Игры древнейших

1. Лунная ночь

25 лет назад

За очередным поворотом вырос коридор, ярко освещаемый лучами полной луны. Они ложились на пол широкими полосами и плавно сужались у противоположной стены, в точности повторяя форму стрельчатых окон. Казалось, каждый камень в кладке Университета дрожал от магии, мощь которой ощущалась даже в воздухе. Древняя крепость, хранившая знания времён Рассвета, оглушала хриплым дыханием, но продолжала стойко выдерживать напор непредсказуемого Хаоса. Альцина уверенно выступила из темноты и лениво ощупала глазами светило за узорчатым стеклом.

Именно на её век выпало истончение Грани, до того редкое, что уже прозванное легендой. Вероятно, следовало считать это знаком.

Тяжесть скрипки в руках напоминала о причинах покинуть комнату, уже неделю предоставленную ей одной. Ах, бедняжка Аббе! До чего же неприятно получилось: пищать что-то про Альцину, якобы объевшуюся белены, и самой угодить в лекарское крыло с серьёзным отравлением галлюциногенными травами. Улыбка на долю мгновения исказила тонкие губы. Как бы приятно ни было размышлять о торжестве справедливости, перезвон ключей в кармане давал кое-что большее: возможность утонуть в музыке — выверенной, точной, превосходной. Едва ли преподаватели и соседки по крылу оценили бы её игру по достоинству, не то от скудоумия, не то от омерзительной приверженности правилам, устаревшим около трёх веков назад. Приходилось изворачиваться.

Довольно скалящаяся сестра, поигрывающая заветной связкой, всплыла в памяти подобно грому в ясном небе — вот уж кто не стеснялся пользоваться положением ни во времена студенчества, ни сейчас. Низкий грудной голос в воспоминаниях тянул презренное «Цинни», на дне зелёных глаз — болотных, мутных, не чета её изумрудным — сверкала насмешка, поза становилась развязнее с каждым новым словом. Лира вся была такая: резкая, грубая, простая, словно льняная рубаха. Недостойная носить великую фамилию Сегрейв. Однако Альцине приходилось с ней считаться, терпеть похлопывания по спине, прятать за кривой улыбкой отвращение. В Университете Лиру слишком сильно уважали, чтобы не пользоваться её связями и открывающимися благодаря её заступничеству дверями.

Даже сейчас пустынные коридоры вели в кабинет сестры. Туда, где можно забыть о статусе сильной мира сего и насладиться единственной ночью в году, когда и преподаватели, и студенты отправлялись резвиться в город.

Вытянутая тень вместо очередной полосы лунного света подняла в душе настороженность, почти колючую панику. Альцина замедлила шаг и сощурилась, пытаясь понять, кому ещё затхлые коридоры роднее фонтана на центральной улице и корчащих рожи шутов. Пришлось остановиться и вдохнуть полной грудью, сосредоточившись на чужой ауре. Пускай с лёту и не получалось прочитать ни уровень духовного развития, ни вместительность источника: Мариан ещё на первых лекциях заявил, что это приходит с опытом. Впрочем, привычные горькое разочарование и следующая за ним ярость, от которой в венах кипела кровь, не успели сжать грудь в тиски. Вместо них взгляд затуманился от чего-то щемящего, нежного даже. Безумно хотелось назвать это чувство вдохновением. В книгах, заменивших ей и мать, и отца, оно описывалось именно так.

Альцина встрепенулась и замотала головой, отгоняя наваждение: первое правило хорошего менталиста — никогда не пропускать сквозь себя чужие чувства. А подобных ей ещё следует поискать!

Подбородок сам собой взлетел повыше. И чего она переживает так?! Какому-то студентику не спится, большое дело! Она не какая-то деревенщина, попавшая в стены Университета из-за жалостливого сердца ректора, она — Сегрейв! Это здание, этот город и этот округ принадлежат ей по праву рождения, по праву чистой крови, которой ни одна из сестёр не может похвастаться. Альцина, как и прежде, уверенно зашагала вперёд. Ни к чему поддаваться любопытству и разглядывать того, чьё спокойствие на несколько долгих мгновений потушило чёрную злобу, волнующуюся в её душе.

— Я уж было решил, ты никогда не сдвинешься с места.

От одной фразы, высказанной снисходительно-смеющимся тоном, деланное равнодушие рассыпалось на сотни мелких осколков. Альцина застыла мраморным изваянием прямо напротив окна и пугающе медленно повернула голову. Изучающий взгляд впился в развалившегося на подоконнике парня, рыжие волосы которого ярко выделялись в лунном свете. Широкие плечи и длинные ноги в истоптанных сапогах выдавали в нём боевого мага. Поговаривали, их с первого дня гоняют с рассвета до заката, и ни одна обувь не живёт дольше месяца. Ничего особенного в чертах его лица не было: бледная кожа серебрилась, правильные губы растянулись в улыбке, отдающей чем-то пакостным, ядовитым, радужки больше походили на чёрные провалы, совсем как у мастера Тезеуса, и угадать их реальный цвет едва ли получилось бы. Любая другая назвала бы его красивым.

— Я чем-то обязана? — резче, чем планировала, спросила Альцина и нахохлилась. Рыжий улыбнулся ещё шире.

— Ничем, не злись, — он отложил карандаш и записную книжку, в которой до этого что-то штриховал, и повернулся к ней корпусом. С подоконника, однако, слезать не спешил. Неужели не боялся, что она настучит? — Всего лишь восхищаюсь решимостью. Первый курс?

