Shi no mori
Shi no mori - Лес Смерти
Тихие, едва слышимые шаги перебивались шумом ветра, что играл с высокими, качающимися где-то в вышине, кипарисами и криптомериями.
Чонгук шел неспешно, подняв голову к кронам деревьев, выглядывая прячущуюся за облаками луну. Тэхен, на удивление, притих.
Все то время, что они провели у озера после того поцелуя, прошло как-то сумбурно. Угрызения совести Чонгука, с которого словно спала пелена, стоило ему отстраниться, растерянные взгляды Тэхена, который старался присесть поближе или коснуться, — все это было до того неправильно, что впору было завыть.
Они двинулись дальше этим же вечером, услышав от местных, что ворота в тот город, к которому они идут, открываются лишь по определенным дням для путников, и, если уж они не успеют, придется пару недель выживать за его пределами. А это было крайне нежелательно.
Шел ли Чонгук продавать лиса? Черт его знает. Теперь он вообще во всем сомневался, но остановиться что-то не позволяло. Потому и шел вперед он особенно усердно, изредка оглядываясь на семенящего позади Тэхена.
— Не устал? — тихо поинтересовался Чонгук, а в ответ молчание.
Лис только поднял на него свои пронзительно голубые глаза и, пару раз хлопнув пушистыми белыми ресницами, закачал головой, вновь опуская взгляд к своим рукам, сложенным в замочек у груди.
Чонгук немного замедлил шаг. Где-то в стороне громко ухнул филин, отчего кицунэ вздрогнул и, казалось, весь подобрался, внимательно озираясь по сторонам.
— Недобрый этот лес... — почти шепотом произнес Тэхен.
Чонгук немного погодя кивнул, поравнявшись с ёкаем.
— Недобрый, — согласился он, — чего еще ждать от Леса Шинда.
Лес и правда кишел тварями так, что страшно было вздохнуть. Вот только шли они по нему уже с пару часов, а ни одного ёкая так и не встретили. Будто все отсюда сбежали, учуяв охотника, а быть может, дело было совсем в другом.
Чонгук уже сталкивался с подобным. Иногда ёкаи, что тоже имели привычку делиться на касты и классы между собой, довольно осмысленно не приближались к каким-то определенным участкам лесов, деревень или других мест своего обитания. И не потому, что боялись людей или охотников. А потому что там обитал кто-то намного более сильный и древний, нежели они сами.
И сейчас, пока они шагали вперед, Чонгук буквально кожей чувствовал здесь присутствие кого-то, кого лучше бы им не тревожить. Но разве был бы он чоджу, если бы не шел напролом? Он подобных существ уничтожать должен, а не обходить стороной.
— Наставница говорила, что нам такие места обходить стороной надо. Говорила, что мы еще юные, чтобы в лесах подобных жить, — тихо поделился Тэхен.
Ему сейчас особенно сильно захотелось в свою нору, поближе к сестрицам, которые души в нем не чаяли и всегда кормили вкусным. А лучше в то озеро, в тот миг, когда Чонгук обнимал его и целовал, словно самое дорогое в своей жизни создание. Да, в тот миг Тэхену было особенно хорошо, ведь он ощутил себя по-настоящему нужным. Наставница говорила, что мужчины — хитрые создания, что нужно их остерегаться и не обманываться, даже если они целуют столь нежно и касаются ласково, но Чонгук ведь совсем не такой, верно?
Чонгук, взглянув на Тэхена, поджал губы. Он лишь сейчас заметил, как боязливо поджались уши на голове кицунэ, и не удержался от того, чтобы протянуть руку и осторожно запутаться пальцами в серебряных локонах ёкая.
— Никто тебя не тронет, пока чоджу рядом, — заверил Чонгук, и Тэхен, подняв на охотника взгляд, немного повеселел. Словно он только и ждал того, что его коснутся, скажут доброе слово.
Лис почти мгновенно снова впился в руку охотника пальцами, прижимаясь к нему, и довольно оскалил мелкие клыки.
— Хороший охотник, — заверил он Чонгука, и тот, тихо усмехнувшись, качнул головой. Хороший охотник. Но хороший ли человек?
С этой тяжелой мыслью Чонгук, переступив обтянутую паутиной корягу, придержал едва не запутавшегося в своей юкате кицунэ под руку и вновь шагнул дальше, подняв голову к кронам.
Ветер в этом месте будто затих, больше не трогая хвои и не шумя листьями. Шаг, еще один. Чонгук сосредоточился. Его прозрачные глаза блеснули голубизной, рисунки на лице засветились. Чем глубже в лес они заходили, тем сильнее обоим было не по себе.
Тихое шуршание в стороне привлекло их внимание: большой, примерно с ладонь паук, перебирая тонкими мохнатыми лапами, быстро перебежал с одной коряги на другую. В другой стороне также. Этот лес буквально кишел восьмилапыми тварями.
Тэхен скривился и зафырчал.
— Ненавижу паутину, — проворчал он, дернув ушами, и хотел было шагнуть еще дальше, но Чонгук довольно резко удержал его за руку, заставляя остановиться на месте.
— Что? — растерянно поинтересовался кицунэ, дернув пушистыми ушами, но заметив, куда смотрит Чонгук, перевел свой взгляд туда же.
Прямо перед его носом, едва заметная в лунном свете тянулась паутина. И все бы ничего, но только сейчас Тэхен почувствовал, насколько сильной магией от нее разило.
— А кто же тут это оставил? — проворчал лис, осторожно отшагнув назад, и Чонгук нахмурился. Он сунул руку в карман, достав из него кожаный мешочек, и, протянув его вперед, уронил на ту самую паутинку. Казалось бы, она должна собраться мешком и упасть наземь, однако не в этот раз. Кожаный мешок, словно масло ножом, разрезало надвое, и к ногам путников упали уже две его части.
Тэхен осторожно отшагнул за плечо Чонгука, его тонкие пальцы впились в руку охотника вдвое сильнее.
— Это что же... меня чуть надвое не разрезало? — испуганно спросил он, хлопая ставшими еще больше глазами, но Чонгук качнул головой.
Ни к чему пугать и без того испуганного кицунэ еще больше.
— Держись позади, — попросил Чонгук и, обернувшись на Тэхена, сам предложил ёкаю взяться за рукав его хаори. Так он почувствует, если кто-то вдруг решит прибрать лисенка к своим рукам. А этого он совсем уж не хотел.
