3
К вечеру небо затягивают тучи, начинает накрапывать дождь. Лагерь тут же выцветает, и даже яркие плакаты, висящие тут и там, делаются блёклыми, словно непогода терзала их многие годы. Свет в корпусах вспыхивает колючими желтоватыми звёздочками.
Настенька привезла в лагерь флакончик лака для ногтей – импортного, сверкающего, ярко-розового, без примесей зелёнки, чернил или блестящего крошева от ёлочных игрушек. Такой лак девчонкам в диковинку, и они вьются вокруг Настеньки, заискивающе заглядывая ей в глаза.
– А дашь мне? – спрашивает одна, гипнотизируя флакончик взглядом.
– Эй, я первая попросила! – тут же возмущается другая.
– Мы с Настенькой – лучшие подружки! – встревает третья. – Она мне первой даст, она уже обещала. Правда, Настенька?
Настенька кривит в улыбке накрашенные ярко-красной помадой губы. Если взрослые увидят, наверняка заставят её хорошенько умыться, но пока рядом ни воспитателей, ни вожатых, и Настенька чувствует себя королевой. В её власти миловать и карать, она ощущает прикованные к себе просящие взгляды, и ей это нравится.
Воспользовавшись царящей в палате суетой, Зоя незаметно выскальзывает из корпуса и, ёжась под бойкими дождевыми каплями, торопливым шагом направляется к беседке у новостроя. Слава оказался прав: там никого нет. И его самого тоже.
Спрятавшись под навесом, Зоя ждёт его, сидя на идущей по кругу скамье и болтая ногами. Пахнет сырой землёй и грибами. Где-то вдали протяжно и резко, будто несмазанные петли, скрипит дерево. Слава всё не идёт.
Дождь заканчивается, и, хотя всюду лужи и на деревьях переливаются капли, Зоя спрыгивает со ступеней беседки и принимается бродить под окнами новостроя. Внутри темно и тихо: судя по всему, пионеры и вожатые на дискотеке, в клубе.
Интересно, Слава уже нашёл её секретик? Или сидит в палате с недочитанной книжкой на коленях? А, может, он вообще отправился в библиотеку? Может, забыл о Зое, об их утреннем уговоре? Или... просто не хочет вспоминать?
Слава появляется, когда Зоя уже собирается уходить. Его руки в земле, и тёмная полоса, напоминающая элемент боевой индейской раскраски, красуется на щеке. Слава что-то сжимает в кулаке.
– Это и есть твой секретик? – спрашивает он, подходя ближе и разжимая пальцы.
На раскрытой ладони лежит значок. Изящно изогнувшаяся ласточка держит в клюве письмо. Металл потускнел, кое-где его рассекают неглубокие бороздки царапин.
Зоя кивает.
– Это бабушкин, он у неё с войны остался... Только там ещё фантики были. И вкладыш от жвачки.
Вкладышем от «Дональда» Зоя особенно гордилась: на нём был напечатан маленький комикс с забавным утёнком в матроске.
– Не было там больше ничего, – насупившись, отзывается Слава.
– А, может, ты просто плохо искал? – с вызовом произносит Зоя.
– Хорошо я искал! – бурчит Слава. – Сказал же, не было там ничего. Только земля и камни. И червяки. Там червяк был, вот такой жирный! – Слава раздвигает указательный и большой пальцы, демонстрируя толщину червя.
Зоя разочарованно вздыхает.
– Разграбили! Какие же тут все! Какие... ух!
Зое жаль фантиков и почему-то обидно за то, что их забрали, а ласточку – нет. Конечно, потерять ещё и ласточку было бы до жути обидно, но значок ведь не хуже вкладыша от жвачки, значок даже лучше!
– Можешь оставить её себе, – говорит Зоя. Всё ещё расстроенно, но уже с улыбкой добавляет: – Теперь моя очередь! Говори, где искать.
– Самый правильный пионер тебе покажет, – отвечает Слава, задумчиво водя большим пальцем по ласточкиной грудке.
Зоя начинает думать.
Самый правильный – это какой? Соблюдающий режим дня? Всегда опрятный, спокойный и вежливый? Верный делу революции, как завещал дедушка Ленин?
Нет, не бывает таких правильных пионеров! Все иногда нарушают правила, все иногда сбегают из корпуса в тихий час, все порой завязывают галстук кое-как и воруют булку из столовой. Пионеры ведь живые люди, а не статуи. Только гипсовые фигуры неизменно идеальны.
Гипсовые фигуры... А ведь и правда!
– Я скоро! – восклицает Зоя и, довольная собой, бежит к статуе, стоящей на развилке перед клубом. Статуе Ленина, по-отечески положившего руку на плечо пионеру с книжкой в руках. Пионер смотрит вперёд, а Ленин куда-то вверх, но оба выглядят ужасно серьёзными и как будто думают о чём-то общем.
Зоя долго копается в короткой жёсткое траве у постамента, обходит белоснежные гипсовые фигуры кругом, но ничего не находит. Минут через пять безрезультатность поисков начинает её злить, и ещё через пять Зоя, тоже перепачкавшаяся в мокрой земле, возвращается к Славе. Её глаза недобро сверкают.
– Там ничего нет! – обрушивается на Славу с обвинениями Зоя.
– Может, ты просто не там искала? – почти дословно повторяет её недавний вопрос тот.
– Я искала под Лениным! – отрезает Зоя.
Слава тушуется.
– Правильно... – выдыхает он так удивлённо, что Зоя почти верит, что это неожиданность и для него. Почти.
– Зачем ты меня обманываешь? Я с тобой по-честному, а ты!..
– Может, кто-то видел, как я там копаюсь, и что-нибудь заподозрил? – произносит Слава. И вдруг предлагает: – Пошли вместе посмотрим.
Зоя ни секунды не сомневается: Слава просто не хочет признаться, что соврал; у статуи они ничего не найдут.
Но они находят.
Слава шарит рукой у маленькой выбоины в постаменте, поросшей мхом, и через мгновение извлекает оттуда чумазого оловянного солдатика.
– Его там не было! – возмущается Зоя.
– Ты просто искала плохо, – возражает Слава, хмурясь.
– Ты это нарочно! – гнёт своё Зоя. – Ты его только что сюда положил.
– Да зачем мне это? – обижается Слава.
– Не знаю! На зло мне!
– Забери свою ласточку, – тихо говорит Слава, протягивая Зое значок.
Зоя раздражённо фыркает и отворачивается. Не берёт.
– Забирай, – повторяет Слава и, когда Зоя остаётся стоять с упрямо скрещенными на груди руками, кладёт значок замершему рядом с Лениным «самому правильному» пионеру под ноги.
Слава бросает на Зою тяжёлый, полный обиды взгляд. Разворачивается и уходит, забрав свой секретик с собой.
Зоя со злости топает ногой, хватает ласточку и шагаетв противоположную сторону. К клубу.