— Верно, — медленный кивок позволил незаметно сощуриться, прощупывая намерения рыжего. Сложности возникали на всех этапах — но особенно из-за отсутствия возможности пользоваться вербальной магией. Неимоверно хотелось скривиться: снова способности подводили. Тренировкам придётся уделять больше времени.

— Тоже, — он выглядел слишком довольным. Альцина напряглась, но не двинулась с места. Оглушать более сильного противника старый телохранитель научил её ещё в двенадцать лет — а там уже поминай, как звали. — Боевая магия.

Удовлетворённое хмыканье само сорвалось с губ. Значит, ошибки не произошло — иначе, впрочем, и быть не могло. Альцина сделала шаг ближе, не отрывая глаз от слишком дружелюбного рыжего. Не назвал ни имени, ни титула. Вопросов не задавал, словно ждал, что она сама вывалит о себе всё, что надо знать скучающему юноше. Хотел воспользоваться. Как и все мужчины, едва ли сомневался в собственной неотразимости. Скука.

— Хорошо, ледышка, я сам угадаю, кто ты, — рыжий сделал вид, что задумался. — Менталистка.

— И снова в точку, — в тишине древнего коридора раздались ироничные хлопки.

— Лицо у тебя больно высокомерное, уж извини за правду. Менталистов этому обучают отдельно?

— Если только боевиков отдельно обучают изображать зверей, — огрызнулась Альцина, мгновенно вспыхивая от негодования. Да он хоть знает, кто она такая?!

— Только скакать сквозь кострище под полной луной, — улыбка сделалась до того широкой, что идеально ровные белые зубы сверкнули. — Тебе повезло пересечься со мной.

— Почему же?

— Есть много дел, на которые можно потратить часы единения со своей силой, и это отнюдь не зажимание визжащих девок по углам.

Вдруг стало любопытно, сколько пустоголовых студенток повелось на высокопарные фразы боевика, не вписывающегося в общество товарищей? Художник, умный, чувственный, изображающий природу или любопытное личико девушки, которая нарушила правила и вырвалась погулять по Университету после отбоя... Как хорошо, что Альцине хватало ума не вестись на сладкие речи.

— По скрипке в руках вижу, что мы в этом похожи.

— Сомневаюсь.

Возможно, днём, в окружении стайки щебечущих сокурсниц она отшутилась бы, наивно хлопая глазками и изображая смущение. Возможно, не допустила бы в голосе стальные нотки — те самые, которые считали отличительной чертой матери. Вот только завтра они друг друга не вспомнят. Пройдут мимо, отворачивая головы, и больше никогда не заговорят. В возможности приспустить маску был свой шарм.

— То есть ещё одного ценителя искусства ты не порадуешь? — рыжий поиграл бровями и развёл руки в сторону. Альцина сделала ещё шаг, загораясь азартом. Всего-то стоило отпустить себя.

— Оскорбляешь меня сравнением с уличным шутом?

— Ни разу не видел уличного шута со смычком, разве что шутом он только притворялся.

Как... пошло! Типичный боевик: сравнил великое мастерство со шлюхами и чуть ли не искрился от остроты юмора. Альцина не сдержалась и закатила глаза — до чего же мерзкий этот рыжий. Ещё и играет на её безупречном воспитании, не давая развернуться и уйти! Все планы порушил, чтоб его...

— Смешная ты, ледышка, — он подпёр кулаком подбородок и усмехнулся чему-то своему. — Делаешь вид, что я тебе противен, а бежать со всех ног не спешишь. И даже по лицу не зарядила. Ужель заинтересовал?

— Праздное любопытство — бессмысленная помеха на пути к цели, — ответ сорвался с губ легко и непринуждённо.

— Считаешь себя особенной?

— Я и есть особенная, — Альцина ещё сильнее распрямила плечи и немигающе глянула прямо в глаза рыжему. Зелёные, забавно. Жаль только, он, как и все остальные, предпочитал изображать из себя добродетеля — а стоило признать, что людьми движет эгоизм и жгучая зависть.

— Не обожгись в следующий раз, когда задумаешься, чем твоё лицемерие так сильно отличается от чужого.

— Пытаешься оскорбить меня? — брови поражённо взлетели. Как. Он. Смеет?!

— Всего лишь указываю на прореху в броне, леди Сегрейв, — он спрыгнул с подоконника и поклонился в пояс. — Доброй ночи.

Окликнуть удаляющуюся спину не позволила задетая гордость. Альцина до боли сжала руки в кулаки, гневно раздувая ноздри, сцепила зубы и так резко развернулась к окну, что распущенные светлые волосы ударили её по лицу. Блуждающий взгляд зацепился за будто бы нарочно оставленный на самом видном месте листок из записной книжки, с которого... яростно щурилась она сама. «Лорентин Сонруж» гласила аккуратная подпись в левом нижнем углу.

Альцина скомкала рисунок и разорвала его на сотни мелких кусочков. И только ветер, ласково трепавший чёлку, был свидетелем её истинного лица.

2. Душные сумерки

Настоящее время

Бальный зал освещался множеством магических светильников. Их огонь царапал глаза даже сквозь полуприкрытые веки, придающие образу томности и загадочности. Так, во всяком случае, говорили светские львицы — им, когтями вцепившимся в собственное положение, не было никаких причин не доверять. Альцина выхватила ловкими пальцами бокал с подноса слуги, который уже не раз и не два мелькал на периферии по пути от виночерпия до другого конца помещения. Хозяева, не растрачивающие средства на работников, вызывали довольную улыбку. Заключить с ними союз звучало слишком соблазнительно.