Они пошли дальше еще более медленно, чем прежде. Чонгук вглядывался в каждую натянутую перед собой паутинку, но не смел разрубать ее, пролазил под ними, переступал — вдруг тварь, что развесила ее здесь, среагирует на повреждение своей паутины слишком эмоционально? Тогда уж им точно несдобровать.
— А скоро мы из леса этого выйдем? — тихонько поинтересовался Тэхен, чуть крепче сжав пальцами рукав одеяний Чонгука. — Мне тут совсем-совсем не нравится. И паутину я... правда, совсем-совсем не люблю. И пауков боюсь. Они страшные.
— Скоро, — заверил Чонгук, переступая через очередную паутинку и помогая сделать это Тэхену, краем глаза замечая, как легко тонкая натянутая нить отрезает маленький кусок ткани от подола юкаты лиса, — к утру уже его покинем.
Они шли недолго, но чем глубже заходили в лес, тем больше пауков и опасной, пропитанной магией паутины появлялось вокруг. Обойти бы эту местность, но как бы Чонгук ни петлял, не выходило. Он уже и на восток, и на запад сворачивал. Даже пытался развернуться, но позже решил, что лучше вернуться к изначальному направлению. Иначе сгинут они в этом лесу вместе, как в самом печальном сказании.
— Устал, — тихо заныл Тэхен, поджимая пальцы на босой ступне.
Он уже несколько раз наступил на очень болючие камешки, и теперь ему просто хотелось наконец немного отдохнуть. Присесть на камень или у дерева, но Чонгук отчего-то не позволял.
— Я вот сейчас сяду прямо тут и останусь сидеть, — проворчал он, дернув Чонгука за рукав, чтобы обратить на себя внимание мужчины.
— Нельзя здесь оставаться, глупый лис, — фыркнул Чонгук, все же обернувшись, а в следующую секунду замер и быстрым, буквально молниеносным движением задвинул охнувшего лиса за свое плечо.
Он смотрел куда-то наверх, его глаза засветились сильнее, а когда Тэхен, встав на цыпочки, выглянул из-за его плеча, он не смог сдержать восхищенного вздоха, дернув пушистыми ушами от звука чужого негромкого хихиканья.
Прямо за их спинами, на толстой ветви гигантского дерева, все это время сидел юноша в ярко-белой юкате.
Его лицо, бледное, с раскосыми глазами и пухлыми губами, выглядело так, будто он сошел со страниц сказок, что рассказывала кицунэ-наставница. Оголенные плечи совсем не придавали пошлости и не портили картину, ведь их прикрывали длинные темные волосы, частично собранные в красивую прическу и подколотые крайне дорогим с виду украшением. Где взял такое ёкай — загадка, но Тэхен смотрел на него во все глаза, пока не почувствовал, как сильно напряглось тело Чонгука под его ладонью.
— Йорогумо (Демон-паук-соблазнитель), — даже не думая озвучил Чонгук, без задней мысли вытаскивая из-за спины меч.
С этими ёкаями он встречался не единожды и каждый раз молился всем существующим богам о том, чтобы подобную тварь больше не встречать.
Они были сильными, опасными, а их паутина — невидимой. И чем старше был ёкай, тем быстрее он плел свою паутину, в которую достаточно было угодить один-единственный раз. Они не только мясо вместе с косточками съедали, они еще и душу пожирали так, что ничего не оставалось. И потом уже неважно, кто и как будет за душу молиться, сколько благовоний сожжет — ее просто не станет.
— Что же ты, охотник? Сразу хватаешься за оружие? — спросил — как пропел — ёкай, подгибая к груди ногу и укладывая на колене свой локоть. — А я, быть может, желал проявить к тебе гостеприимство.
— Мне некогда вести с тобой разговоры, — бросил Чонгук.
Йорогумо, надув губы, заинтересованно глянул за его плечо. Известно, куда чоджу мог вести этого юношу, но вот что удивительно. Вроде кицунэ, но не женщина, и так отчаянно и испуганно этот лисеныш жался к охотнику, что ёкай диву давался.
— Раз некогда, то хватай своего лиса и иди обратно, к выходу из леса. Здесь вам никто не рад.
Чонгук нахмурился. Это что же, его ёкай прогоняет? Небось, на этой территории он не одного и даже не двух людей сожрать успел, а учитывая, как сильно от этого создания веяло магической мощью, счет шел на сотни человеческих душ, а быть может даже на тысячи.
И все же гордость не позволяла ему просто развернуться и уйти, да еще и по требованию ёкая, нечисти, злобного духа, которых Чонгук истребил уже столько, что пальцев на всем его теле не хватит, чтобы сосчитать. Он хоть и не жил богато, но среди чоджу его уважали, потому что он всегда и из всех схваток выходил победителем, да еще и увечий особых не получал.
— Нам в обход нельзя, нам прямо нужно, — заявил он и обнажил второй меч.
Однако Чонгук понимал, что паутина этого ёкая может и сталь его заговоренных катан разрезать. И все же он был не намерен отступать.
— Отойди к дереву и не шевелись, — велел чоджу Тэхену, и тот послушно отступил.
Теперь у охотника было место для маневра.
Не сводя внимательного взгляда с паука, он размял шею под его жуткое, пробирающее до костей хихиканье.
— Думаешь, если со столетним юси-они справился, то и меня одолеешь? А сам даже силы восстановить не удосужился, — потешаясь, проговорил ёкай, поднимаясь на ноги.
— Мне на тебя и тех сил, что есть, хватит, — заверил Чонгук, про себя отметив, что это создание наблюдало за ними, кажется, крайне долго, от самой деревни.
Самоуверенности Чонгуку было не занимать. Да он и сам не представлял, откуда в нем столько смелости. Прямо перед ним стоял действительно могущественный ёкай, старый, страшно было предположить, сколько ему лет. И еще страшнее было подумать, сколько человек он успел сожрать за свою долгую жизнь.
Под раздающийся эхом смех чоджу собирался напасть первым, но йорогумо, не желая занимать слабой позиции, бросился на охотника сверху, в воздухе принимая свое истинное обличье огромного, совершенно несимпатичного паука с огромным жалом. Проткнет им Чонгука — и охотнику наверняка придет конец.
Тэхен зажал рот руками. Он всяких чудовищ и страшных духов за свою недолгую жизнь повидал, но настолько жуткого монстра видел впервые. И даже юси-они был не так страшен, как этот паук.
