Пролог.
Когда человек хочет убить тигра, он называет это спортом; когда тигр хочет убить его самого, человек называет это кровожадностью. Разница между преступлением и правосудием ничуть не больше.
Д.Б. Шоу
15 сентября 2024 года.
05 утра по Стамбульскому времени
Бодрящий сентябрьский ветер трепал мелкие завитки кудрей ночного смотрителя в данную минуту спускающегося вниз по деревянным ступеням маршевой лестницы каменной башни. Изящное трехярусное строение, своим флагштоком устремленное в высоту хмурого, подернутого низкими нависшими грозовыми тучами неба, как охранник, высилось на подступах к Стамбулу, окутанное липкой давящей дымкой мелких водяных капель, застывших в приземном слое атмосферы.
Крикливая чайка внезапно нарушила угрюмое уединение Девичьей башни в этот ранний час, взмахом своих безупречных крыльев случайно коснувшись развевающейся красной ткани с белым символом гордости турецкого народа. Волны Босфора шумно выдохнули новый залп пенной морской синевы опустив его на громадные булыжники давно уже затянутые мелкими моллюсками, острые края раковин которых торчали будто держа оборону самой башни. Аквамариновая полоска воды столкнулась с болотной зеленью водорослей, облепивших камни, превращая природные цвета в симфонию красок.
Грузовой паром, нагруженный пропахшими тиной сетями , только что отошел от пристани, оставляя за собой ребристую полоску на водной глади, следуя сквозь туман и морось вдоль небольшого островка с каменным строением, над серовато-зеленым куполом которого кружилась стая поморников, лаящими хищными звуками нарушая затишье перед надвигающейся бурей.
- Чего это они так расшумелись? - крикнул высокий молодой паренек с черными как смоль кучерявыми волосами капитану, стоящему на носу судна, сворачивая рыболовные сети в шары.
- Беда будет, - задумчиво ответил ему седой мужчина, поглаживая короткую бородку редких волос морщинистой рукою и провожая взглядом очередную быстро пролетевшую в направлении башни византийской эпохи птицу. - Эти, - он указал на птиц высоко в небе, - так просто не летают.
Иссиня черные тучи сгустились в плотный шар, взрываясь яркой вспышкой внутри своего заряженного состояния. Тишина стала слишком осязаемой, а унылые могильные крики поморников, в своем полете выписывающих замысловатые восьмерки вокруг небольших прямоугольных башен парапета, рывками взлетая над основным бастионом, окропляли застывшее между черным удушливым небом и темным изумрудным морем пространство.
Развивая максимально возможную скорость, грузовое судно обогнуло построенную еще XII веке крепость для защиты города, оставляя позади ее мрачную легенду со сбывшимся пророчеством оракула - когда в знаменательный день своего 18-летия молодая дочь султана, под чудные переливы своего волшебного пения разбирая корзинку с фруктами вдруг была атакована свирепой коброй, и тут же скончалась от яростного укуса пресмыкающегося.
Спустившись на нижний уровень смотритель с живыми радостными синими, как само море, глазами, обогнул арочный выступ, отделанный кирпичами, искусно спрятанными под толстым слоем цемента для обманчивого впечатления старины сооружения, прошел мимо сохранившейся литейной пушки и направился в сторону восточного крыла башни, захватив по дороге металлическую метелку, чтобы смахнуть выброшенную на берег высокими волнами дурно пахнущую тину.
Морось переросла в крупные капли, когда мужчина средних лет давно и преданно служивший известному туристическому теперь месту, вышел на ровную отделанную плиткой площадку, устало разминая озябшие мышцы от первых утренних низких температур начинающейся осени, подергивая веками в нервном напряжении от бессонной ночи и остановился возле небольшой металлической урны с прямоугольной чашей, доставая из кармана своей синей с позолоченными пуговицами куртки пачку Tekel 2000 и облокотил метелку на каменную стену. Длинными худыми пальцами аккуратно вытащив одну из последних сигарет, он в нетерпении сделал первую затяжку, слегка закашлявшись от непривычки, совсем недавно вернувшегося к нему курения.
Пока легкие наполнялись едким табачным дымом, его добродушный взгляд петлял по большой квадратной площадке, любуясь непогодой и большими хлесткими волнами, которые из раза в раз окатывали валуны и бардюр, выложенный по периметру, будто сражаясь с каменным строением в надежде однажды разбить любой камень, превращая его в песок. Отчетливый соленый воздух с примесью того самого озона, дарующего свежесть и чистоту после грозы, врывался в его ноздри, будоража обонятельные рецепторы.
Внезапно, его глаза остановились на углу башни, темном и неприглядном, там, где солнечный свет никогда не успевал доходить, сражаясь с длинной тенью, порожденной его же лучами. Сквозь мутные образы в отсутствии очков с диоптриями, мужчина отчетливо разглядел чьи-то босые ступни. Прищурившись как только мог, он снова сфокусировался на странном видении, чувствуя, как холодный озноб пробирает его до кончиков пальцев. Но видение не уходило, более того, оно совсем конкретно превратилось в видимые конечности.
