радужные мармеладки с кислой посыпкой

— И ответ будет таким, — дописывая белым мелом на зелёной доске, отвечал Джисон.

— Ну превосходно! — отвечал учитель.

В лёгкой атмосфере класса гуляло чувство блаженства и гордости. Сегодня учителя всё же решили включить кондиционеры, от чего ум был спокоен. Прохлада растекалась электричеством по венам, будоража мурашки. Джисон с огромным чувством гордости за себя садился за парту с прекрасной пятёркой в журнале. Идя к парте, он смотрел на Минхо, а тот улыбался в ответ, показывая всем своим видом, как он рад за своего ученика. Джисон хлопнулся на стул с чувством воодушевления. Это он — Хан Джисон, и сегодня он справился и решил пример. Он получил пять по предмету, который понимал через раз. И так хорошо было от этого. Одно занятие в субботу смогло так на него повлиять. Ну просто фантастика! Хан взглянул на своего брата, а тот показывал ему большие пальцы поднятые вверх. Сегодня точно волшебный день.

И шагая домой с другой ноги, они обсуждали, какой Джисон молодец. Солнце душило своими жаркими объятиями, казалось, что ещё немного и асфальт плавиться начнёт, и Хан вместе с ним.

Минхо шёл с парнями. Он хвалил, буквально нахваливал Хана. И знаки он правильно перенёс, и в скобках решение сделал. Ну просто умница, а не ученик! Казалось, что здесь существовало всего три человека: Джисон, Хёнджин и Минхо. Больше никого. Ведь даже мимо проезжающих машин слышно не было. И люди, что куда-то спешили, исчезли. Остались только парни и проблемная математика. Белая полоса началась в их жизнях. Осталось совсем немного, и всё, что когда-то терзало, душило, закончится.

Сегодня понедельник, а это значит, что сегодня вновь Минхо станет гостем в их доме. Собственно, поэтому они и шли вместе, чтобы позаниматься и отпустить Ли. А то вдруг у него дела какие-то, хотя, наблюдая за тем, как он активно ведёт беседу с Хёнджином, Хан понимал, что всё-таки у него удалось. «Эх, если бы не моя тупость по математике», думал Джисон. Чёрт знает, когда бы Хёнджин смог подкатить к Минхо. А тут всё оказалось проще некуда. Благодари, Хан Хёнджин, своего гениально тупого брата по этому предмету.

○ ○ ○

Вновь летает белый тюль по пространству комнаты. Минхо объясняет новую тему, а Джисон только сейчас заметил, как неуклюже заколки держат его волосы. Они почти не играют нужной роли, а Хану смешно. Забавно наблюдать за тем, как Ли наклоняется ближе к тетради, а волосы всё равно падают на лицо. Но смеяться над этим будет неправильно и глупо. Они не настолько близки, чтобы дразнить за такие вещи. Солнце окутывает парней в свои жаркие объятия, перекрывая возможность вздохнуть. Оно золотым светом одаривает глаза Минхо.

— Минхо, — начал Джисон, — извини, что прерываю, но у тебя чёлка опять падает на глаза, тебе не мешает?

— Да, блин, мешает. Я просто всё никак нормально закрепить не могу. Сколько пробовал — не получается! — восклицал Минхо, стараясь закрепить волосы этими дурацкими заколками.

— Ты неправильно потому что делаешь, — Джисон взял Минхо за руки и убрал их с волос. Поправляя чёлку он вновь заколол их всё теми же заколками, — так будет удобнее, — искренне улыбался Джисон.

— Спасибо большое, — Хану на секунду показалось, что Минхо покраснел, но в комнате было жарко и это абсолютно нормально.

Они продолжали изучение темы, что была на сегодняшнем уроке в школе. Время так быстро и скоротечно, что достаточно одного странного взгляда, как вы уже нечто большее, чем просто незнакомцы. И ожидания оправданы, и новая глава старой книги написана, и всё прекрасное уже существует. Возможно лишь то, что это «прекрасное» ещё неосознанное, но и это временно. И скоро проявится в этой реальности. Сейчас Джисон счастлив, что ветер остужает его ум, в комнате гуляет нужная свобода. На книжных полках шелестят книги страницами, стараясь идеально подбирать сюжет для этих парней. И во всей этой чарующей красоте Джисон не заметает того, как Минхо изредка касается его мизинца, когда объясняет решение.

Занятие окончено, а Хёнджин до сих пор не появился в комнате Джисона. Ну очень удивительно.

— Так, я пойду домой, — собирая тетрадки и учебники в рюкзак, говорил Минхо.