Юси-они просто сам по себе выглядел омерзительно, а йорогумо вселял страх и ужас. И Тэхену, наблюдающему схватку его чоджу и этого жуткого ёкая, было действительно по-настоящему страшно за Чонгука. Он ведь даже не мог помочь ему.
Кицунэ совсем не видел энергии от паутины, которая в темноте была невидимой, тонкой и смертельно-опасной. А вот Чонгук, как чоджу, видел. Слабо, но все-таки видел и мог успеть среагировать, отскочить в сторону, чтобы не напороться на смертельную нить.
Удар, еще один, йорогумо скакал с обличья на обличье так быстро, разнося по всему лесу громкий, звонкий смех, что кровь стыла в жилах.
«Больше трех сотен лет, не меньше», — мелькнула мысль в голове Чонгука, когда ёкай вновь обернулся человеком и, молниеносно перехватив пальцами тонкую нить, взмахнул ей так, будто стремился срезать голову с его плеч. Он оказался достаточно близко, чтобы заметить искры веселья в красивых раскосых глазах, но Чонгук успел увернуться и отпрыгнуть подальше, отбивая клинком смертоносную паутину.
Создавалось впечатление, что йорогумо сражается с ним не в полную силу, а лишь чтобы припугнуть да заставить развернуться или, может, навеселиться вдоволь. Сытая тварь, не иначе. В другом случае он бы сражался куда активнее. Но Чонгуку это было на руку.
«Лучшая защита — нападение», — так думал Чонгук, и именно поэтому он бросился вперед, перехватив вторую катану, и, совершив обманный маневр, нырнул под лапами огромного паука, который вновь принял человеческое обличье, чтобы ему не отрубили лапу. Но ёкай, отвлекшись, пропустил клинок буквально в нескольких сантиметрах от своей шеи, испуганно отпрянув и с помощью паутины отпрыгнув подальше от чоджу.
«Боится?» — нахмурился охотник и вновь бросился в атаку. Слабость этого йорогумо была в том, что он не воспринимал Чонгука всерьез, а еще в его слишком быстрых переворотах из человека в паука. Подловить его будет несложно, если правильно рассчитать траекторию полета лезвий.
Ёкай вновь обратился пауком, чтобы перепрыгнуть куда подальше прямо над испуганно сжавшимся Тэхеном, которого он почему-то и не думал трогать, а затем вновь человеком, чтобы оказаться за спиной охотника, и... потерял его из виду.
Йорогумо начал оглядываться, не понимая, куда пропал чоджу, от которого он так стремительно пытался скрыться, а в следующую секунду резко дернулся в сторону и вскрикнул от боли, чувствуя, как от крови намокло предплечье. Одна из катан полоснула его прямиком по руке, а он даже не почувствовал, не понял, как чоджу оказался позади него и отчего тот вдруг так яростно стал нападать, заставляя лишь отбиваться и не давая никакой возможности обратиться пауком вновь. Понял его слабость. В человеческом обличье йорогумо слабее, нежели в истинном.
Быстрые удары катан, молниеносные настолько, что видны были лишь блики, то и дело попадали по едва успевающей появляться перед ними паутине. Они разрубали ее в особенно тонких местах, заставляя йорогумо отступать, отпрыгивать, а когда ёкай понял, что хитросплетенные нити попросту заканчиваются, он испуганно выдохнул и снова вскрикнул от очередного ранения в руку.
Чонгук, глаза которого светились синевой, не раз видел испуг в глазах тех ёкаев, что могли трезво мыслить, и этот раз не стал исключением.
Он готов был нанести решающий удар, снести голову с плеч йорогумо, и именно в этот самый момент, как лезвие было занесено для удара, Чонгук услышал громкий крик Тэхена, а в следующую секунду его клинок встретился с другим более изогнутым лезвием. Посыпались искры, а его самого с такой недюжинной силой отбросило назад, что он рухнул на землю, прокатившись пару метров по ней, и вскочил на ноги, тяжело дыша.
Его глаза пылали магией и яростью, но увиденное заставило охотника опешить.
Прямо перед йорогумо, закрывая более маленькое и хрупкое тело своей спиной, стоял тот, кого он мог бы назвать своим братом.
Бледнолицый, невысокий чоджу, крепко сжимающий два изогнутых клинка, быстрым шагом направился прямо в сторону застывшего на месте Чонгука. Его лицо светилось сложными, витиеватыми рисунками, глаза сверкали такой же синевой, но белые короткие волосы больше не смогли бы собраться в длинный хвост — были обрезаны слишком коротко, и Чонгук точно знал, кто именно стоит перед ним.
Отступник.
Таких, как этот чоджу, изгоняли из поселений громко, с позором, а была этому лишь одна причина: они убивали своих. Только тот чоджу, что поднял меч на своего собрата, не имел права носить длинных волос, не имел права появляться среди своих братьев, и будет убит, если только попробует вернуться к остальным. Для них нет прощения, нет жизни среди других таких же, как и он. Отверженный среди чужих, изгой среди своих — нигде отступнику не будет мира.
И сейчас этот отступник нападал на Чонгука столь яростно, что сомнений не осталось — он бы своего убил и сил не прилагая. Опытный чоджу, старше Чонгука, такие, как он, мастерами звались при их поселении.
Думать слишком долго не было времени: мужчина нападал слишком яростно, заставляя Чонгука только отступать все дальше, защищаясь, без возможности контратаковать, перехватить инициативу. И манера его владения мечом была столь умелой, что Чонгук даже не мог предугадать его следующее действие.
— Не надо! — закричал Тэхен, заметив, как прямо над головой Чонгука сверкнуло острое лезвие вакидзасикороткий японский меч.. Мужчина едва успел увернуться, а в следующую секунду под вскрик лиса вновь получил легкое, скользящее ранение руки, отскакивая в сторону.
— Скажи своему чоджу, пусть прекратит! — во все горло закричал Тэхен, затопав ногами и в упор глядя на йорогумо. Ёкай, зажимающий рукой раны на предплечьях, глянул на лиса, а затем снова на этих двоих, прикусывая губы и морщась. Он словно сдерживал себя от того, чтобы заговорить, и Тэхен, заметив это, всплеснул руками. — Он же его совсем-совсем не жалеет! Чонгук никому плохого не сделал, скажи своему чоджу, что он никому зла не хотел!
Йорогумо что-то шикнул себе под нос и, встав на ноги, все же подал голос, сжимая окровавленное плечо:
— Юнги! Я в порядке, хватит, слышишь? Юнги!