Бросив окурок совершенно мимо урны, медленным аккуратным шагом смотритель, прикрывая рот рукой, тронулся в направлении угла башни. Его синие глаза расширились до невероятных размеров, когда, достигнув конца стены из ракушечника, его глазам предстала ужасающая в своем безмолвии картина.
Молодая светловолосая девушка, абсолютно голая, лежала, мирно сложив руки на обнаженной пухлой груди. Взгляд, застывший и совершенно пустой был устремлен ввысь к облакам к Великому Пророку, будто стремясь соединиться с ним в тихом смирении. Треугольник ее бедер, подернутый легким пушком, отчетливо выделялся на фоне белоснежной кожи, такой чистой и бледной, что сама девушка казалась абсолютно невинной.
Смотритель перевел взгляд на белокурые локоны. Рассыпавшись по плечам, они оставались единственным оплотом, все еще соединяющим ее с миром живых - так явственны они были в своих золотых красках. Оцепенев от страха, последнее, что увидел мужчина, прежде чем его нутро опорожнилось от смрадного запаха - была прозрачная длинная фата, окутывающее хрупкое тело своей длиной.
И смотритель Девичьей Башни закричал.
_________________________
15 сентября 2024 года
07:37 по Стамбульскому времени
- Чего ты добиваешься? - с ожесточением произнес мужчина, следуя по коридору здания суда за женщиной, чьи шаги от эмоций отбивали частый ритм, запуская дробь из глухих звуков, вылетающих из-под ее каблуков, которые отражались от бледных стен казенного учреждения, чья неброскость явно контрастировала с насыщенностью бесчисленного множества человеческих судеб и перипетий, коими было напитано их статное безмолвие.
Он рукой остановил силу темно-коричневой деревянной двери, которую она намеревалась захлопнуть прямо перед его носом, проникая в просторный, погруженный в легкий утренний сумрак кабинет, после чего нарочито громко грохнул ею изнутри, тем самым обозначая свою позицию, что заставило и без того хило привинченную прямоугольную табличку с внешней стороны дрогнуть и сорваться с крепления, повиснув на единственном сохранившем позиции шурупе.
Закрыв дверь на ключ, неизменно торчащий в замке и крайне редко покидавший родную скважину, мужчина приблизился к женщине, которая устремила на него гневный взгляд, выставляя вперед правую руку и делая привычный хлесткий жест указательным пальцем на уровне его груди.
- Я тебя сюда не приглашала! - выпалила она в ярости, захваченная эмоцией неприятия, в то время как ее темные глаза, излучающие опасный блеск, с требованием и укором смотрели внутрь мужчины, пока его статная фигура в идеально сидящем отутюженном костюме сокращала с ней дистанцию.
- Чего ты добиваешься, устраивая сцену при посторонних в моем кабинете? - повторил свой вопрос мужчина с нотами стали в голосе, намереваясь схватить ее за локоть, отчего женщина отшатнулась в сторону, с силой выдергивая руку из его больших цепких властных пальцев.
- Мне нужно, чтобы ты вернул мне дело, - строго отчеканила она тоном, не терпящим возражений, схлестнувшись с мужчиной в открытом противостоянии и несильно заботясь о том, как это могло выглядеть для коллег, по ее безошибочному убеждению уже привыкших к подобным стычкам, периодически сотрясающим обычно спокойный ритм течения рабочих будней. - Я тебе уже не раз говорила об этом: никто не может отстранять меня...
- Хочешь сказать, это единственная причина? - усмехнулся мужчина, с самодовольной улыбкой придвигаясь ближе, в то время как его правая ладонь захватила ее талию, отчетливо проявляющуюся в обрамлении черного трикотажного платья. - Я имею право отстранять тебя. И буду это делать, когда посчитаю нужным, - его низкий голос, захвативший пространство вокруг, распалил ее внутренности, заставляя с силой упереться в широкую грудь обеими ладонями.
- Отпусти меня.
- Нет.
- Сейчас же!
- Я соскучился.
- Мне нет до этого никакого дела. Уйди с дороги! - вспыхнула она, чувствуя с новой силой агрессию и отталкивая от себя мужчину, который, очевидно, слишком много думал о себе и своем влиянии как на нее лично, так и на ее профессиональное развитие, чего она никоим образом не могла допустить. - Сейчас же покинь этот кабинет и верни мне мое дело, - уже более спокойным тоном проговорила она и, стараясь не смотреть на мужчину, как ни в чем не бывало разместилась в своем черном глубоком кожаном кресле, намереваясь приступить к изучению документов, уже скрупулезно подготовленных для нее с самого утра секретарем. - После этого поговорим.
Ее голые руки, открытые короткими рукавами платья, мягко струящегося по телу, все еще хранившего влажную прохладу только что закончившегося стамбульского осеннего дождя, потянулись к черной папке, которая лежала сверху ровной стопки на безупречно прибранном столе цвета слоновой кости, нещадно спровоцировав этим мужчину, который был слишком рассержен навалившимися на него проблемами, которые он накануне привез с собой из Анкары, и неподобающим поведением женщины, испытывающей его терпение своенравным характером, не поддающимся контролю.