— Минхо, может останешься? Поиграем в приставку? — старался всеми силами задержать его Джисон. Где этот Хёнджин ходит?!

— Я бы с радостью, но завтра в школу, а ещё уроки делать.

— Так у меня учебники-то есть! Давай вместе сделаем?

— А давай! — улыбнулся Ли. У него была такая красивая и искренняя улыбка. Джисон осознавал точно, что теперь Минхо его друг. И так не хотелось его в этом разочаровывать.

Они сидели ещё, наверное, час, решая остальные предметы. Джисону нравилась компания Минхо. Так спокойно и хорошо в ней было. Время поэтому и летело первой ласточкой по ещё чуть заледеневшей земле.

Тут дверь в комнату распахнулась, напугав парней до чёртиков. И в самом деле, в дверном проёме стоял то ли человек, то ли чёрт. Хёнджин с гнездом на голове, в домашних клетчатых штанах плюхнулся на кровать Джисона, что-то бубня себе под нос. Парни смотрели на него секунд пять, а после от увиденной картины только смехом стали заливаться. А Хёнджин, услышав ещё один голос, резко вскочил с кровати. Он явно не было готов к тому, что Минхо до сих пор здесь. Поэтому сейчас он сидел на кровати, а волосы торчали в абсолютно разные стороны, словно антенки, что ловили связь с космосом. Хёнджин моргал глазами, которые были огромными от удивления.

— Я думал, что Минхо ушёл. — стараясь пригладить волосы, тараторил Хёнджин.

Хан и Минхо смеялись ещё минуты три и наконец смогли успокоиться.

— Хёнджин, — вытирая слёзы с уголков глаз, начал Минхо, — что с тобой случилось?

— Да я что-то так спать захотел. Лёг на пять минут, а уснул на два часа.

— По твоей голове видно, — Джисон всё не унимался, он смеялся до покраснения. Тогда Хёнджин кинул в него подушку.

— Хватит ржать! Иначе следующей в тебя книга полетит!

— Святое не трогай, чёрт! — Джисон встал и стал бить Хёнджина подушкой, которая недавно прилетела в Хана в шутку. Минхо на заднем фоне чуть ли не умирал, он валялся на полу и издавал звуки умирающего тюленя. Хёнджин старался закрыться от побоев брата, но смеялся настолько сильно, что не смог себя долго защищать.

Парни смеялись на весь дом до покраснения, до слёз на глазах. Казалось, что услышать их искренний смех можно было в другой Вселенной. У Джисона даже живот закололо. Именно настолько ему было забавно со своего брата. Хёнджин сначала сидел насупившись, но затем тоже стал смеяться. Ведь так прекрасно осознавать, что есть люди, пусть ещё и мало знакомые, с которыми ты искренне можешь похохотать и вести себя так по-настоящему. Без всего этого притворства и никому не нужной лжи. Иногда те, кто были нам чужими, становятся роднее, чем родственники или семья. Такие люди называются: «листья Кипариса».

(я искала какую-нибудь красивую легенду, но ничего не нашла. поэтому придумала свою. так что данная «легенда» выдуманная)

«Листья кипариса» — это люди, что любят тебя и принимают таким, какой ты есть. Была одна легенда. Когда-то давным-давно жил парень. У него была семья, но он был особенным человеком. Из-за чего за семейным столом часто слышал унижения в свою сторону. И решили как-то раз родители избавиться от него с помощью женитьбы. Но сколько бы они не ездили, никто не хотел выдавать дочь за такого парня. Так он и остался один. Каждый вечер ходил на берег реки. Там пышной шапкой росли большие кипарисы. До чего же они были прекрасны. Они раскидывали свои пушистые листья над волшебной водой. И в ветках можно было потеряться от красоты и спрятаться от сильного дождя. Великие деревья питали боль и чувство одиночества. Каждый день они слушали слёзы парня, которого никто не хотел любить из-за слепоты одного глаза. Дерево сбрасывало листочки, давая парню вытереть свои горькие слёзы. И со временем листочки стали скручиваться в иглы, забирая и сохраняя всю боль внутри. Однажды парень сидел, спрятавшись в этих ветках и уснул. Ветер стал подниматься, задул сильнее, отчего иголки стали щекотать ему нос. Он проснулся. А рядом с ним человек, что тихо гладит его по волосам и шепчет: «Замёрзнешь, глупый». Это был первый человек, который искренне его полюбил. Таким, каким он есть. И пусть он слеп, а родителям он не нужен, но всё равно здесь, под вечной кроной хвойных кипарисов, его любят и принимают. А после иглы вновь пытались стать листьями, но, отдавая веру своему когда-то одинокому другу, превратились в нечто волшебнее. Лучше, чем просто листья. Больше, чем просто Любовь.