И лишь услышав свое имя, услышав знакомый голос, второй чоджу, который почти прижал Чонгука к широкому стволу дерева, на мгновение бросил светящийся взгляд в сторону йорогумо, а затем, с громким лязгом разъединив лезвие вакидзаси с лезвием катаны, отскочил в сторону, окинув взглядом тяжело дышащего Чонгука, который уперся в ствол дерева рукой и приподнялся на ноги.
— Ты не слышал просьбы? Разворачивайся, забирай своего лиса и проваливайте. Тронешь моего ёкая — лишишься головы.
Голос мужчины был спокойным и тихим, в какой-то мере незаинтересованным. Как будто бы не он только что пытался убить Чонгука, иначе Тэхен никак не мог назвать то, что увидел. Это было действительно страшно, и кицунэ никак не мог понять, почему за последние несколько дней его чоджу уже в который раз оказывался в практически смертельной опасности.
Но несмотря на то, что Отступник убрал мечи, Чонгук отступать не собирался и снова попытался напасть. Ни один наставник не простил бы его, если бы узнал, что он отпустил отступника, того, кто своих братьев убивал, ни о чем не сожалея. Он ринулся вперед, вновь сталкиваясь лезвиями со вторым чоджу, глаза которого сверкнули раздражением.
— Хочешь участи своей избежать, чертов предатель? Своих тебе мало перебить, меня решил к списку добавить? Ты чудовищ убивать должен, чоджу, — выплюнул Чонгук, чувствуя, как сильно дрожит от напряжения рука, держащая катану. Он с силой оттолкнул от себя Отступника, который от неожиданности запнулся о корень дерева и едва не рухнул наземь, и уже хотел было занести лезвие катаны для того, чтобы добить незнакомца, но чудом успел остановиться в паре сантиметров от чужой груди, почувствовав, как одна из нитей коснулась его горла.
Он и не заметил, как йорогумо оказался у него за спиной и набросил на шею тонкую паутину — потяни тот сильнее, дернись хоть немного, и голова Чонгука слетит с плеч быстрее, чем он успеет моргнуть. Вот теперь йорогумо точно не шутил.
Все происходило так быстро, что у Тэхена, наблюдающего за происходящим, кружилась голова. Он уже вообще ничего не понимал. Не понимал, почему за ёкая вступился чоджу, почему этот чоджу пытался убить Чонгука, почему Чонгук напал на этого чоджу и почему ёкай защищал чоджу, потому что так быть не должно. И ничего, что Тэхен своего чоджу тоже защищал.
— Не смей, — прошипел паук на ухо охотнику и, когда тот, хоть и скалясь, но осторожно повернул катану плоской стороной к груди полусидящего на земле Отступника, ослабил паутину на его шее. — Без глупостей, охотник. Иначе в следующий раз мои сестрицы с удовольствием ужалят твоего лисеныша. Останешься без товара или... кто он там тебе?
Отступник безразлично смотрел в пылающие невыпущенной яростью глаза чоджу.
Что-то здесь было не так, Чонгуку интуиция подсказывала, что они с Тэхеном буквально угодили в ловушку, и наличие других пауков лучше их положение не делало. Поразмыслив об этом, чоджу щелкнул пальцами, снимая метку с шеи кицунэ.
— Беги отсюда, Тэхен. Живо! — воскликнул он, и Тэхен вздрогнул, подбирая руками низ юкаты и широко раскрывая глаза.
Разве он не помогал Чонгуку с той химерой? Разве он не поспособствовал тому, чтобы этот второй чоджу не убивал Чонгука? А теперь тот так просто пытался избавиться от него? Разве же это было честно?!
— Беги, сказал!
— Сам беги, если хочешь, понятно?! Никуда я без тебя не побегу! — воскликнул Тэхен и уверенным шагом направился прямо в сторону этой троицы, хмуря брови.
— Глупый лис, — едва слышно прошипел себе под нос охотник, чувствуя, как йорогуми, явно насторожившись, вновь натягивал паутину на его шее крепче.
— Глупый охотник!
Услышав это высказывание, Тэхен сердито топнул босой ногой, остановившись в нескольких шагах от них. Сердито оглядев всех троих, он указал пальцем на такого же, как он, ёкая.
— Убери от него эту свою гадость! Вы навредить не хотите, я чувствую все, ясно?!
Йорогумо замешкался.
Чоджу, лежащий на земле, тихо вздохнул и откинулся на нее спиной, касаясь пальцами края катаны Чонгука и отодвигая ее немного в сторону.
— Чоджу своему скажи, чтобы скалиться прекратил, — прошипел в ответ паук. — Не мы вас первые тронули. Это мои владения, идиоту понятно, что вам здесь никто не рад!
— Какого черта ты вообще защищаешь этого Отступника? — фыркнул Чонгук, отводя катану в сторону по велению пальцев наглого чоджу.
Уже в следующую секунду он смог расслабленно выдохнуть, ведь йорогумо тоже наконец убрал свою паутину и немного отступил. Но все еще был напряжен, следил за каждым движением Чонгука внимательно, чтобы среагировать, если тот снова попытается навредить тому, кому вредить было нельзя.
Названный до этого Юнги ловко ускользнул от катаны, что все еще была рядом с ним, и, отряхнув одежду, под нахмуренный взгляд Чонгука шагнул ближе к недовольно скалящемуся йорогумо.
— Так почему? Ёкаи вообще не должны так...
— Вы, глупые люди, называете это любовью! — перебил паук, осторожно ускользая за плечо Юнги и морщась.
Как будто без его объяснений было неясно, в чем причина такого рвения защитить друг друга.
Тэхен, поняв, что схватка закончилась и больше никто ни в чью сторону не машет мечом или, того хуже, паутиной, бросился к Чонгуку, стоило тому твердо встать на ноги. Кицунэ обхватил руку чоджу ладонями и, найдя взглядом порез, оттопырил нижнюю губу. Он как будто сам почувствовал, насколько больно, должно быть, было Чонгуку, оттого и его глаза влажно заблестели.
— Вы его поранили! Сильно! — возмутился кицунэ, а йорогумо едва не подавился воздухом.
Чтобы ему этот лис указывал? Никакого уважения к старшим.
— Была б моя воля, я б его головы лишил!
— Чимин, — одернул второй чоджу, поднимая рукав юкаты и оглядывая почти затянувшуюся рану на предплечье паука.
Йорогумо замолк, надув губы, и они с Тэхеном несколько секунд прожигали друг друга взглядами, пока Чонгук задумчиво изучал спину некоего Юнги.