- Разговор будет сейчас, - глухо прорычал он, в два шага преодолевая расстояние до ее кресла и рывком разворачивая его на себя, после чего, игнорируя ее слабый вскрик, застрявший в горле от силы хватки, с которой он сжал оба ее предплечья, поднял ее на свой уровень, с силой прижав к стене так, что ее затылок в моменте соприкоснулся с нижней частью позолоченной рамы портрета Кенана Ататюрка, обычно величественно возвышающегося за ее спиной в безмолвном наблюдении за мирской жизнью в стенах кабинета.
Женщина, зажатая между стеной и массивным корпусом мужчины, чьи руки по-хозяйски, будто бы это было будничным делом, сковали ее запястья, сдерживая сопротивление, почувствовала впившуюся в спину прямоугольную поверхность короба, протянутого вдоль стены помещения, как и везде в этом здании, в котором были спрятаны электропровода.
- Хватит! - прошипела женщина, чувствуя физическое превосходство мужчины, которое так предсказуемо побеждало ее тело в эту самую секунду, в то время как его твердые тонкие губы заглушили дальнейшие возгласы поцелуем, полным ярости и тоски, которую он неизбежно ощущал в периоды, когда долго ее не видел. - Я не собираюсь этого делать...
- Неужели..., - запыхавшись от борьбы, ухмыльнулся мужчина, обжигая дыханием ее зону возле уха, после чего прошелся влажным укусом по ее чувствительной коже шеи - так, как ей всегда нравилось.
Так, чтобы она почувствовала себя - его.
Боль в удерживаемых мужчиной кистях становилась вполне отчетливой, и ее телу пришлось обмякнуть, поддаваясь его силе вопреки здравому смыслу, постепенно покидающему ее ясное сознание, в то время как агрессия и злость, обострившиеся в момент до предела, искали выход в физическом выбросе, так остро необходимом сию же минуту.
- Ты должна пообещать мне, что это был последний раз, когда ты дискредитировала меня перед людьми, - тихо проговорил мужчина, оторвавшись от ее вкуса, который был для него словно наваждение, овладевающее постепенно, но неистово.
Его темные помутненные страстью глаза, казалось, затмевали человеческую суть, несмотря на произносимые им логичные слова, уступая место чистому инстинкту добиться своего любым путем. Эту женщину. Прямо сейчас.
- Не в моих правилах давать обещания, - тяжело дыша, проговорила она, в то время как ее грудь со скромным декольте вздымалась вверх-вниз, прижатая к его мускулам, словно она только что пробежала стометровку, - которые я не собираюсь выполнять, - закончила она и, почувствовав его ладони на своем лице, вцепилась пальцами в его белоснежную рубашку, которая так раздражала своей безупречностью, лишний раз подчеркивающей занимаемое им положение.
Их губы с новой силой вцепились друг в друга, уже не сдерживаемые благоразумием хоть с чьей-либо стороны, и женщина укусила его в порыве поцелуя, когда почувствовала жесткие пальцы на своем подбородке, желающие, как обычно контролировать все и вся.
Но она этого не позволит. Никогда и никому. Даже ему.
В секунду захватив инициативу в свои руки, она развернула его спиной к стене, теперь нападая на его лицо губами, в то время как ее руки ловко и без колебаний потянулись к кожаному поясу классических брюк. От нетерпения и гнева они не справились с застежкой, отчего она злостно промычала мужчине в лицо, ощущая умелый язык, поднимающий градус ее возбуждения, внутри своего рта, и заставила его остановиться, чтобы перевести дух.
Он отстранился на мгновение, рассматривая ее силуэт с высоты своего роста, после чего придвинул назад к столу и, слегка приподняв, с силой усадил на поверхность, задирая вверх податливую ткань платья, отчего оголились длинные ноги, своей мягкой гладкостью провоцируя его и без того пульсирующие рецепторы.
Не отрывая глаз от готовой во всех смыслах женщины перед ним, мужчина расстегнул ремень брюк и, приспустив штаны, будучи захваченным сильнейшим возбуждением, рывком снял ее со стола, разворачивая к себе спиной. Не обращая внимания на ее хриплый вздох, он наклонил женщину вперед, согнув пополам так, что ее лицо оказалось на поверхности стола вблизи до этого раскрытой ею папки.
Подол платья женщины, собравшийся теперь в районе ее талии, раскрывал тонкое кружево, которое в тот же момент под действием уверенных рук мужчины, было резко отодвинуто в сторону, устраняя последнее препятствие на пути двух жаждущих близости людей.
- Аааа..., - простонала она тихо, но чувственно, когда их тела соприкоснулись, удовлетворяя скопившуюся за время похоть, и замолчала, удерживаясь руками за что-то устойчивое, когда ритм стал частым и быстрым.
Сопровождаемый характерными шлепками, так бесстыже наполняющими пространство строгого лаконичного кабинета с вывешенными в ряд дипломами во главе с величественным изображением основателя современного турецкого государства, их жаждущий секс походил на утверждение границ, в то время как под этим влиянием тряслось все содержимое, казалось бы, добротного массивного стола, норовя того и гляди рухнуть вниз после очередного импульса, сотрясающего плотный воздух.