После первого же глотка на языке расцвёл пряный вкус восточных трав, переспелого винограда и нотки мяты — а вот на алкоголь не поскупились. Вся Коллегия гудела разговорами о винах Виасто, в своё время спасших наследницу от голодной смерти в нужде и жалости к незавидной судьбе. И хотя пьянеть Альцине отнюдь не хотелось, знатная дама без бокала на празднике — моветон и оскорбление, не меньше. Люди словно сами прыгали со скалы, обманувшись праздным бризом расслабленности, прямиком в объятия разврату и пьянству. Мерзость. До чего же быстро родовитые аристократы скатывались до скота...

Навстречу плыла хозяйка вечера. Элегантная и уверенная в себе, она олицетворяла фразу «женщины должно быть много», затмевая пышностью платья из восточных шелков каждую, кому не хватило ума соревноваться с ней в красоте. Намётанный глаз отмечал и неестественно искрящуюся кожу, будто вместо модной тиары на её голове нашло пристанище неприхотливое солнце, и слишком упругие кудри мышиного цвета, и огромные бледные глаза, готовые вот-вот вывалиться из орбит, — работа чёрного целителя, который, к тому же, едва ли старался подчеркнуть достоинства и скрыть недостатки. Альцина улыбнулась, вежливо махнула рукой, привлекая к себе внимание, и сложила руки за спиной. Настоящий вечер только начинался!

— Милочка, душечка! — хозяйка подняла бокал, как только приблизилась. — Право, я вас обыскалась! Всё надеялась выразить своё почтение и благодарность, что вы нашли время посетить наше скромное жилище! Как поживаете, леди Альцина Сегрейв?

— Прекрасно, леди Разз, прекрасно. Благодарю за беспокойство, — её ответу вторил звон стекла. — Ваша осведомлённость поразила меня, приглашение на приём настигло мою скромную персону именно в тот день, когда я прибыла в Каразз. Любопытное совпадение, правда?

Вопрос, заданный самым невинным тоном из возможных, должен был приоткрыть завесу намерений графа и графини Разз: намеренно ли они искали встречи? А быть может, кто-то вероломно прознал об её поездках по Асматии и через посредников заявлял об этом? Если нож в спину с удовольствием воткнёт даже родная мать, чего стоит ждать от жадных до власти интриганов? Альцина внимательно следила за не очень выразительной мимикой леди и изучала внешние слои ауры в ожидании всплеска эмоций. И он точно по нотам произошёл.

— Я бы сказала, умение слушать, — самодовольство, весёлая непринуждённость, открытость. — Лорд Сонруж, гостящий у нас без малого неделю, любезно поделился новостью, что дела Совета приведут и вас в наше тихое местечко.

В душе клубилось раздражение. Дела Совета, ха! На версию правдоподобнее ему не то времени не хватило, не то желания изящно выкрутиться — Альцина слишком давно знала этого человека, чтобы допустить мысль о скудоумии. И зачем ему понадобилось так задерживаться в пыльном городке, не представляющем никакой ценности? Неужто намеренно поджидал? Откуда узнал только? Вопросы подталкивали поддаться обжигающему внутренности любопытству и отправиться искать встречи с Сонружем, но леди Разз ждала ответа. Слишком терпеливо для ветреной пустышки.

— Чего только Совет нынче не выдумает ради благополучия нашего края, — годы тренировок научили скрывать скрежетание металла в голосе за слащавой лёгкостью, приправленной быстрым-быстрым хлопаньем ресницами. Пока что велись все без исключения. — А мы всё обо мне, да обо мне! Расскажите про супруга, прошу вас. Наслышана о скакунах, превзошедших всех остальных на последних скачках. Как же ему удалось их вывести?

— Ох, он только о них и болтает! — леди всплеснула руками и обиженно насупилась. — Гордится, будто не соседа обскакал, а доченьку за хорошего лорда отдал! Лучше б об этом подумал, мерзавец!

Альцина понимающе закивала и даже не скривилась, когда графиня подхватила её под локоть и повела к софам, намеренно скрытым в теням. Стоило полагать, к лорду, который непременно расхвалил бы своих скакунов и не солгал бы. Сегрейвы сейчас как никогда нуждались в укреплении власти и авторитета в глазах других древнейших — и пускай их род с самого основания держался обособленно. Ни матушка, поддавшаяся семейному безумию, ни бесполезные сёстры, ни брат, увлечённый новым идолом — императрицей — и служением «на благо Империи», не могли по-настоящему оправдать громкое имя. Годы шли, а она единственная обо всех заботилась. Кто, если не она?

Граф Разз увлечённо беседовал о недавних выступлениях магов против очередных репрессий мраморной императрицы с кем-то, кого не удалось разглядеть с первого раза. Хотя больше внимал с открытым ртом, и до того явно его аура переливалась восхищением и благоговением, что он не сразу обратил внимание на супругу, успевшую недовольно потрепать его по плечу. Рассеянный взгляд исподлобья перебежал на Альцину, вежливо застывшую в нескольких шагах позади леди. Его брови тут же изумлённо взлетели, и он бросился глубоко кланяться. Протягивать руку для поцелуя она не стала — говоря начистоту, побрезговала.

— Прошу прощения, что отвлекаю, господа, — графиня с улыбкой защебетала, властно усадив мужа на софу рядом с собой. — Мы с леди Альциной Сегрейв решили проведать вас. Думаю, леди с удовольствием присоединится к вашей дружеской беседе о лошадях и скачках.