Он в своем поселении этого имени ни разу не слышал.
— Пойдем, — тихо попросил Тэхен, потянув Чонгука за руку, — не хочу здесь больше быть. Здесь страшно, Чонгук.
— Пойдете дальше — наткнетесь на логово аманодзяку. Их там целое полчище, живыми ночью не выйдете. Им плевать, кого жрать, — ёкая, человека или чоджу, — подал голос Юнги и обернулся, глянув на вздрогнувшего Тэхена и все еще прожигающего его взглядом Чонгука.
— У вас тут не намного безопаснее, — скептично отметил чоджу, осторожно коснувшись рукой плеч Тэхена.
Юнги усмехнулся, отрывая кусок ткани от своих одеяний и перевязывая им предплечье все еще недовольно и настороженно поглядывающего на чужаков Чимина.
— Как знать. Против них здесь нити и висели. Работы здесь было на пару недель, но ты уничтожил все за несколько минут. Хочешь, чтобы твой ёкай выбрался из леса живым вместе с тобой, — оставайтесь у нас.
— Чтобы твой ёкай нас сожрал? — хмыкнул Чонгук, а Чимин вновь задохнулся в возмущении.
— Да если б я хотел, вы бы уже белого света не видели! — Чимин был крайне недоволен и приходом чужаков, и тем, что им предлагал Юнги, потому, взглянув на своего чоджу, йорогумо несильно, но довольно ощутимо пихнул мужчину в плечо. — Ты их что, в наш дом зовешь?
Тэхен навострил уши. Ведь если зовут в гости, значит, наверняка угощают чем-то вкусным. Тот чоджу, к которому Чонгук приводил его домой, угощал кицунэ свежим теплым хлебом и вкусным молоком. Может быть, ему и здесь чего-нибудь перепадет? Тем более с тех пор, как они поели в последний раз, прошло уже много часов.
— А у вас дома есть еда?
Услышавший это Чонгук нахмурился.
— Ты что, собираешься к ним в гости заглянуть? Я за один стол с Отступником и йорогумо не сяду.
Только вот Тэхен уже как будто позабыл о том, что Чонгука ранили, что он был этим крайне недоволен. Он и от вопроса чоджу отмахнулся, словно от надоедливой мухи.
Юнги посмотрел на Чимина, который настороженно смотрел на чоджу по имени Чонгук. Посмотрел на этого самого Чонгука, который продолжал все так же напряженно и недоверчиво коситься на Чимина. Посмотрел на кицунэ, который с горящим взглядом все еще ждал ответа на свой вопрос и переминался с ноги на ногу, сжимая тонкими пальцами свою юкату. Видят боги, он едва ли слюни не пускал. Совсем еще юный по меркам ёкаев.
— Пойдем. Я приготовил мисо-суп с грибами намеко и тофу, — просто отозвался Юнги и, бросив еще один короткий взгляд на нахмурившегося и немного растерянного чоджу, направился вперед, к хижине, которую несколько лет назад они с Чимином построили собственными силами.
И ничего, что Тэхен понятия не имел, что значит намеко и что такое суп. Самое главное, что это звучало вкусно. А что еще нужно голодному кицунэ? Еще и Чонгук снял с него свою метку и не поставил ее обратно, позволяя лису вдоволь насладиться свободой и ощущением собственной силы, пульсирующей в венах.
Тэхен затоптался на месте, глянув на Чонгука, и, поняв, что тот даже не двигается с места, покрепче вцепился в его руку, потянув за собой.
— Пойдем же, — кряхтя проворчал он, — там еду дают! Вкусную! Угощают! А значит, они хорошие!
Йорогумо громко фыркнул, глянув на этих двоих, и скрестил руки на груди, сбросив с обнаженного плеча прядь длинных темных волос.
— Пойдем, охотник. Но учти, что, если хоть раз дернешься не так, я не тебе голову отрежу, а твоему лисенышу, — шикнул он и поспешил нагнать короткостриженого чоджу, идя за ним по пятам. Однако отчего-то не нагоняя, наблюдая за Тэхеном, который, убедившись, что Чонгук наконец двинулся с места, весело захлопал в ладоши и, отпустив своего охотника, обернулся лисом, помчавшись куда-то вперед под вздох Чонгука. Тэхен не убегал далеко, белой тенью мелькал среди деревьев под его внимательным взглядом.
Чонгук шмыгнул носом, пропалив взглядом идущего впереди йорогумо.
Да уж... Куда еще заведет его это странное путешествие с необычным кицунэ? Сокджин и половине его историй не поверит.
— А ты что же? Убил бы охотника да избавился бы от метки. Какая любовь может быть между ёкаем и чоджу? — подал голос Чонгук, взглянув на паука. — Несешь околесицу, думаешь, каждый верить будет?
— Твои чувства — околесица, чоджу, раз кицунэ своему голову вскружил и теперь ответственность брать не хочешь. А в мою душу не лезь. Иначе я твою наизнанку выверну и сожру на досуге.
Чонгуку этот паук не нравился. Слишком уж он был смелый, слишком дерзкий. Вел в свой дом, а все равно продолжал грозиться. И уж тем более охотнику не нравилось, что этот йорогумо пытался в его чувствах копаться, да еще и Тэхену угрожал.
Они шли значительно медленнее, чем впереди шагающий охотник и бегущий рядом с ним кицунэ. Сколько Чонгук ни концентрировался, все никак не мог понять: почему от этого отступника не исходило угрозы?
Когда они вошли в дом, Тэхен, уже обратившись человеком, поправил голубую юкату и, прибрав длинные светлые волосы, уселся за стол, наблюдая за тем, как Юнги сполоснул руки в тазу с холодной водой и принялся разливать что-то крайне вкусно пахнущее в красивые глубокие тарелки.
Чонгук, войдя внутрь, придирчиво оглядел убранство хижины. Небольшой стол, две скамьи у него, обложенная камнем печь, какие-то травы, подвешенные под самый потолок. Он даже заметил один большой футон для двоих, слегка всклоченный, с пушистой шкурой на нем, явно служащей в качестве одеяла.
И правда спали вдвоем? Чонгук поджал губы, переведя взгляд на заговорившего Юнги.
— Садись, коль не брезгуешь есть за одним столом с отступником, — обратился он к Чонгуку. — Я дам то, чем можно обработать рану.