○ ○ ○

Парни сидели за столом, и Минхо активно вёл беседу с родителями Джисона. Они все были задействованы в диалоге. Он ощущал себя довольно странно от того, что дети вообще разговаривают с родителями. Минхо чувствовал, что нужен тут и важен. Мама парней хохотала, соглашаясь с Минхо. Она хвалила его за то, что он такой умница и молодец, что помогает Джисону с математикой, да ещё и сам на отлично учится. Она мило интересовалась у Минхо, нужна ли ему добавка, и всегда накладывала, если он просил. Папа парней давал какие-то нелепые советы, отчего получал кулаком в плечо. Потому что рано ещё такое детям говорить. Родители не спрашивали про семью Минхо, словно знали, какая она у него. Хотя, скорее всего, знали, ведь они в одном родительском комитете состоят всё-таки.

Семья Минхо была неблагополучной. Родители были ответственными через неделю. Одну неделю они нормальные люди, которые ходят на работу, а вот в другую уже отвратительные личности, которые сидят дома, запиваясь до смерти. Обвиняя во всех проблемах своего сына подростка, что боялся идти домой. Он знал, что днём лучше не попадаться им на глаза. Иначе очередной шрам разукрасит какую-либо часть его тела. Поэтому после школы он гулял. Сидел в парке до первого наступления темноты.

Его хрупкое и стеклянное тело было раскраской для родителей. На животе красовался красивый длинный шрам, что был зашит с помощью хирурга. Ему тогда было десять лет. В больнице сказали, что Минхо упал с забора, а не на руку отца с разбитым горлышком бутылки. На спине ожоги от сигарет, а на руках шрамы от кожаного ремня. Если сильно присмотреться, то на лбу можно найти тоненькую белую полосочку, оставленную матерью от её перстня.

А тут так хорошо в кругу этой семьи. Если бы Минхо мог, то остался жить с ней. Джисон и Хёнджин стали бы братьями, а их родители — родителями Минхо. Еда вкусная, тут тепло и чисто. Минхо не любит своих родителей. Ему становится грустно и начинает ныть где-то в районе души, когда он смотрит на эту идеальную семью. Внутри него гуляет опустошение и невозможность поменять свою жизнь. Он заложник обстоятельств и, к сожалению, пока что ничего не может изменить, пока не достигнет совершеннолетнего возраста. Поэтому он бесконечно и молча терпит всё это. Но Минхо смог на немного ощутить такую простую любовь в другой семье. Скрипка его души наканифолила струны и теперь играет чистой мелодией. Так мало нужно семнадцатилетнему парню. Всего-то ощущение, что он нужен и немного любим.

Одиночество — это дар и проклятие. И в этот период жизни Минхо оно было проклятием. Он буквально один. Страх, что с ним никто не будет общаться из-за его семьи, ужасно высок. Поэтому общается он только со взрослыми людьми и покупателями в магазине. В них он находит хороших собеседников, ведь с ними можно обсудить те вещи, которые его одноклассники не понимают. А в этой квартире его и сверстники понимают. Здесь, на пятом этаже, за чужим семейным столом, Минхо чувствует себя частью этой семьи. Он одинок. И это чувство сжирает его. Но сейчас Минхо весело смеётся, чуть ли не давясь едой, и понимает, что здесь он нужен.

○ ○ ○

Небо расплывается в улыбке. Минхо вновь идёт домой вместе с Хёнджином. В последнее время этот парень часто уделяет ему внимание, явно хочет подружиться. А Минхо не знает, что чувствовать на этот счёт. С одной стороны, ему очень приятно, что с ним хотят подружиться, что с ним общаются. Но будем реалистами, как только помощь Минхо больше не потребуется, продолжат ли парни также общаться? Хоть и прошло всего пару дней.

У Минхо были друзья, но пути их разошлись. Нельзя назвать человека другом, если он тебя оскорбляет, унижает и запрещает что-то делать или вести себя так, как хочешь ты — это ненормально. Это даже «дружбой» нельзя назвать. Но чувство привязанности отвратительно, если нездорово. И все те яркие проблемы, что были озвучены во время разговора с таким другом, были так ясны, но осознать их было трудно. Каждый раз, когда в разговоре поднималась тема доверия, друг Минхо всегда говорил, что доверяет ему на шестьдесят процентов, а глупый Минхо верил на все сто. И только после того, как дружба их закончилась, он понял, что из шестидесяти процентов было не больше шести. И от этого становилось так больно и плохо, что, рыдая в подушку навзрыд, он не понимал, как не замечал такого скотского отношения к себе.