- Надеюсь, теперь ты удовлетворена, - проговорил мужчина, нависая над ней сверху, - и будешь более сговорчивой.
Его огромные ладони с небрежностью смахнули в сторону какую-то кипу бумаг, которая эпично рассыпалась по бледному деревянному скользкому паркету, и легли по бокам от женщины, теперь позволяя слиться с ней до слышимости прерывистого дыхания.
- Мне просто нужно назад... мое дело, - упрямо отозвалась она, цепляясь руками за его запястья в жажде освобождения, и ее острые короткие ногти, впившиеся в темную кожу, оставили на ней четкие полукруглые следы в качестве свидетельства их безумства.
Запах корицы, дошедший до его носа от распростертых перед ним волос, такой родной и такой недоступный, ударил в кровь с новой силой, побуждая мужчину потеряться в ощущениях, всей полнотой ощущая обладание женщиной, так резко и спонтанно ставшее ведущим в его организме.
Их стоны, которые они оба сдерживали сквозь зубы, дабы не привлекать еще больше внимания, чем это уже было сделано с самого утра в коридоре судебного учреждения, вышли наружу лишь через некоторое время на пике ощущений, когда имело значение лишь моментное удовольствие, принесшее разрядку.
Двое людей, застыв еще на некоторое время в недвусмысленной позе, соприкоснувшись головами и переводя дыхание, словно находились не в стенах кабинета официального органа власти, а в уютном маленьком не требующем документов бутик-отеле в спальном районе города, в один момент вздрогнули от деликатного стука в дверь, сменившегося попыткой человека снаружи дернуть ручку, и, под напором хлынувшей остужающей реальности, отлепились друг от друга, судорожными жестами приводя в порядок внешний вид, теперь уже далекий от идеального, при этом с опаской косясь на металлическую ручку, которая уже с неимоверной настойчивостью одергивалась кем-то по ту сторону кабинета.
- Госпожа прокурор, вы здесь? - раздался из коридора глухой и осторожный женский голос, заставляя женщину вздохнуть с облегчением.
- Это Лейла, - тихо произнесла она, наклоняясь к разбросанным по полу листам, внутри себя чертыхаясь от собственной несдержанности, в то время как мужчина, только что справившийся с застегиванием тугого кожаного ремня, кое-как привел в порядок канцелярские принадлежности на столе, окидывая критичным цепким взглядом пространство на предмет явных улик всего минуту назад одолевшей их двоих непристойности.
Боковым зрением заметив накренившийся вбок массивный портрет Ататюрка, с неизменным достоинством и выдержкой принимающий любые человеческие пороки, в разной мере проявляющие свою суть в этом строгом своей официальностью кабинете, он слегка усмехнулся про себя, выравнивая раму в четкую горизонталь.
- Я здесь, сейчас открою, - ничего не выражающим голосом отозвалась женщина, с завидной ловкостью водрузив на стол собранные с пола бумаги, скрывая последнее свидетельство собственной импульсивности в отношениях со статным мужчиной, после чего, слегка пригладив сверху волосы, со свойственной ей твердостью в движениях приблизилась к двери, в один миг поворачивая ключ внутри и распахивая ее настеж.
Скромного вида миловидная девушка лет двадцати пяти, столь же старательная, сколько и воспитанная, с рыжего цвета волосами, собранными назад в тугой пучок, облаченная в строгий серый брючный костюм с легкой телесного цвета блузой, застегнутой на все пуговицы до самого горла, лишь на мгновение позволила себе проявить удивление.
Ее взгляд остановился на мужчине со сдвинутыми черными бровями, стоявшем чуть поодаль возле окна, слегка касаясь пальцами не слишком белых от времени и постоянного воздействия на них солнца жалюзи, в кабинете своей начальницы, однако тут же вернула себе профессиональное выражение лица, переминаясь с ноги на ногу в скромных черных лодочках на среднем каблуке, позволяющим ей проходить много километров в течение рабочего дня по изученному пространству коридоров здания суда, обивая пороги кабинетов разного рода высокопоставленных лиц.
- Добрый день, госпожа прокурор, - сдержанно, но чуть более громко, чем обычно, произнесла она, фокусируя свой взгляд на женщине в дверном проеме, после чего, слегка смутившись, опустила глаза в пол, словно извиняясь сама не понимая за что. - Господин... уважаемый Главный прокурор, - чуть тише продолжила она, опасаясь повторно встречаться взглядом с мужчиной, которого тайно побаивалась, впрочем, как и львиная доля секретарей их судебного участка, и поплотнее стиснула в руках папку с обвинительным заключением, подготовленным за ночь по одному из расследуемых госпожой прокурором дел.
- Добрый день, Лейла, проходи, - рассеянным движением руки пригласила девушку внутрь женщина, решившая воспользоваться присутствием собственного секретаря и прекратить общение с мужчиной, которое вряд ли могло сегодня привести к каким-либо желаемым для нее последствиям.
