Vestra. Принятие прошлого [18+]

Питер

Я ненавидел себя за ряд неправильных решений. Каждой клеточкой тела презирал ошибочные выборы, приведшие меня сюда. Но кто я такой, чтобы оправдывать себя, пеняя на других, лишь бы выгородить собственную душу. Хотя, черт... Я все равно виню других, и ненавижу, острой и обжигающей ненавистью.

Я ненавидел отца, лишившего нас много. Возвращающегося множество раз, дарящего ложную заботу и вскоре вновь бросающего в еще больше бедности. Ему было все равно на сыновей, на то что мне приходилось голодать, перебиваясь водой, лишь бы мать и брат если хоть что-то. Я прогуливал уроки, находя подработки, не всегда легальные, что и привело меня к плохим людям. Я был ребенком, что повзрослел слишком рано, не имея необходимого опыта и знаний, дабы спасти собственную душу от гнилых объятий тьмы.

Я ненавидел мать, позволявшую отцу каждый раз возвращаться, играть в лживую семью и терять все до остатка. Она любила его, очень любила. Наверное, это единственная безумная, ослепляющая и уничтожающая любовь, которую я наблюдал за свою жизнь. Как же она страдала, рыдая по ночам, по утру улыбаясь своим сыновьям и отдавая всю себя без остатка.

Я ненавидел несправедливый мир, позволивший нам жить в трущобах и питаться помоями, порой голодая из-за действий нерадивого предка.

Я ненавидел и завидовал жителям Филони. Их сытной жизни в уютных домах, где было все, чего желали многие из Оливана. Почему же нам так не повезло? Что мы сделали такого? Что сделал Трой, раз вселенная решила послать его в такую семью? Все это жестоко, по отношению ко всем нам.

Мне пришлось научится выживать. Никто не знал на что я шел, лишь бы вытянуть семью со дна и не утонуть самому в том глубоком болоте. Будучи мелким пацаном, я научился делать ловушки и ловил крыс, коих с большим ажиотажем скупали на теневом рынке. Там куда мать велела никогда не ходить. Там, где по-настоящему царила тьма и начиналась гниль Оливана.

В хорошие дни, мне удавалось приносить домой свежий хлеб, немного сыра и масла. В плохие, приносил корки старого, покрытого плесенью и порой горелого, хлеба. Мама замачивала их в воде, оттирая жесткой щеткой все ненужное и суша после в старенькой духовке. Порой из такого скудного улова удавалось делать запасы, и в дни, когда отец вновь решался посетить нас, спасало от голодной смерти.

Я ненавидел вселенную, позволившую нам, родится и существовать в столь жестоком мире. Порой мне было легче, лишь от одной мысли, что нечто решило над нами поиздеваться. Хотя, признаюсь, спасало это хреново от желания завершить собственное существование. Лишь мать и брат держали меня от этого шага в пустоту, от бездны, в которой мне хотелось сгореть за все грехи, что совершил когда-то.

Ветер трепал и без того спутанные волосы, щекоча нежную кожу взмокшей шеи. Тлеющая сигарета ласкала пальцы, кусая их маленьким огнем. Кожа слегка покраснела, а мелкие волоски подпалились под корень. Смотря на эту картину чувствовал целое ничего, желая закрыть глаза и исчезнуть. Кануть в бытие, растворившись в бездне собственного ада. Увы, мое желание неисполнимо, как и боль, не достигающая моего одурманенного мозга.

Если быть честным с самим собой, я уже в аду. Вот она моя бездна, где каждый день варюсь словно в котле, приближаясь к стадии высшей готовности. Мое тело внешне нормально, а внутри гнилое и кровоточащее, от боли и ран, нанесенных жизнью.

Когда я принимал, становилось немного легче. Пара часов эйфории и забытья, отрешенности от мира и собственного гниющего сознания – вот что являлась причиной череды решений, и собственных проигрышей. Стоило эффекту ослабнуть, душу окутывала неприятная пустота и серость. Мозг переставал отдыхать от мыслей, и возвращал депрессию и суицидальные мысли на законное место.

Мир вроде был полон красок, буйных и необычных. Лишь только серый оттенок казался таким родным, отражающим всю мою внутреннюю суть. Хотя, наверное, после стольких лет я мог воспринимать только его, еще больше погружаясь в болото, что цепкими объятиями тянуло меня на дно.