Пусть с недоверием, но пропустив мимо себя Чимина, Чонгук сел на лавку напротив короткостриженого чоджу.
Йорогумо, нахохлившись, присел поближе к мужчине, практически прижавшись к нему плечом, и тихо вздохнул. Не нравилось ему, что у них тут появились нежданные гости, один из которых, перехватив ложку, смачно чавкая принялся уплетать поставленный перед ним суп, громко отпивая из чашки.
— Ты его что, голодом моришь? — фыркнул Чимин.
Чонгук искоса глянул на прекратившего жевать кицунэ, задирая подрезанный рукав хаори, пока Юнги выставлял на стол какую-то мазь из холщового мешка.
— Чонгук очень хороший чоджу, — заявил Тэхен, улыбнувшись. — Он купил мне кинкато, кормил меня мясом и держал на руках, когда я уставал идти.
Наивно хлопая своими огромными голубыми глазами, Тэхен откровенно делился с незнакомцами всем, чем ему вздумается. А когда те ничего ему не ответили, снова громко отхлебнул из чашки.
Чон только тихо фыркнул на этот рассказ, игнорируя взгляды незнакомцев на себе, и осторожно нанес мазь на порез, поджимая губы.
Правда, буквально через мгновение Тэхен, с грохотом отставив чашу в сторону, отряхнул руки и сам потянулся к Чонгуку, взяв его руку в свою.
— Кто же так мажет? Наставница говорила, что нужно осторожно, чтобы ранку не разорвать сильнее, — нахмурился он и, набрав немного мази на палец, принялся делать все сам.
И Чонгук отчего-то не стал забирать руки. Лишь смотрел на кицунэ и думал о том, что, если бы он развернулся еще тогда, после убийства юси-они, они бы не угодили в такую передрягу. И даже несмотря на то, что все было хорошо, Тэхен мог пострадать.
Чонгук так сильно отвлекся на Тэхена, что не сразу заметил, что и чоджу, и, на удивление, йорогумо также принялись за еду. Ёкай не жрал человеческое мясо, не вылизывал кости почивших жертв, а спокойно отпивал из чаши с супом, сжимая ее пальцами и хмурясь.
Почему ёкай вел себя так странно? Почему отступник был столь спокоен и не стремился убить Чонгука, как единственного свидетеля своего позора и изгнания?
Чонгук смотрел на Юнги, желая, чтобы тот рассказал свою историю, но не знал, с какого вопроса начать, ведь на языке так и крутилось: «Назови имя брата, которого убил». Только вот спрашивать подобное у хозяина дома было слишком невежливо. Наставник его за такое публично выпорол бы, даже если Чонгук уже давно взрослый мужчина.
Так они и ели в тишине до тех пор, пока Юнги не поднялся со скамьи и не обошел стол, поставив на него глиняный чайник с чаем и мелкие чашки. Остановившись позади йорогумо, чоджу осторожно, даже нежно коснулся рукой его плеча.
— Все в порядке? — спросил он тихо и ласково, совсем не так, как разговаривал с путниками.
Тэхену показалось, что он подглядывает и подслушивает что-то личное, настолько интимными казались простые взгляды, касания и разговор.
— Да, уже ничего не болит, — шепнул в ответ паук, нежно погладив предплечье коснувшейся его руки.
Поцеловав йорогумо в макушку, чоджу, провожаемый взглядом Чонгука, вышел из хижины.
Ему бы немного передохнуть, доесть свою еду, выпить чай, проследить за тем, как поспит Тэхен, да только вопросов к этому отступнику прибавлялось с каждой секундой все больше.
— Подожди! — окликнул его Тэхен, когда охотник поднялся из-за стола и направился к выходу. — Дай мне кошель!
Не став спрашивать, зачем он лису, Чонгук без вопросов вытащил кошель из пояса и бросил его на стол, поспешив выйти за Юнги.
Тэхен же, допив чай из своей чашки, достал из кошелька связку мон на проволоке. Вспоминая, как это делал обычно Чонгук, ёкай раскрутил ее, снял две штуки и протянул их Чимину.
Йорогумо непонимающе уставился на кицунэ, несмело принимая моны из его руки.
— Зачем это?..
Тэхен пожал плечами, убирая монеты обратно в кошель Чонгука.
— Понятия не имею, — честно сказал он. — Но когда нас где-то кормят, Чонгук всегда так делает. Отдает несколько монет за еду. Иногда больше отдает, но тогда ворчит, что все дорого. Но когда мы едим в подобных местах, не ворчит. Наверное, там недорого.
Лис снова пожал плечами и протянул миску пауку.
— А можно добавки?
***
Тем временем на улице неподалеку от Хижины курил трубку Юнги, над душой которого, скрестив руки на груди, стоял Чонгук.
Он молчал, только открывал и закрывал рот, явно напрягая этим своего «собеседника».
— Либо спрашивай, — первым подал голос Юнги, выдыхая табак из трубки, — либо возвращайся в дом. Твой лис от окна не отходит, как ты вышел, — отметил чоджу. — Даже ест стоя.
Чонгук обернулся. И правда, за оконной рамой виднелись пушистые уши. Тэхен выглянул наружу, но, словив на себе взгляд Чонгука, быстро улизнул куда-то в дом.
— Как охотник на нечисть может жить с нечистью под одной крышей, да еще и... любить эту нечисть? Не твое ли призвание эту нечисть уничтожать? Кем питается твой паук? Скармливаешь ему беззащитных смертных? Ты хоть представляешь, сколько душ он погубил? — поток вопросов посыпался изо рта Чонгука так быстро, что Юнги слегка нахмурился, упираясь локтями в небольшой заборчик и оборачиваясь на молодого чоджу.
— Животными питается, — отозвался Юнги. — Или другой нечистью, которая покушается на нашу землю. Он давно не охотится на людей. А как охотник может жить с нечистью под одной крышей?.. Давай встретимся через десять лет и ты сам мне об этом расскажешь? — усмехнулся Юнги.
Чонгук нахмурился. Ему такие вопросы и эти намеки совсем уж не нравились. Захотелось снова достать оружие и на мечах доказать отступнику, что он ошибается.
— Я его на продажу везу, — казалось, его голос звучал уверенно, но Чонгук и сам не заметил, как после этих слов сильнее сжал руку в кулак.
— На продажу, — согласился Юнги.
Он не стал переубеждать охотника или как-то комментировать его уверенность в этих словах, лишь взглянул на то, как чоджу осторожно уперся локтями в тот же заборчик и посмотрел на ночное небо. С этой опушки были удивительно хорошо видны звезды.