Она выпрямила осанку, всегда придающую ее силуэту аристократичный властный строгий вид, после чего направилась к своему столу и, четкими жизнеутверждающими шагами огибая его справа, второй раз за последние пять минут с завидным хладнокровием устроилась в любимом кресле, настраиваясь на продуктивный день.
- Господин Главный прокурор уже уходит, - не глядя в сторону мужчины, холодно заметила она, доставая из настольной подставки свою любимую ручку, смакуя приятную прохладу металла в разгоряченных пальцах. - Что с обвинительным заключением? Все получилось?
Молодая девушка, на долю секунды замерев на месте, смущенно двинулась вперед, протягивая вперед папку, некоторое время служившую для нее щитом, предпочитая не замечать тяжелый взгляд Главного прокурора, который она вряд ли могла бы сейчас выдержать.
- Я подготовила все, как и договаривались, вам осталось только проверить...
- Госпожа прокурор снова взялась за старое, Лейла? Навешивает тебе свои задачи, чтобы успеть взять дел сверх нормы? - хмуро проговорил мужчина, так и оставшись стоять возле окна и наблюдая сквозь стекло со второго этажа за тем, как по лестнице к главному входу в здание спешат на работу мужчины и женщины в классических одеяниях, держа в руках мантии с ярко-алыми и изумрудными воротниками, определяющими их место в турецкой судебной системе.
- Нет, что вы, я просто...
- Именно так, но это полезно и самой Лейле, учитывая ее недюжее рвение к карьерному продвижению, не так ли? - с легкой улыбкой, которая вовсе не означала веселье, вступила в новое противостояние женщина, не позволив своей помощнице встревать в вопросы, совершенно ее не касающиеся, прекрасно понимая истинную природу недовольства мужчины.
- Я...
- Лейла, будь добра, принеси мне и госпоже прокурору крепкий турецкий кофе. Сейчас.
Низкий и не вызывающий сомнений в том, подчиниться ему или ослушаться, голос мужчины, наконец, оторвавшего свое пристальное внимание от сюжетов, разворачивающихся во дворе здания, заставил Лейлу в секунду вытянуться в струну и, испытывая внутри странный липкий необъяснимый стыд, тут же покинуть кабинет своего босса, аккуратно прикрывая дверь с внешней стороны.
- Неужели так сложно понять, что я просто беспокоюсь о тебе, - ровно и твердо произнес мужчина, наблюдая за тем, как женщина с нарочитой напускной увлеченностью исследует предоставленные помощницей файлы, сдвигая брови в сосредоточенности, как и всякий раз, когда не хотела упустить из виду нечто важное.
Мужчина почувствовал, как под его кожей с невероятной скоростью вдруг снова разливается раздражение, когда он не получил то, что хотел.
Ее внимание. Ее доверие. Ее всю.
- Мы только что занимались сексом, а теперь ты будешь наказывать меня отсутствием внимания? Ты всерьез думаешь, что таким образом получишь то, что хочешь? - с легким прищуром всматриваясь в ее черты, так хорошо ему знакомые, но от этого не менее далекие, вздохнул мужчина, осознавая сейчас сам перед собой тяжесть собственного положения.
Внезапно телефон женщины, лежащий возле клавиатуры, озарился светом от входящего звонка, разрезая секундную тишину настойчивой вибрацией, раздражающе отдающей в пространство от соприкосновения с твердой деревянной поверхностью.
- Слушаю, - коротко ответила женщина, внимательно вникая в суть того, что говорил собеседник на том конце провода, после чего коротко вздохнула, бросая взгляд на электронные часы, висящие на противоположной от нее стене. - Приеду в течение часа, - заключила она, вешая трубку, и впервые за последние несколько минут подняла взгляд на мужчину, чья массивная фигура сейчас выглядела откровенно напряженной то ли от недопонимания между ними, то ли от груза многослойных рабочих задач, требующих его непременного вмешательства.
Она поднялась со своего места, на ходу вынимая из тумбочки сумку и проверяя ее содержимое, после чего захватила легкий трикотажный пиджак, намереваясь покинуть здание суда.
- Звонил комиссар, у нас убийство. Молодая женщина..., - серьезно проговорила она с вызовом, что свидетельствовало о сдерживаемой злости, которая так и не выплеснулась в полной мере, оставляя между ними много знаков вопроса. - Мне нужно ехать, - констатировала она, разворачиваясь спиной к Главному прокурору и, уже было покинув кабинет, оглянулась в его сторону, чтобы произнести уже более спокойно и ровно. - Я не наказываю тебя. Я просто хочу, чтобы ты перестал опекать меня и вернул мне то дело. Я... уже большая девочка.
Звук захлопнувшейся двери поставил точку в их сегодняшнем общении, и мужчина, шумно выдохнув сожаление, направился в собственный кабинет в противоположном крыле здания, преодолевая пространство с однотипными похожими дверьми ничем не привлекательных для него комнат, дежурно откликаясь на приветствия многочисленных коллег, порой стремящихся хоть незначительно, но невзначай сократить с ним имеющуюся эмоциональную дистанцию.
- Знаю я, какая ты большая, - процедил он сквозь зубы, изо всех сил стараясь теперь переключиться с утренней перепалки на насущные дела, требующие от него тщательного обдумывания и стратегического планирования.