Выкинув окурок в ближайшую лужу, коих на крыше заброшек всегда полно, опустился на спину. Под тканью старенькой рабочей рубахи заскрипели осколки, смешанные с камнем и битым бетоном. Все это неприятно кололо спину, что хотелось выть от дискомфорта. Лишь стоит усилить натиск тела, прижаться сильнее к полуразрушенной крыше, как ткань лопнет, а кожа окажется проткнута. Жаль этого не хватит, чтобы проткнуть мое сердце, что бесконечно билось о ребра ругаясь на собственного хозяина.

Усиливать натиск, прижимаясь к крыше в поисках физической боли, не стал. Мне хоть и погано, но причинять себе боль, что я навряд ли ощущу, не желал. Неправильно это, глупо и страшно. Да, я боялся сделать себе больно. Боялся увидеть собственную кровь, причиной которой стал не чужой кулак или случайный порез, а намеренное движение собственной руки. Боялся, что, не чувствуя грани, перейду черту и оставлю после себя лишь боль близким.

Я причинял себе иную боль, особую и тяготящую. В кармане лежал слишком тяжелый пакетик с дурманящим спасением, и неожиданным бонусом, как постоянному покупателю. Vivo... Странное название для новой дури для отбросов. Странное состояние после него. Пустое, не живое и...

Веки тяжелели, мозг перестал вести четкую мыслительную деятельность. Тени ясного дня сгустились, накрыв тяжелым одеялом кошмарного сна.

***

Сев рядом с Наной, почувствовал, как тело медленно начало расслабляться, а стоило девушке коснуться своим плечом моего, и вовсе выдохнул. Макс, наблюдая за нами издалека, слегка расслабился, приведя взгляд на нового собеседника.

Встретившись полчаса назад у дома друга, он сразу же спросил все ли у меня хорошо. В последние дни, со дня как я попробовал Vivo, скорее по глупости и стремлению не чувствовать боль внутри, Макс приглядывался ко мне, вероятно замечая что-то.

Нормального разговора не вышло. Макс давил вопросами. Я отмахнулся, сославшись на тяжелый рабочий день, и это не была ложь. Тело и в самом деле слишком устало, и даже холодный душ не помог взбодриться. Все словно намекало, дорожка под моими ногами стала гладкой и скользкой. Да и вела она не вверх, а вниз. В конце концов очередная, необоснованная, вспышка агрессии, и я послал друга куда подальше.

— Вы повздорили? — озадаченный вопрос Наны, заставил напрячься.

— Немного, — натянув на себя маску спокойствия, сказал, улыбнувшись девушке. — Давай не будем об этом. Лучше расскажи, как ты? Бабушка не сильно ругалась за опоздание вчера?

Смотря на свою девушку, я чувствовал тепло, воодушевление, трепет и боль. Боль от мысли, что я поступал с ней также, как мой отец с матерью. Он был зависим от игр. Азарт уничтожил его душу, заставив творить ужасные дела с самими близкими людьми. Я боялся стать таким. Боялся в одно мгновение очнуться и оглянувшись назад понять, что натворил отвратительные вещи.

Каждый раз думая об этом понимал. Мне необходимо бросить. Я должен, нет обязан, взять себя в руки и бросить дурь. Ради семьи, близких, себя и будущего рядом с Наной. Она стоила того, и пусть мне будет чертовски плохо во время ломок. Пусть они сожгут меня изнутри, заставив снова встретится с собственным я, что гнил внутри. Нана мой свет, и я хочу стать подобающим человеком, который не утянет ее на дно своей тьмой.

— Поругалась конечно, — слегка поморив носик, она заправила темную прядь за ухо. — Но наказывать не стала. Лишь попросила нас быть осторожными. Да и я уже взрослая, чтобы мне запрещать с кем-то общаться и гулять допоздна, — по-детски мило улыбнувшись, добавила Нана.

— Обещаю, мы будем осторожными, — улыбнувшись сказал я, коснувшись кончиком носа ее щеки. — Я не смогу жить если сделаю тебе больно.