— Как так вышло? — наконец задал главный интересующий его вопрос Чонгук. — Что ты здесь, живешь с ёкаем под одной крышей, с отрезанными под корень волосами? Как ты стал отступником? Из-за него?
— Из-за него, — не колеблясь подтвердил Юнги, также поднимая взгляд к звездному небу и выдыхая вверх сизый дым курительной трубки.
Юнги помнил этот день так ясно и четко, словно проживал его каждую секунду своей жизни.
В Лес Шинда он пришел по заказу. К тому времени Юнги уже довольно долго путешествовал в одиночестве, и не сказать, что ему не хватало мастерства. Как раз-таки наоборот. Самоуверенность молодого чоджу была столь высока, что, взяв заказ на пятисотлетнего оками, он посчитал, что помощь других чоджу ему не понадобится.
Оками давно терроризировал близлежащую деревню, крал детей, женщин, мужчин и даже крупный рогатый скот. Почему Юнги тогда посчитал, что его сил хватит? Черт его знает. Но когда спустя всего полчаса схватки он понял, что ошибся, было уже поздно.
Оками не стал его добивать. Разумный ёкай скрылся сразу, как вспорол охотнику брюхо, истерзал его руки, ноги и даже лицо. Хотел, чтобы охотник мучился? Или просто был слишком сыт.
Как сейчас, Юнги помнил, как лежал под деревом такой же темной ночью, смотрел на светящиеся где-то вверху звезды и жалел лишь о том, что видит их в последний раз в своей жизни. Улыбался, как идиот, и отчего-то был счастлив. Не было больше нужды убивать ёкаев за жалкие крохи, не было больше нужды скитаться до кровавых мозолей и помогать тем, кто с удовольствием вылил бы на него помои в следующую же секунду после того, как он спас его жизнь. Ни осуждающих взглядов, ни черствого хлеба, ни ломоты во всем теле, ни испуганных глаз тех, кто был виноват лишь в том, что родился на иной от людей стороне.
Он шептал какие-то мнимые благодарности и не чувствовал ровным счетом ничего, пока в его глазах не потемнело. А на следующее утро эти глаза смогли увидеть слишком яркое солнце.
Первая мысль — он все же вознесся на небеса за какие-то чертовски невероятные заслуги, вторая — все его тело все еще болело.
И стоило чоджу присесть на земле, он не сдержал тихого вздоха, опуская взгляд и с удивлением замечая свою наготу. На всем его теле лежали странной формы большие листы, слегка потрепанные и выпачканные чем-то непонятным.
Он бы и сидел так дальше, но тихий хруст ветви где-то в стороне привлек его внимание. Юнги повернул туда голову сразу же, распахивая губы в тихом выдохе и замечая, как за одним из кустов, издалека, за ним наблюдает темноволосый юноша, который поспешил спрятаться, стоило лишь встретиться с охотником взглядом.
— Постой, — Юнги позвал громко, подорвался с места резво, словно не он был едва ли не вывернут наизнанку проклятым оками. Но на его теле и правда не осталось ран, лишь неаккуратные белесые шрамы, напоминающие ему о том, как он избежал смерти. Или же... как ему этой смерти избежать помогли.
В тот день изловить странного юношу так и не вышло. Он скрылся прежде, чем Юнги успел предпринять хоть что-то.
И Юнги пришел на второй день. Забыл о заказе, отказался от денег, лишь хотел найти того, кто спас его никчемную жизнь.
В тот вечер он застал Чимина все в тех же кустах, грызущего еще трепыхающегося белого кролика.
Он должен был вызвать отвращение, но Юнги, не позволив ему убежать, сел поодаль и просто наблюдал. Они переглядывались всю ночь. А к утру ёкай бросил негромкое «Чимин» и скрылся в высоких ветвях деревьев на тонкой паутине. Уже тогда Юнги понял, с кем именно из ёкаев он имеет дело.
Поэтому когда в третью встречу он увидел истинное обличье огромного восьмилапого паука, он лишь все так же присел невдалеке и принялся рассказывать какую-то околесицу о своей жизни. И Чимин, обернувшись человеком, пришел к нему вновь, на этот раз сев намного ближе.
На четвертую встречу Юнги принес для юноши человеческую пищу, чтобы тот попробовал. На пятую — йорогумо ужасался его неумению читать, рассказывая о том, как он сам научился этому еще триста лет назад.
В шестую встречу Юнги не сдержал порыва, когда йорогумо доверчиво лег на его плечо. Поцеловал, пусть и понимал, насколько это неправильно в их мирах.
Он не помнил, сколько встреч прошло прежде, чем он перестал представлять для себя жизнь без этого ёкая. Но в один из дней, придя к их месту спустя несколько дней отсутствия из-за заказов, он увидел своего израненного, рыдающего йорогумо, которого за собой тащил один из чоджу, прямо за волосы, не собираясь убивать. Каждый охотник знал, что йорогумо ценились на черных рынках едва ли не выше именитых кицунэ.
Чоджу был силен. Его амулеты напрочь лишили йорогумо сил. А ёкай лишил Юнги рассудка, ведь, когда он обнажил вакидзаси, он уже не думал, против кого идет в бой.
Его неназванный брат, беловолосый чоджу, лишился своей головы, даже не успев понять, в чем была его вина. А Юнги, обрезав длинные белые волосы, навсегда отрекся от своего происхождения. Больше он не чоджу — отступник. Но задумываясь об этом сейчас, спустя долгое время, он совсем не испытывал сожаления.
Тем временем в доме Тэхен, доев уже третью миску супа, донимал Чимина своими расспросами.
— А любовь — это как? Ну расскажи, ты же знаешь, — канючил он.
Чимин тяжело вздохнул.
— Вырастешь — поймешь. Или, вон, у Чоджу своего спроси. Он такие вещи лучше моего объяснить сможет. Не знаю, как тебе ответить, Тэхен.
Йорогумо, как заботливый хозяин, разлил чай по чашкам снова и сделал небольшой и аккуратный глоток. Его движения были такими изящными и плавными, что Тэхен невольно любовался и пытался за ним повторить. Даже сидел также ровно, не пытался залезть на скамью с ногами.
— А как же метка? — поинтересовался кицунэ.
— А что метка?
— Ну как... с ней ведь тяжело. Очень тяжело с меткой. Ноги ломит, голова болеть начинает, и усталость такая, что спать охота! Когда Чонгук метку снимает, я могу поохотиться, а когда с ней он заставляет меня долго идти, сразу такой голод и усталость... Ужасно же.