Бедная молоденькая секретарь Лейла, потратившая свои ценные десять минут рабочего времени на приготовление крепкого турецкого кофе, так и осталась стоять с двумя чашками в длинном уже вовсю кипящем жизнью коридоре, в который раз убеждаясь в верности собственной интуиции, заранее предсказывающей исход конфликтов ее строптивого начальства.
_______________________
11 утра по Берлинскому времени
Gontardstraße 11
Почти на ходу выпрыгнув из желтого длинного трамвая, мужчина средних лет поправил скользящий ремень портфеля на плече кожаной коричневой куртки и застегнул ее до самого воротника. Берлинское утро выдалось на удивление холодным и несколько обреченным предстоящей осенью, таким, что заставило коренных жителей поплотнее запахнуть плащи, а местных бродячих котов выискать ближайшую парковку, где можно было погреться под заведенными или остывающими двигателями разнообразных маститых и не очень автомобилей.
Услышав, как монотонный голос в трамвае объявил следующую остановку, мужчина дождался пока тот медленно отползет в сторону, освобождая привычный переход через трамвайные пути к месту своего назначения. Унылые мрачные темные тучи с самого начала очередного бесконечного дня уже нависли над городом, облекая всех его жителей в привычное офисное уныние середины рабочей недели. Пронизывающий ветер подхватил парочку листьев с платанов, заключенных в бордюры из тротуарной плитки, кружа их в спертом от выхлопных газов воздухе и отбрасывая в сторону прямоугольного современного здания, прямо к ногам спешащих по своим делам людей. На стеклах первых этажей торгового центра пробежала бегущая строка, возвещавшая об открытии нового арт-пространства внутри торговой галереи, как будто издевательски указывая офисным клеркам, что их старания напрасны, если они до сих пор не смогли позволить среди бела дня разгуливать по таким местам.
Перемахнув быстрым крупным шагом трамвайные пути в неположенном месте, как делали многие из прохожих, мужчина чуть не был сбит торопящимся велосипедистом, пока приветливо махал милой темноволосой девушке в красной униформе, стоящей за открытым прилавком возле входа в торговый центр. Извинившись перед выругавшимся велосипедистом, темноволосый мужчина, одарив девушку одной из своих притягательных улыбок даже на расстоянии озарявшей его лицо, поспешил подойти к небольшой красной тележке с ярким тканевым навесом, ярким пятном свежести и озорства выделяющейся на фоне такого привычного мрачного и слишком строгого облика Берлина.
- Привет, Клара, - улыбнулся мужчина, протягивая ей банкноту в своем привычном ритуале, еще хранившем налет давности, пока все использовали пластик или телефон для оплаты покупки.
- Вам как Всегда? - уточнила приятная девушка с большими синими глазами и худощавым лицом, ярко подчеркивающим ее алые ничем не тронутые губы.
- Конечно, - кивнул головой мужчина, освобождая белые зубы и снова натягивая соскользнувший ремень портфеля на плечо.
Пока урчала кофемашина, неведомым ему образом закрепленная на деревянном основании стола тележки, под волшебные плавные движения Клары, мужчина, по своей старой привычке, проходил внимательным взглядом по всем, кто сейчас находился на площади. Вот молодой человек, одетый словно немецкий франт с иголочки в темно-синий костюм с золотыми запонками и лакированными коричневыми туфлями, пытается справиться с зонтом, несмотря на сильный ветер. Вот седовласый пенсионер тяжело опускается на лавочку возле увесистого каштана, чьи пятипалые листья развеваются на ветру подобно пальцам, сильно натягивая поводок своего питбуля - такого же толстого, степенного и старого, как и его хозяин. Вот пара среднего возраста женщин, заливаясь от смеха с большими пакетами только выскользнувшие из обители красоты и моды уверенным шагом в кожаных лодочках одного цвета вышагивают по площади, не обращая внимания на завистливые взгляды не таких состоятельных лиц того же пола. Вот еще парочка молодых людей, явно рангом ниже франта с зонтом, одетых в офисные костюмы хлопают друг друга по плечу и тут же их громогласный смех окутывает площадь едва уловимым мимолетным радостным моментом.
Старая привычка, укоренелая с годами никуда не девалась. Она будто впиталась в его существование, сделав из него по меньшей мере, философа, по большей - грамотного психолога, замечающего мельчайшие детали облика. Как например те самые золотые запонки у щеголя, одна бровь которого была отсечена от своей половины малым, но заметным шрамом.
Он даже знал, как выглядит с высоты птичьего полета площадь, которая шесть дней в неделю неизменно оставалась для него привычным маршрутом - с высокой Берлинской телебашней в центре, по правую сторону Церковью Святой Марии - здания из красного кирпича в стиле брандербургской готики и высокой колокольней с часами, фонтаном позади шпиля телебашни и небольшим церковным парком с заботливо высаженными, не только местным муниципалитетом, но и священниками, цветами в треугольных клумбах.
- Держите, - ответная улыбка молоденькой Клары, так явно строящей ему глазки, выдернула его из привычного утра, протягивая большой коричневый стакан с ярким кофейным ароматом, исходящим от него.