Нана оставила на моей щеке легкий поцелуй, после чего ее утянули танцевать. Конечно она пыталась позвать меня с собой, но я не люблю подобное. Особенно когда разум начинало отпускать, пропуская липкую панику вперед.

Ладонь невольно потянулась к карману, где лежал заветный и разлагающий кайф. Отмахнувшись, еще больше цепляясь за мысль, что мне нужно бросить, посмотрел на Нану. Она в обнимку с подругой покачивалась в такт медленной музыки, ярко улыбаясь и светясь ярче любого источника света.

Сглотнув горькую субстанцию, направился к общему бару, где можно было взять халявное пиво.

— Я рад за вас, — сказал Макс, стоило мне подойти ближе к бару. Друг уже навеселе, и бутылка пива в его руках явно не первая. — Не забудь пригласить на свадьбу, — с теплом попросил он, словно не посылал его ранее.

— Не торопи события, — пытаясь скрыть легкое смущение, бросил я, слабо толкнув его в плечо. Мне нравилась его отходчивость, порой даже завидовал этой черте.

Макс улыбнулся, слегка переминаясь с ноги на ногу, словно играючи уклонился от моего удара. Вспомнив о травме, лишившей его светлого будущего, слабо вспыхнувшее веселье внутри померкло.

Я мало помнил из того дня, лишь море крови и кряхтящего друга, что пытался сдержать крики от невыносимой боли. Макс не винил меня. Он слишком добрый, хоть снаружи казался забытым на дальней полке сухарем. Макс уверен, нам просто не повезло в тот день. На деле, ему не повезло в тот день пойти с придурком, принявшим в очередной раз Vivo.

— Эй, — тряхнув меня за плечо, окликнул он. — Ты тут? Земля вызывает Питера, прием. С тобой точно все в порядке?

— Прости, задумался, — нелепо отмахнулся я, потянувшись за бутылкой в общий бар. Нужно выпить, иначе снова потянусь к заначке, которую следовало бы выкинуть в ближайшую канаву, а лучше в унитаз.

— У тебя все в порядке? Опять Трою пудрят голову в школе?

Я лишь ухмыльнулся, горько и грустно. Трой, братишка. Гений, настоящая гордость. Всего лишь не повезло родиться в Оливана, в семье, переживающей постоянные проблемы. Учителя пытались пудрить ему голову, а он слишком умен и сам все прекрасно знал. Самоуверенный пацан. Я знал, за ним наблюдали и ничего не мог с этим поделать. Лишь путался под ногами, не давая подобраться. Трой слишком мал и не сможет принять правильного решения, каким бы умным не был. Не хочу, чтобы он гнил тут. Его ждало большое будущее. Братишка точно сможет вытащить маму, и тогда я смогу отпустить их, сбросив с плеч невыносимо тяжелую ношу и обязанности.

***

Громкая ритмичная музыка била в уши, заставляя морщиться от резких перепадов звука. Сидя в темном углу, там, где приятно дул старенький кондиционер и не было слышно хрипящих колонок, я наблюдал за танцующей в кругу подруг Нану. Ее темные волосы спускались вниз, подчеркивая бледность кожи и манящие изгибы.

Смотря на нее понимал, у Наны вся жизнь впереди и мне необходимо принять правильный выбор, лишь бы дольше оставаться рядом. Не важно, как будет трудно. Не важно, как будет больно. Не важно, лишь бы не кончить как отец, оставив после себя душевную боль и разруху.

Эти мысли вот уже час крутились в голове, лишь бы засесть накрепко и решиться, пересечь правильную черту. Думать проще чем взять и сделать, поэтому я пытался убедить себя, подталкивая поскорее к действию.

Макс все торчал в курилке, обсуждая с неизвестным мне мужиком «бизнес дела». Если бы не травма, друг и не задумался над собственным делом. Кроме спорта его мало что волновало, а после травмы мир и вовсе потерял краски. В отличие от меня Макс не убегал от реальности, лишь бы не упасть на дно, подобно мне. Он шел вперед, следуя своим целям и скромным мечтам. А я смотрел со стороны, гордился и чертовски завидовал.

— Не боишься, что твою девчонку украдут? — спросил неизвестный мне парень, слишком смело подсевший рядом.

— Все, кто меня знают, не посмеют в ее сторону даже глянуть, — ухмыльнувшись, сказал я, даже не смотря на незнакомца. Слабый огонек раздражения вспыхнул в груди.