Чимин тихо засмеялся, прикрыв маленькой ладошкой свои губы, заставив юного лиса раскрыть рот в удивлении. Ведь за все их недолгое знакомство Чимин злорадно хихикал, недовольно хмурился, капризно дул губы, но не смеялся так искренне. Наблюдать за этим было странно, но кицунэ очень понравилось.
— Забавный ты! Не знаешь, как метка работает? — с доброй улыбкой спросил ёкай. Как будто бы они были старыми товарищами. Или Чимин был наставником Тэхена.
Кицунэ пожал плечами.
— А как же не знать? Знаю! — сказал он, выпрямив спину. — Чоджу, который метку поставил, невозможно будет покинуть — задохнешься. А еще если чоджу умрет, то и метка спадет. Ну и нельзя будет принять истинный облик или воспользоваться магией, пока метка стоит. Все просто!
Йорогумо покачал головой.
— Правильно все сказал, да только одну важную деталь упустил.
Тэхен, доверчиво и наивно глядя на Чимина, придвинулся к нему поближе и навострил уши. Как будто бы они собирались обсуждать секреты друг друга, которые два чоджу, стоящие за окном, никак не должны были услышать.
— Метка делает из тебя почти человека.
Удивленный услышанным, кицунэ испуганно отпрянул.
— Как это? — недоверчиво спросил он. От наивности не осталось и следа, ведь то, что сказал ему йорогумо, звучало донельзя странно.
— Ну, вот так. Метка чоджу подавляет твою силу, и чем дольше ты с ней ходишь, тем быстрее течет твое время. Однажды оно будет течь как человеческое, столь же быстро. Я почти сравнялся с Юнги.
Захлопав глазами, Тэхен снова приблизился к йорогумо.
— Так ты же скоро умрешь, значит?
— Верно, — кивнул Чимин. — Но я уже достаточно пожил на свете, многое видел. А Юнги люблю настолько, что мне без него жизнь не нужна. Однажды поймешь меня, маленький лис.
Паук погладил кицунэ по голове между ушами, зная, насколько им приятны подобные прикосновения.
— Мне больше удивительно, что ты мальчик. Лисьей породой от тебя веет за сотню ри, но я до тебя лисов не видел, только лисиц. Вот это и вправду удивительно.
Тэхен широко улыбнулся, демонстрируя пауку свои острые клыки, словно он был крайне рад этой своей особенности, тем, что он был диковинкой в своем роде. Белые лисы — редкость, а белые лисы-мальчики — и вовсе невозможность. Но Тэхен живой, ходит по земле, заплетает волосы и колдует себе красивые юкаты. Самый настоящий кицунэ, который без всякой магии околдовал чоджу, даже если сам об этом не сильно догадывался.
Дверь в хижину отворилась, и на пороге показался Юнги, за спиной которого хмурил брови задумчивый Чонгук. Чоджу был явно где-то очень далеко в собственных мыслях, которые Тэхен не поспешил прерывать, только улыбнулся, разглядывая своего охотника.
Красивый, как всегда.
— Чимин, достань второй татами. Пусть они у нас заночуют, иначе сгинут в лесу ночью. Все небо затянуло тучами, луна скрылась, там хоть глаз выколи, темень.
Чимин спорить не стал. Ему было не по себе, что в доме будет чоджу, которого он не знал, которому не доверял. Но если доверял Юнги, значит, все было в порядке. И потом, ничто не мешает Чимину попросить Юнги не возвращать метку на его шею, чтобы он мог в любой момент обратиться и позвать своих братьев и сестер на помощь.
Уже совсем скоро свет в хижине потушили, и все четверо улеглись спать.
Первым уснул Тэхен. Чонгук так и не поставил на него метку, забыл за своими раздумьями над историей Юнги, поэтому лис впервые за долгое время обернулся собой настоящим и удобно свернулся клубочком под боком Чонгука.
Когда только чоджу увидел это, он хотел вернуть метку на место, но Тэхен так мило топтался по нему мягкими лапками, так очаровательно дергал носом и смотрел своими осознанными синими лисьими глазами, что у охотника не поднялась рука лишать это создание комфорта. Хотя бы ненадолго, на одну ночь, он мог позволить Тэхену остаться собой.
А утром, на рассвете, Чонгук разбудил Тэхена с первыми лучами рассветного солнца, и они, под нытье кицунэ, на шею которого чоджу вернул свою метку, направились дальше своей дорогой.
Первое время Тэхен жаловался на свою тяжелую жизнь. Завтраком его никто не покормил, метку эту дурацкую снова поставили, выспаться не дали и тащили невесть куда, хотя в хижине того чоджу и йорогумо было тепло и уютно. Наверняка они с Чимином могли бы стать очень хорошими друзьями друг для друга.
Однако уже спустя пару часов кицунэ притих. Он, разглядывая свои босые пальцы, выглядывающие из-под пол юкаты при каждом шаге, думал о чем-то, надувая щеки, словно обижался на что-то. Но когда его любопытство взяло верх, решился задать чоджу вопрос.
— Чонгук, — позвал он.
— М?
Пытаясь правильно подобрать слова, кицунэ снова замолчал.
— А что такое любовь?
Охотник удивленно посмотрел на лиса, но, решив, что история паука и чоджу настолько впечатлила его, успокоился. В конце концов, ведь нет ничего страшного в том, чтобы Чонгук рассказал ему, верно?
— Ну, любовь... все по-разному ее воспринимают. Но для меня любовь значит абсолютное доверие, когда нет нужды таить секреты, когда можно быть самим собой и не бояться осуждения, когда... не знаю. Чувство безопасности очень важно. А еще я думаю, что любовь, это когда своей жизни без другого человека не представляешь. Когда все готов отдать за его счастье и благополучие. Наверное, для меня это все — любовь.
Тэхен кивнул и снова надул щеки, размышляя над словами охотника.
— Так это выходит... — тихо пробормотал он и, вцепившись в рукав хаори, заставил Чонгука остановиться, воодушевленно заглядывая ему в глаза. — Выходит, я люблю тебя! Даже если ты собираешься кому-то продать меня, это все неважно, потому что я готов отдать все за твое счастье и благополучие!
Так они и стояли посреди лесной тропы, глядя в глаза друг другу. Ошарашенный признанием чоджу и беззаветно влюбленный в него кицунэ.