяком случае не того уровня, чтобы навеять мысли о самоубийстве. Так что пока мои сверстники философствовали о смысле бытия, о несправедливости мира сего и килограммах страданий, что они пережили и о тоннах, что им ещё предстоит пережить, я в это время просто жил. Дышал, ел, учился, гулял, смеялся, бегал, читал, болтал, играл, и даже любил. В чём же была моя проблема? Была ли она?
Может быть, я ощущал, что меня никто не понимает, что мой внутренний мир так сильно отличался от окружения, что я не мог пережить это? Нет, в том-то и дело, не было во мне чего-то особенного и экстраординарного. Не то чтобы я умышленно подстраивался под стандартное поведение человеческих особей (ради лёгкости бытия), но я и не выделялся. Наверное, мне особо и нечем-то было выделяться. Я был обычным человеком, таких, как я – миллионы и миллионы. Я многим поверхностно интересовался и по-настоящему интересовался, так что не мог бы назвать себя слишком апатичным или безучастным. Я был крайне лоялен ко всем возможным меньшинствам хотя бы потому, что восхищался теми, кто так рьяно доказывает, что он понимает себя, и поэтому всё окружение обязано принять их такими, какие они есть. Да уж, как тут не позавидуешь, если человек готов страдать и получать шквал осуждения ради собственных принципов, это о многом говорило. Эти люди имели своё место в этом мире, свою позицию, своё представление о том, кто они такие. Они не боялись отстаивать своё мнение, потому что этим они сохраняли своё собственное видение о себе, ломая стереотипы и банальные попытки всех людей уравнять. И дело тут даже не в последствии влияния философии Советского союза на разумы народа русского, ведь во всём мире люди пытаются всё упростить, в том числе и людей. Дело было скорее в первобытных инстинктах, ведь в кланах безопаснее, в кланах выгоднее, в кланах ты будешь принят. Так что я и сам застрял где-то между первобытными инстинктами и желанием сбросить все рамки и оковы. Проблема была лишь в том, что я не чувствовал себя расслабленно ни в кланах, ни в попытках самоутвердиться как что-то не вписывающееся ни в один клан. И что самое интересное, многие мне завидовали, мол, как классно, тебя не колбасит – всегда такой уравновешенный, всегда выпутаешься из любой ситуации, не замечая, что это лишь потому, что я был пресным и серым внутри. Короче, в видимую группу факторов риска я не попадал, да и покопавшись глубже, ничего такого не находил.
В итоге я так и не нашёл истинных причин своего поступка – недостаток эмоций, притуплённое восприятие жизни, вечная середина во всём, неспособность самореализоваться, банальность существования, может быть, какие-то детские травмы, психологические зажатости и отсутствие веры сделали своё дело. Но после того как во мне открылся странный дар, я начал понимать себя лучше. Но путь мой был долгим и полным неожиданных откровений, который был разделён на несколько фаз, прежде чем я дошёл до самого пика понимания.
Поскольку я не был склонен к депрессии, никогда не был пойман в употреблении запрещённых препаратов, не стоял ни на одном учёте и ни разу в жизни даже не посещал психолога, для моих родных и близких моя провальная попытка покинуть этот мир была полной неожиданностью. Не могу сказать, что и для меня не была, и хотя я не назвал бы её спонтанностью и мимолётным порывом, всё же я планировал это событие совсем недолго. И без эмоций. Просто очередное дело, которое я должен сделать. Выбросить мусор, потому что завелись мошки. Сдать проект на работе, который уже просрочил на неделю. Купить новую зубную щётку, потому что сломал последнюю. Покончить с собой. Тупо список дел, которые нужно выполнить – без лишних эмоций, без сожалений и без посторонней помощи, все эти дела у меня стояли на одной шкале важности, так что тут и ежу понятно, что моя смерть меня мало волновала. Как впрочем, и жизнь. Так почему было не продолжить жить в том же режиме? Всё-таки был какой-то кризисный толчок, что подтолкнул меня на этот решительный шаг. Но ответов я не имел, просто почему-то в этот период суицид у меня был запланирован в списке еженедельных дел.