Сейчас всё изменилось. Сейчас Минхо тихо лечит травмы, нанесённые его бывшим другом. Но боязнь, что всё повториться вновь, невероятно высока. Минхо боится вновь ощутить боль и тревогу от того, что его предали. Поэтому и не понимает: хорошая ли это идея — сблизиться с Джисоном и Хёнджином? А может, всё-таки это будет лишним? А вдруг ему просто суждено жить в вечных страданиях? Просыпаться утром, видя, как родители спят в гостиной, чувствовать перегар и запах алкоголя. Постараться найти чистые вещи и уйти в школу с первыми лучами рассвета из-за бесконечной бессонницы и истощённости больного тела.

Минхо словно в другом Мире или Вселенной побывал. В доме у Джисона и Хёнджина всё было совершенно по-другому. Чисто, прибрано, вкусно пахнет. Сразу видно, что люди там живут, а не существуют, как в семье у Минхо.

Хёнджин что-то рассказывает, а Минхо старается слушать, правда, но мысли закручивают его в водоворот тревоги и переживаний. Вроде бы он говорит про комикс или про еду? Или вообще школу, Минхо не знает. Единственно, что он сейчас понимает — родители сегодня третий день в запое. Осталось два, и они снова станут нормальными, но продлиться это не больше недели. Поэтому тяжесть в районе груди становиться всё тяжелее и тяжелее, когда он всё ближе и ближе к дому.

Осознав, что дальше Хёнджину нельзя, Минхо останавливает его и говорит:

— Спасибо, что проводил, Хёнджин. Дальше я сам, — впервые выдавив за вечер улыбку, Минхо аккуратно машет небольшой ладошкой в знак прощания. Он и правда был счастлив в гостях у парней, и эмоции его были настоящими. Но чем ближе он оказывается к дому, тем фальшивее они становятся.

— А, уже? Ну, хорошо. Тогда до завтра! Увидимся в школе, — ярко улыбается Хёнджин, подходя ближе. Минхо это кажется немного странным, но он не отступает. И поэтому Хёнджин утягивает его в тёплые объятия. Этот вечер Минхо точно запомнит надолго, потому что запах с волос Хёнджина похож на запах Джисона. Глупо.

Минхо всегда хотел дружить с Джисоном, он для него такой необычный, словно из веснушек и лесных ягод сделан. Но неприятный прошлый опыт каждый раз ковыряет гноящуюся рану и напоминает о том, как было больно в прошлый раз.

Он плетётся к дому, а до заката ещё далеко, так не хочется там находится. Минхо молит всех богов и всех существ, чтобы они спасли его. Он бы тихо прошмыгнул в свою комнату и, вновь забившись в угол или под одеяло, уснул. Но просыпаясь каждый час либо от криков, либо от ощущения, что сейчас что-то произойдёт.

Дверь в мёртвую квартиру открывается. Холод окутывает тело, и оно замерзает от прикосновений мороза. Тишина. Минхо не понимает, это его пугает или, наоборот, радует. Во всяком случае, он на цыпочках идёт в ванную, чувствуя, как пальцы примерзают к полу, а после идёт мимо гостиной. Они спят. Значит, сегодня всё будет хорошо. Остатки кровавой кожи и носков остаются на ледяном полу. За окном жаркий апрель, а в квартире бесконечный арктический цикл.

Укрыться бы сейчас любимой душой, но её нет. Поэтому довольствоваться приходится зимним одеялом и скорым светом звёзд, что будут подбадривать Минхо каждый раз, напоминая, что он не один в этом вечно-бесконечном потоке страданий. Когда-нибудь это всё закончится, когда-нибудь всё будет хорошо. Капельки горячих слёз согревали щёки, нос шмыгал, а тишина была до ужаса давящей. Даже во время самой глубокой и страшной ночи лунный свет подносит надежду. Именно луна каждую ночь дарила веру в лучшее.

Ветер гуляет по комнате, обнимая подростка со спины, и шепчет на ухо, что всё будет хорошо. Минхо верит ему, поэтому засыпает, надеясь, что скоро конец.

Он думал о суициде и думает до сих пор, но что-то говорит ему остаться. Однажды, когда невыносимо было настолько, что предсмертная записка была уже написана дрожащей рукой, он не сделал этого. Что-то остановило его. Чудо, а может быть, страх. Но думать устал он, сейчас нужно постараться поспать, иначе организм не справится.