- Спасибо, - вежливо, но отстраненно бросил ей мужчина, перехватывая у нее стаканчик и делая первый глоток.
Приятная обжигающая жидкость, возвращающая его к нормальной продуктивной жизни, прокатилась по его пищеводу, расползаясь в голодном желудке, который тот час издал характерный звук своего тоскующего по любой нормальной еде нутра. Не обращая внимания на призыв своего организма, мужчина бегло бросил проницательный взгляд на ручные часы, вряд ли соответствующие его повседневному и скромному облику, еще раз кивнул приветливой девушке на прощание и увеличил частоту своего шага в сторону неприметного здания из желтого кирпича, на углу площади. Почти пробегая мимо Commerzbank, он снова выхватил цепким внимательным взглядом двух ругающихся молодых людей, которые очевидно, пытались сделать вид, что ничего такого между ними на крыльце банка и не происходило вовсе.
Обогнув невзрачный времен поствоенной эпохи дом с древними деревянными окнами и намеком на эркерные элементы, мужчина приблизился к тому самому зданию из кирпича, направляясь к красным из крашенной акации дверям с шестью непрозрачными узорчатыми стеклами.
Справа от дверей красовалась табличка: "Deutsch-Intitut. EdyStydy Berlin". Слева - коричневый металлический почтовый ящик. В углу - красная урна с ромбовидным узором на ней. Мужчина в который раз за все время, проведенное за этими стенами усмехнулся, глядя на это нелепое произведение современной мысли, возле которого как и водится стояли несколько поджарых молодых студентов, за секунду до его появления перемигивающиеся друг другу с легким надменным смешком в его сторону.
- Здравствуйте, профессор, - почти стройно сказали они, обращаясь к мужчине в коричневой кожаной куртке из-под которой виднелась бессменная белая сорочка, клетчатых темных брюках с простыми замшевыми лоферами на ногах. Его портфель благодаря простому ремню все время грозился спрыгнуть с плеча, заставляя владельца постоянно придерживать его скользкий материал рукой.
Мужчина иронично вскинул брось, очевидно, оценивая уровень обмана студентов, которые только что за глаза обсуждали все, что касалось его и даже его личной жизни, и сомкнул тонкие губы, слегка растягивая их в подобие улыбки.
- Через пару минут, начало лекции, господа, - отозвался он, поглаживая узкий ярко очерченный подбородок пальцами и своим внимательным взглядом запоминая каждую деталь и эмоцию на лицах молодых людей. - К вам огромная просьба - не опаздывать. Правила вы знаете. Минута - и мои лекции для вас будут недоступны.
Увидев обреченные кивки головы от парней, тут же в спешке кидающих сигареты в пепельницу урны, он открыл дверь в центре стеклянных окон, пропустил вперед всех до единого молодых людей и только потом зашел сам, бросая в урну недопитый, едва пригубленный стаканчик с кофе.
Холл универститета, расположенного на первом этаже вытянутого кирпичного здания бизнесцентра представлял собой вытянутый длинный коридор с одинаковыми пластиковыми дверьми, возле каждой из которых были расставлены оранжевые скамейки без задней спинки. В основном фойе главенствующее место было отдано под гардероб, небольшой зеленый оазис, расположенный ближе к стеклянным дверям, чтобы лучи света хоть иногда были способны вызвать у листьев естественный эффект фотосинтеза. Несколько оранжевых скамеек вкруговую от зеленых насаждений из суккулентов, фикусов, кактусов и юкк. Большое электронное расписание с возможностью выбора по преподавателю или дисциплине, пара вытянутых зеркал - вот, пожалуй и все, за что мог зацепиться взгляд в скромном заведении, на самом деле готовящим важных государственных служащих.
Почти неслышными, но ощутимыми своей тяжестью шагами мужчина прошел несколько метров по невзрачному коридору белых отштукатуренных стен и остановился возле одной из дверей.
"Аудитория 109. Криминология" - гласила позолоченная табличка с черными выгравированными буквами. Покрепче ухватив свой портфель за короткую ручку, мужчина толкнул белую пластиковую дверь и тут же погрузился в звонкий гул голосов, так целебно действующий на его напряженное состояние.
Около двадцати человек в ту же минуту обратили все свое внимание на симпатичного профессора, в два шага достигшего учительского стола возле окна и сейчас раскладывающего на его глянцевой белой поверхности несколько папок с красным и синим переплетом, включающего лэптоп и подключающего электронную указку, как требовала того современная система обучения.
Одна из молодых девушек, стоящая возле первых одиночных парт с оранжевыми пластиковыми столами, выдвигающимися сбоку от стула благодаря определенному механизму, тут же развернулась вполоборота к преподавателю и как можно заметнее провела рукой по белокурым волосам, добавляя к ним подергивание кончиков пушистых ресниц и жест проведенного языка по тонким губам. Другая, с русым цветом тонких волос, тут же ткнула подругу вбок, предлагая чуть снизить градус предстоящей лекции, несмотря на то, что профессор до сих пор никак не реагировал на слишком вычурные жесты, посылаемые студенткой. Напротив, разместив на столе все необходимые материалы, он вошел под своим профилем в систему и вывел на экран название новой темы.