Пришлось опуститься на диванчик напротив четы Разз. Краем глаза Альцина отметила собранные в низкий хвост волосы и волевой подбородок мужчины, который оказался её невольным соседом. От слишком знакомой ауры тянуло закатить глаза. Она уже давно не нуждалась в свечах, чтобы узнать его в толпе: за годы работы плечом к плечу — под его чутким контролем, как однажды выразился он сам — Лорентин Сонруж успел ей приесться. Как сказала бы мать? Видят Стихии? Видят Стихии, следующей меч палача обязана окропить именно его кровь.

— Здравствуйте, леди Сегрейв, — он наклонился чуть ближе и интимно шепнул приветствие, которое неизменно её завораживало. По телу бежала дрожь предвкушения каждый раз, когда воображение рисовало картинки, как все до единого звали её по титулу, принадлежащему ей по праву, а не только он — насмешничая и издеваясь.

— Доброй ночи, лорд Сонруж, — равнодушно отозвалась Альцина, не повернув головы. — Не ожидала встретить вас здесь.

— Отчего же? Я не меньший любитель лошадей, чем вы, леди, — Лорентин чуть повысил голос, привлекая к себе внимание графа. — Не мог не поздравить нашего дорогого друга с победой, потрясшей всю Асматию. Я ведь говорил вам, лорд Разз, что о ваших успехах узнает даже герцогиня.

Альцина улыбнулась. Всего на мгновение уголки губ приподнялись, опустились, снова приподнялись. Что же, Сонруж сделал ей услугу — не придётся заходить издалека, изображая частное лицо, прежде чем надавить авторитетом Рода. Однако... чего он добивался? Благодушное настроение соперника всегда являлось поводом для беспокойства и решительных действий.

— Лорд Сонруж прав, новая порода лошадей стала для Рода приятной неожиданностью, — глаза впились в смущённое лицо лорда Разза, не давая ему даже возможности отвести взгляда. Не зря лучшие менталисты утверждают, будто именно при зрительном контакте возникает первый уровень привязки. — Для меня честь лично выразить вам своё почтение, граф.

— Вы очень добры, леди, — невнятно пробормотал лорд, — возможно, вы согласитесь отправиться утром на конюшни? Лорд Сонруж изъявил желание поглядеть на моих красавиц...

— С удовольствием, — Альцина сделала вид, будто не заметила заминки, как перед началом новой фразы. Мать учила перехватывать инициативу в разговоре. — Уверена, я останусь полностью удовлетворена увиденным.

Договорить она не успела: совсем рядом громыхнула труба, тоненько заплакала скрипка, и мгновение спустя полилась музыка, призывая гостей выстроиться в центре зала для танца. Графиня требовательно подтолкнула мужа и ехидно взглянула на ничуть не изменивших позы Альцину и Лорентина.

— Какой же праздник без танцев? — леди Разз эмоционально взмахнула руками. — Вам следует присоединиться, миледи, милорд. Ведь вы оба сегодня одиноки, не так ли?

Леди не стала дожидаться ответа и упорхнула под руку с мужем, оставляя их наедине с продолжительным молчанием. Альцина кидала на Сонружа заинтересованные взгляды, хотя и не разделяла восторга графини. Только плясать на радость сплетникам ей не хватало! Или, чего хуже, позволить Лорентину думать, что она хотела бы с ним сблизиться!

— Не робеете, леди Сегрейв? — он вырос прямо перед ней с протянутой рукой и насмешливой ухмылкой.

— Перед вами? Отнюдь, — она вложила ладонь в его и вскинула подбородок, направляясь к центру зала.

Они с трудом успели занять место в кругу танцующих, когда музыка заиграла быстрее и активнее. Казалось, разница в росте не позволит им поспевать за другими: мышцы лежащей на его плече руки уже побаливали с непривычки. Однако Альцина выгнула шею и сделала положенный первый шаг — представление началось. Раз-два-три, раз-два-три... Ни до чего, кроме счёта, ей не было дела. Не упрощала происходящее и невозможность посмотреть под ноги. Разве могла позволить себе леди Сегрейв споткнуться и запутаться в многочисленных юбках?

Лорентин, словно чувствуя её опасения, крепко и уверенно поддерживал её за талию. Как и любой боевик, телом он владел превосходно: точно знал, когда закрутить её и когда подхватить над полом. Альцина же, уверенная в цикличности танца, связывала движения с нотами, которые с детства отличала с закрытыми глазами. В их тандеме могло бы получиться нечто удивительное... Зацепившись за эту мысль, она поймала его взгляд и незаметно улыбнулась. Подушечки пальцев едва-едва погладили плечо, рука сжала его ладонь, грудь распирало от магического жара, а дыхание сделалось неровным и прерывистым.

Танец кончился.

— После такого вы обязаны угостить меня вином, — шутливо произнесла Альцина, когда они вернулись в безопасную тень.

— Вам повезло, леди Сегрейв, я крайне догадливый, — к ним подскочил слуга с двумя резными бокалами. — За вас!

— За меня, — она отсалютовала Лорентину свободной рукой и немного пригубила вина. — Будьте откровенны со мной, лорд Сонруж, что вы здесь делаете?

— Возможно, однажды я расскажу вам об этом, — его глаза лихорадочно заискрились. — Скажем, если вы меня обыграете в шахматы.

— Все те три раза, что мы играли, я побеждала. У вас нет шансов.

— Правда? — Сонруж ненатурально удивился. — А я помню, что мы сходились на ничьей... Впрочем, желаете проверить?

— А если желаю? — Альцина позволила голосу заскрипеть несвойственной ей наглостью. В конце концов, он сам бросал ей вызов.

— Тогда я позволю себе предложить вам сбежать с этого скучного сборища.

3. Кровавый рассвет

7 лет назад

С самой высокой точки крепости — башни Совета — открывался завораживающий вид. Город с его извилистыми торговыми улочками и пустующими в столь ранний час площадями лежал как на ладони, неизменно уверенный в собственном превосходстве и предсказуемо непредсказуемый. Первые лучи солнца ласково касались плоских крыш, красное марево рассвета полноводной рекой разливалось по небу, игривый ветер уносил разговоры едва проснувшихся людей. Лорентину безумно хотелось запечатлеть на бумаге то, что ему по счастливой случайности удалось узреть собственными глазами. Жаль, под рукой не было ни карандаша, ни любимого блокнота. А ведь в картину вписался бы даже неуклюжий массив Университета, заметный издалека!

— Наслаждаетесь видом, мой друг? — тихий старческий голос вывел его из раздумий. Лорентин повернул голову и улыбнулся мастеру Панагиотису.

— Не перестаю удивляться мудрости первых членов Совета. Невероятно удачное место для башни.

Мастер усмехнулся и шагнул ближе. На первый взгляд древний старик в потрёпанной мантии и с вечно спрятанными в широких рукавах трясущимися руками не походил на великого мага — как можно доверить управление целой Коллегией тому, кто не способен вернуть себе молодость? Однако пускай борода до самых колен, маленький рост и седые космы позволяли обмануться на его счёт, уверенность, с которой он мешал более молодым забыться, восхищала. Лорентин совсем недавно получил возможность войти в Совет — и то исключительно из-за Рода, а не собственных заслуг, — но не уставал восхищаться этим неприметным человеком, вписавшим своё имя в историю.

— И правда, таким утром не грех полюбоваться, — мастер Панагиотис мечтательно уставился вдаль. — За последний век город разросся, но не потерял своего шарма. Ауксас, напичканный новомодными заводами, давно лишился лоска мантикоры, сейчас он больше похож на голодного и полинявшего льва.

А вот хлёсткие сравнения с его языка всегда цепляли за душу.

— Я бывал в столице, но не задержался там дольше трёх дней. Вы правы, мастер, с Дамеей Ауксас и рядом не стоит.

— А мы, к слову, задерживаемся, — мастер вынул из кармана серебряные часы. — Уже все должны были собраться. Моя душа Рея вновь будет недовольна.

— Женщины всегда недовольны, вам ли не знать, — Лорентин непринуждённо рассмеялся. — Мастер Рея поэтому так легко нашла общий язык с Альциной Сегрейв.

— Возможно, вам просто нужно научиться с ними общаться, — мастер Панагиотис по-мальчишески нахохлился и расправил грудь. — Со мной душенька Альцина всегда мила и обходительна.

— Вам повезло, — губы исказила ядовитая ухмылка. Кто бы сомневался, что она найдёт способ подлизаться к кому угодно.

Путь до зала Совета они преодолели в молчании. Лорентин задумчиво ощупывал глазами голые стены и всё глубже погружался в мысли о том, что башню давно пора обновить. Почему-то она неизменно ассоциировалась с застоем: не то из-за осыпающейся дряхлой мебели, до сих пор не развалившейся только благодаря магии советников, не то из-за того, что единственными магами моложе ста пятидесяти были он да Альцина Сегрейв. Им всем не хватало человека, который создал бы новую, не менее великую Коллегию.

— С прибытием, мастер Панагиотис, хранитель Лорентин, — их поприветствовал строгий хриплый голос.

Мастер Рея, вековая усталость которой чувствовалась в каждом размеренном движении, подняла щурящиеся даже сквозь стёкла пенсне глаза от аккуратной стопки документов и поджала сморщенные от старости губы. Её лоб разгладился, и по этой едва заметной детали Лорентин сделал вывод, что она рада их видеть. Она улыбнулась, иначе и быть не могло. Слева от неё устроилась Альцина Сегрейв — маленькая, худая как тростинка, со стянутыми на затылке светлыми волосами и выражением смиренной кротости на лице. Вздёрнутый подбородок всегда делал её нос чуть длиннее, чем он был на самом деле, но это не мешало мужчинам считать её красивой. Лорентину, наоборот, казалось, что она слишком... просто слишком. Острая, зажатая, фальшивая. Не нужно было ловить её взгляд, чтобы понять, что в нём пляшут жаждущие власти огоньки.

Прежде чем сесть по правую руку от мастера Панагиотиса и прямо напротив Сегрейв, Лорентин быстро изучил остальных присутствующих за круглым столом. Всего советников было тринадцать — столько же, сколько типов магов существовало. Целители неизменно не отлипали друг от друга и постоянно шептались, боевик-пехотинец ухмылялся артефакторам, заклинательница и чародей держались обособленно. Удивляло, как легко Лорентину, боевику-стихийнику, удалось найти общий язык с менталистами Панагиотисом и Реей.

— Рада, что мы наконец смогли собраться в полном составе, — мастер Рея на правах секретаря Совета ёмкой фразой объявила о начале заседания. — В такие сложные времена нам как никогда необходимо сплотиться. Со смерти мастера Кефала прошло три месяца, и мы должны выбрать нового председателя, ибо так прописано в Протоколе. Как и положено, решит голосование. По одному магу от каждого блока. У вас есть десять минут, чтобы определиться со своим кандидатом.