"Пять. Четыре. Три. Два. Один". Мысленно отсчитал он, как делал обычно, изо дня в день в течение многих лет.
- Итак, друзья, - мужчина обвел взглядом всю аудиторию в которой при звуке его голоса мгновенно наступила тишина. - Что же такое "Предупреждение преступности"?
Двадцать пар глаз в тот час устремились в его сторону, затаив дыхание. Ожидание дальнейшего продолжения лекции было настолько волнительным, что парочка студентов сейчас приподнялась со своих пластиковых оранжевых стульев, облокачиваясь на хлипкие столики, рискуя свернуть себе шею. За окном, будто для усиления эффекта тут же раздался оглушительный раскат грома, и порыв внушительного по силе ветра ударил низкими ветками деревьев прямо по стеклу возле той самой студентки, что еще минуту назад так мечтала оказаться возле профессора. Девушка резко вскрикнула, действительно напугавшись разверзгнутой стихии за окном, прижимая к себе новую розовую тетрадь и ручку в перьями на конце.
- Это система мер, направленных на недопущение совершения преступлений, - подала голос щуплая молодая темноволосая девочка, сидящая на первой парте и жадно ловящая каждое слово профессора.
- Отлично, Ева, - улыбнулся ей профессор, глаза которого в миг превратились в полыхающие искры огней. - Допустим, - он резко сделал поворот в сторону упитанного молодого человека на второй парте среднего ряда и даже указал на него пальцем. - Вот ты, Гашек, ты украл и уже даже сьел украденное яблоко Евы. Да, да, Ева, не спорь со мной, - предупреждая ее возбужденную тираду, остановил ее мужчина, делая знак вытянутой рукой. - Гашек пару минут назад стянул у тебя яблоко, -усмехнулся профессор, глядя как молодая девочка проверяет свой портфель на наличие фрукта и как вытягивается ее лицо, а растерянный молодой человек тут же садиться по стойке смирно.
- Факт преступления налицо. Предупредили ли мы преступную деятельность? - снова обратился он к своим студентам, выискивая ответы на их лицах и не дождавшись, продолжил. - Предупредить - значит уведомить. Можно ли предупредить то, что уже есть? Преступность - была, есть и будет. Невозможно предупредить уже имеющееся, но возможно своевременно обнаружить факт замышления преступлений.
И снова двадцать пар глаз молча вперили изумленные взгляды в своего учителя.
- Могли мы предугать действия Гашека? - продолжил мужчина, слегка поднимая плечами в усмешке. - Достаточно было обратить внимание на детали. Когда я зашел, Гашек постоянно потирал свой живот, очевидно, который издавал не самые приятные звуки голода. Его завистливый взгляд, который он кинул украдкой, когда Ева доставал то самое яблоко из своей сумки. Пустая коробка из под ланч бокса, которую Гашек с отвращением кинул к себе в портфель. И, конечно, прямой вопрос своему соседу, как скоро наступит та самая чертова перемена на кофе, чтобы пойти в буфет. Уверен, - он добродушно кивнул упитанному Гашеку, на лице которого багровели щеки от смущения. - Это было еще не все, что можно было заметить, но мне пришлось отвлечься на знаки внимания, которые мне так демонстративно оказывала Эдит, - хитро прищурился он в сторону той самой молодой блондинки с перьевой ручкой в руках, отчего девушка в секунду приобрела бесплатный румянец.
- В этом ваша будущая профессия, - присаживаясь на край стола, добавил он, разводя руками. - Детали, язык тела, анализ и обобщение. Вы должны научиться понимать человеческую психологию и мотивы, должны ПРЕДУГАДАТЬ, что любой из окружающих вас людей может сделать в следующую минуту. Для этого вам придется стать глазами, ушами, осязанием.
Наступившая тишина сделал последние слова мужчины еще более внушаемыми. Даже те самые курильщики, которые несколько минут назад иронизировали над профессором и его требованиями, теперь сидели, внимая каждому слову мужчины. За окном все так же бушевала стихия, оставляя на широком подоконнике узорчатые листья каштана, выгоревшие за солнечное лето бесцветные лопухи с веток платана и зябкое ощущение приближающейся беды, которое с самого утра предательски растекалось по венам профессора.
- Чезаре Беккариа писал: «Лучше предупреждать преступления, чем карать за них. Это составляет цель любого хорошего законодательства, которое, в сущности, является искусством вести людей к наивысшему счастью или к возможно меньшему несчастью, если рассуждать с точки зрения соотношения добра и зла в нашей жизни», - монотонно добавил он, глядя как его телефон взрывается немой трелью незнакомого номера Турецкой республики.
_________________________
Ох, дорогие друзья, мы скучали!
Теперь, объединившись в этой работе, предлагаем сыграть с нами в игру, а точнее - поучаствовать в создании истории.
Первый шаг: угадать знакомых по экранной серии всеми нами любимого сериала персонажей.
Пишите а комментариях предположения или просто поделитесь настроением: нам это будет приятно!