Она перевернула большие песочные часы в центре стола, и советники разошлись по разным уголкам зала. Лорентин тоже поднялся, давая возможность менталистам остаться наедине.

Мастер Конрад, боевик-пехотинец, поигрывал в воздухе саблей, с которой никогда не расставался. Лорентин остановился в нескольких шагах: воспитание не позволяло вмешиваться в ленивую беседу между ним и мастером Изидором, зодчим, всем своим видом и особенно зелёными волосами и мантией, по покрою соревнующейся с шутовской, олицетворяющим последние веяния моды Коллегии. Иногда в их разговор вклинивались хранители Ирвин и Ирвайн — брат и сестра без капли сострадания к тем, кто пытался их различить.

— Лорентин! Мы тебя уже заждались, — Конрад почесал бритый затылок и приглашающе махнул рукой до того большой, что иначе как медвежьей лапой её не назовёшь. — Наши наглецы-артефакторы решили воздержаться и не выдвигать никого на пост председателя, а я уже стар, да и на кой Проклятый мне такая ответственность... Говоря проще, придётся тебе отдуваться за всех нас, мальчик.

— Почту за честь, — Лорентин слегка склонил голову и лукаво глянул на всех четверых исподлобья. Он и не сомневался, что выберут его. Пускай и не ожидал, что будет так легко. — Надеюсь на ваши голоса, господа. Не могу позволить леди Альцине Сегрейв зазнаться.

— А ты почём знаешь, что менталисты её выдвинут? — Изидор на секунду скривился, повернув голову в сторону стола, и лишь потом вскинул тёмную бровь.

— Так то ж очевидно, приятель, — Конрад дружески хлопнул его по плечу, — Рея никогда не участвует, с Панагиотиса уже лет тридцать песок сыпется, как жив-то до сих пор... Да и сам подумай, она ж Сегрейвша. Давно их в Совете не было, а тут, видно, встрепенулись, решили обратно нас всех под каблук загнать.

— Может, нам всем не хватает сильной женской руки, — Ирвайн намотала на палец шоколадную прядь и оскалилась. Натура главной затейницы конфликтов проявлялась даже в мелочах, пускай она и изображала смущение.

— Мамули Сивиллы нам не хватает, — поддержал её Ирвин, склонив голову набок. Даже голос похож, невероятно! Такой же глубокий, грудной и срывающийся на шипение в конце фраз. — А эта... Альцина... уж больно скользкая. Мне нравится.

— К тому же, когда ещё мы понаблюдаем, как Сегрейв и Сонруж грызут друг другу глотки? — хранительница глянула на Лорентина с вызовом, не скрывая оскаленных клыков.

— Ещё поглядим, кто приставит копьё к горлу дракона.

Если бы Альцина услышала его вежливую шутку, оскорбилась бы до глубины души. Сегрейвы... Давно пора поставить их на место.

Близнецы на пару захихикали, Изидор позволил себе секундную улыбку — несмотря на вызывающую внешность, он был обстоятелен, дотошен и честолюбив, чем и заслуживал уважение. Конрад тяжело качнул головой, но не стал ничего комментировать. Лорентину он нравился за простоту и прямоту: иной раз такого человека в окружении не хватало. Звание мастера он заслужил упорным трудом, не прибегая к уловкам и манипуляциям, студенты его любили, а учиться у него для пехотинца — подарок свыше.

Разговор медленно перетёк в другую стезю, менее непредсказуемую и способную всех рассорить, но Лорентин едва ли вслушивался. Изредка вставлял слово, не давая о себе забыть, но больше следил за убегающим в часах песком. Десять минут тянулись бесконечно. Если бы время подчинялось магии, он подумал бы, что кому-то хватило ума и способностей замедлить его ради собственных целей. Всего раз их с Альциной взгляды пересеклись — впервые на его памяти она выглядела довольной, даже весёлой: обыкновенно кислое лицо ломилось от улыбки, пальцы отстукивали одной ей понятную мелодию, а зрачки расширились от удовольствия. Неужели настолько уверена в победе?

Наконец, мастер Рея похлопала в ладоши, и советники медленно вернулись на свои места. Настал самый волнительный момент.

— Прошу кандидатов на пост председателя встать и подойти ко мне.

К вящему удивлению Лорентина, в этот раз воздержаться решили многие: помимо артефакторов, сидеть остались заклинательница и чародей. Узнать их ближе пока не удалось, но на всех предыдущих заседаниях они создавали впечатление настоящих политиков, готовых на всё ради достижения цели. Что же помешало им воспользоваться таким шансом? Додумать очередное предположение он не успел — рядом уже выросли Альцина Сегрейв и чёрный целитель... Кажется, Алвин. Как бы Лорентин ни напрягал память, никак не мог вспомнить. Уж слишком невзрачным он был.

— Мастер Алвин, хранитель Лорентин, хранительница Альцина, вы тоже можете голосовать, — строго обратилась к ним мастер Рея. — Пергамент зачарован, своё имя вписать не выйдет.

Ирвин и Ирвайн переглянулись и послали Лорентину одинаково довольные ухмылки. Он не удержался и подмигнул, прежде чем окунуть перо в чернильницу. Краем глаза заметил, что Альцина едва заметно качнула головой, давая понять, что не намерена участвовать. Какая гордая! На жёсткую бумагу аккуратно легло имя Алвина — в конце концов, если выбирать из наименее достойных, то того, из-за кого не пришлось бы наступать принципам на горло. Лорентин дождался, пока чернила высохнут, и сложил пергамент пополам, бросив в заранее подготовленную коробочку.

Напряжение мучительно нарастало. Мастер Рея повела рукой над записками и чётко произнесла заклинание, призванное выбрать того из них, кто упоминался больше всего раз. В воздух поднялся один из голосов и рухнул прямо ей в руку. Она развернула пергамент и громко произнесла:

— Хранитель Лорентин.

Он кожей ощутил взгляд Альцины Сегрейв — яростный, непонимающий, обещающий расплату. Однако когда повернул голову в её сторону, увидел лишь привычную улыбку — слегка натянутую, словно ей было сложно заставить мышцы лица двигаться так, как ей надо — и услышал медленные хлопки. Те самые, свидетелем которым ему уже довелось однажды стать в древнем коридоре Университета. Вслед за ней зааплодировали и остальные советники.

— Поздравляю, мой мальчик, — мастер Панагиотис пожал Лорентину руку. Спустя мгновение его окружили остальные советники: кто-то приобнимал за плечи, кто-то поздравлял на словах. Даже мастер Алвин выразил уверенность в том, что Коллегию ждут светлые времена.

Мастер Рея объявила заседание закрытым. Совсем скоро в зале Лорентин остался наедине с Альциной Сегрейв. Заметил её, правда, не сразу: она вынырнула из-за спины, холодно изучая его со всем присущим её породе высокомерием.

— Поздравляю с победой, лорд. Надеюсь, вы нас не подведёте.

— Сомневаюсь, что вы мне позволите, леди.

Она презрительно усмехнулась и вышла, даже не обернувшись. Стерва.

4. Ясная заря

Настоящее время

Едва ли хоть что-то красило человека больше искренности. Пылающее зарево азарта в глазах напротив отвлекало и от опасной ситуации на шахматном поле, и от мыслей, не связанных с щуплой блондинкой в строгом платье. Лорентин с удивлением обнаружил ослабленное жабо и до дна осушенный бокал с вином — четвёртый за эту ночь. Взгляд плыл, сознание блуждало в тумане, а на виски давил жар, природу которого ещё предстояло разгадать. Жаль, ему почти не было дела. Куда важнее казалось накрыть бледную ладонь Альцины, Проклятый её дери, Сегрейв.

Что случилось этой роковой ночью? Неужели рядом с ней всегда было... вот так? Лорентин тряхнул головой, отчего волосы ещё сильнее растрепались, и волевым усилием перевёл взгляд на позолоченные фигуры.

— Лорд Сонруж, неужели я на вас плохо влияю? — эту самодовольную интонацию он слышал изо дня в день, так почему же именно сегодня в неё закрались игривые нотки? Он обезумел? — Меньше часа назад вы утверждали, что с лёгкостью обойдёте меня... И где же мы теперь?

И правда, белый король трусливо жался в углу поля, охраняемый бесстрашным конём и остатками пешек. Как он допустил её победу? Как умудрился потерять бдительность? Глаза вновь перебежали на её особенно острое в отблесках свечей лицо, внутренности дрогнули не то от ужаса, не то... от вожделения. Не будь Лорентин настолько очевидно не в себе, он непременно попытался бы разобраться в причинах нездоровой реакции — или хотя бы распахнул бы окно, вдыхая полной грудью свежий воздух.

— Я определённо переоценил собственные способности, — он что, смешался?.. — Вы и правда поразительная женщина, леди. Поздравляю с победой.

Не задумываясь, он уронил короля и почти искренне ей улыбнулся. Альцина подалась ближе, опираясь на локти и соблазнительно закусывая губу. Когда только успела растерять чопорность, холодность и надменность? Внутри скреблось ощущение неправильности, здравый смысл, отодвинутый на периферию, заходился в воплях. Какой-то горячечный бред!.. Кошмар, вызванный насыщенным днём и вином?.. Её очередными интригами?

Окончательно в этом убедила реакция на женскую стопу, прижатую к паху.

— Что вы со мной сделали? — Лорентин нервно оскалился и попытался отстраниться, но Альцина оказалась настойчивее. Он не заметил, как их пальцы переплелись.

— Ничего, — звонкий смех растекался ядом под кожей. — Ничего из того, чего вы сами не возжелали бы. Совсем как двадцать пять лет назад, помните?

— Не припомню... — голос сорвался на хрип. — Не припомню, чтобы когда-нибудь желал вас.

— Не врите хотя бы себе, Ло-рен-тин, — её нога погладила его по бедру. — Что это, если не желание?

«Второй уровень привязки характеризуется помутнением рассудка, сосредоточением мыслей на фигуре мага, его использовавшего, и непреодолимым влечением, — в воспоминаниях возник суховатый профессор, постоянно поправляющий съезжающие с длинного носа очки, на лекциях которого весь поток засыпал. — Возникает при помощи прикосновения кожа к коже и особого заклинания».

— Привязка, — от осознания глаза широко распахнулись, а с губ сорвался судорожный вздох. — Ты меня очаровала.

Явно не ожидавшая, что Лорентин всё поймёт, Альцина растерянно свела брови на переносице. Её нога вернулась в туфельку, и с его плеч рухнул камень — всего лишь заклинание, его здравомыслие ещё при нём.

— Но как?! — в последний раз гневно раздутые ноздри, лихорадочный румянец и яростные молнии во взгляде он видел двадцать пять лет назад. Какая ирония... Уже во второй раз видит истинное лицо главной лицедейки Асматии, если не всей Империи. Сдержать смех на грани истерики не удалось. — Ещё ни один мужчина не смог одолеть привязку!

— А кто тебе сказал, леди Сегрейв, что я полноценный мужчина?

Лорентин почти услышал хруст, с которым сломались иллюзии в её умной голове. Несколько долгих мгновений гнев сменялся непониманием — и так несколько раз. Словно она не могла решить, какой эмоции позволить задержаться и на чём строить линию поведения.

— Не-ет... — наконец, протянула Альцина. — Нет, не может быть, я не могла так ошибиться... Ты!.. Сколько ты водил нас всех за нос?!

— Курса с третьего, — он хмыкнул, а она выдохнула воздух порцией беззвучных смешков. Естественно, нервных. — Если тебе интересно, примерно тогда я сам понял.

— Я видела тебя с женщинами.

— Я обаятельный.

— И слышала, какой ты на редкость завидный любовник!

— О тебе ходят похожие слухи, — Лорентин пожал плечами. — Вот только где ты и где страсть?

— Хам, — она скривила губы и недовольно откинулась на спинку кресла.

Под действием заклинания Альцина казалась привлекательнее, чем была на самом деле: скуластое лицо кричало о благородном происхождении, волосы струились золотым водопадом, а закрытая поза и враждебно вздёрнутый длинный нос отчего-то выглядели загадочно. Мог ли Лорентин когда-нибудь подумать, что обратит внимание на женщину? И на какую женщину...

— Ты ведь не снимешь с меня привязку?

— Естественно, — она фыркнула, нахохлившись. — Будет тебе уроком, чем чреваты ссоры со мной.

— Правда? По-моему это ты в ссоре со мной, а не я с тобой, — на губах расцвела усмешка от того, как было успокоившаяся Альцина завелась вновь. — Что дальше-то?

— Сдам тебя за мужеложство и займу твоё место в Совете, — расстроенная, она походила на ребёнка, а не политика, которому шёл уже пятый десяток. Вот-вот начнёт швыряться тем, что под руку подвернётся, и хныкать.

— Чтобы было не так обидно? — Лорентин аж оскалился, скосив взгляд на шахматную фигурку, зажатую в её кулаке. Продолжил уже серьёзнее: — Ты ведь понимаешь, что тогда тебя казнят рядом со мной? За использование ментальной магии против моей воли.

— А ты что же, сам сдашь меня комиссии? — Альцина ухмыльнулась, вернув себе самообладание. Наконец-то включилась в древнюю как сам мир игру!

— Считаешь меня идиотом?

— Конечно же, нет, как ты мог обо мне такое подумать? — неприкрытая ирония скорее веселила, чем раздражала. Надо бы наведаться к знакомому менталисту... Привязка отвратительно на него влияет.

— Вынужден тебя расстроить, я не настолько глуп, чтобы надеяться на то, что Лира Сегрейв не замнёт дело. Оступилась сестрёнка, с кем не бывает.

На этот раз молчание длилось долго. Лорентин не отводил пристального взгляда от Альцины, изображающей вспыхнувший интерес к шторам. Решать, что делать дальше, необходимо как воздух. Если попытка соблазнения не была всего лишь шалостью — на что надеяться не приходилось, — значит она не оставит свои попытки избавиться от него и на этот раз будет действовать решительней. Её намерения — загадка, тайна, сокрытая под слоем притворства и актёрской игры, но одно Лорентин знал точно: больше всего на свете несостоявшаяся леди Сегрейв любила власть.

— Раз мы теперь повязаны, хоть скажи зачем?

— Влюбилась в тебя до потери пульса, вот и решила сделать своим.

Врёт. Он усмехнулся наигранности этой причины: о любви не говорят голосом без эмоций и на любимых не смотрят так равнодушно.

— А семья не будет против такого союза?

— Я сама себе семья.

Вот ведь ледышка! От одной фразы тело обдало холодом, плечи покусал мороз. На мгновение мелькнула мысль, что они похожи, даже слишком. Пагубное влияние магии, не более. Однако... кое-что он для себя уже решил.

— В таком случае, давай заключим брак.

— Прошу прощения? — Альцина от неожиданности выгнула бровь, но на лице её проступило любопытство. Лорентин усмехнулся в ответ.

— Объединение двух Родов пойдёт на пользу всей Асматии, а нам достанется почёт и уважение в обществе. Ведь косо смотрят на нас обоих.

— А если я откажусь?

— Не откажешься, — Лорентин протянул руку, предлагая ей рукопожатие. — В конце концов, я слишком много про тебя знаю.

Недотрогу она, очевидно, изображала лишь для вида: его ладонь крепко сдавили аккуратные пальчики, которые меньше десяти минут назад гладили его кожу. Будет предостаточно времени выяснить её истинные мотивы — ради возможности ослабить Сегрейвов можно было и от фамилии отказаться, и от титула. Оставалось только самому не запутаться в ловко расставленных Альциной сетях.

— Так уж и быть, я согласна, — она задумалась о своём и забыла опустить руку, даже когда Лорентин расцепил рукопожатие. — Придётся распланировать свадьбу: выбрать дату, составить список гостей, дать приём в честь нашего решения...

— Ты слишком торопишься, — он расставил фигуры на доске так, будто они не играли до этого. — Для начала позволь мне ещё раз бросить тебе вызов. Если бы не твоя магия, я победил бы.

Альцина ещё мгновение беззвучно шептала себе под нос одни ей понятные цифры и решительно сощурилась. Поглядим, кто кого.