— Твоя правда, Пит Жиловски. Поговаривают к твоему младшому приглядываются, — к чему-то сказал он, привлекая к себе внимание.

Посмотрев на парня, попытался сдержать ярость, неожиданно вспыхнувшую при упоминании Троя. Брат в таких кругах словно красная тряпка для меня. Сколько бы я не прикладывал усилий, тяжело сберечь братишку от нашего мира. Мы по уши погрязли во тьме, часть из которой принес я сам в наш дом.

— На что-то намекаешь, пацан? — процедил вопрос я.

— Воу, чувак, успокойся, — нелепо засмеялся неизвестный, заметно начав волноваться. — Я просто сказал, что слышал. Если тебе будет легче, мне не нравится вся эта тема. Он же ребенок, смышленый причем. Ему бы школу закончить и туда, — он указал пальцем вверх. — В большой мир, в столицу. Зачем растрачивать талант на неизвестно кого.

— Думаю он сам разберется, — сжав кулаки, процедил, стараясь взять под контроль собственную агрессию.

— Пит, — голос Макса не дал незнакомцу и слова сказать. Друг встал напротив меня, сверля хмурым взглядом мои сжатые ладони. — Пойдем покурим.

Ничего не сказав, поднялся, бросив последний взгляд в сторону веселящийся Наны. Она улыбалась подругам, растворяясь в танце. Ее мир несмотря ни на что нежный и прекрасный. Как бы мне хотелось, чтобы так оно оставалось всегда.

Выйдя на пустующий балкон, что служил для многих, если не для большинства, курилкой, сразу же достал пачку дешевых сигарет. Макс молчал, наблюдая за моими действиями. Руки дрожали от злости, что ядом растекалась по телу вместе с кровью. Я знал, это побочка и один из сигналов. Совсем скоро мне захочется еще. Ладонь невольно потянулась к карману, сотый раз за вечер, лишь чудом я смог остановить себя.

— Что с тобой происходит? — наконец-то подал голос Макс.

— Я наркоман, — слетело с моих губ вместе с сигаретным дымом. Боковым зрением заметил, как замер друг. — Когда отца убили, я был разбит. Слишком многое этот человек отнял у нас, каждый раз обманывая мать ложной надеждой, — по телу растекалась дрожь. — Мать стала еще более бледной копией себя. Трой не понимал, чем помочь и это... разрушало его. Хоть он и был рад, что отец больше не заберет наши накопления и мы не будем голодать, это тоже коснулось его, в плохом смысле. Ты помнишь, я делал все, чтобы мы не упали на дно. Держался, лишь бы держались они. Но я тоже был сломан и тогда мне на пути попались не те люди.

— Поэтому порой ты... — он не мог найти правильных слов, дабы описать мое поведение, не используя жестких формулировок. — Был странным?

— Да. Я долгое время отрицал, что попал в ловушку. Если так все продолжится, я плохо кончу. Мне нужна твоя помощь, Макс.

— Ты знаешь я сделаю, чтобы помочь тебе.

— Знаю. Поэтому помоги мне слезть, — молил я, зная, что один не справлюсь.

Макс

Выглядел Пит паршиво.

Не мытые уже неделю волосы больше напоминали воронье гнездо. Щетина еле прикрывала болезненную серую кожу, что местами отдавалась смертельной зеленью. Под глазами залегли темные круги от бессонных ночей, приведенных в попытке не сорваться и не разгромить мой дом. Капилляры полопались, кровавым пятном окружив безжизненный зрачок. Его потряхивало. Он то и дело одергивал себя, словно слыша, как его зовут и тут же понимал, что ошибся. После каждого приема пищи его тошнило, очень редко ему удавалось удержать все в себе и даже противотошнотное не помогало.

Тяжело видеть друга таким. Еще тяжелее видеть таким единственного близкого человека. После смерти опекуна, Питер заменил мне всех, поэтому я, наверное, закрывал глаза на многое, если не на все. Просто не хотел терять его, боялся увидеть подтверждение собственных мыслей. Еще пять лет назад, мы, будучи обычными мальчишками гоняли мяч, балуясь сигаретами в подворотне. Сейчас передо мной сидела былая тень друга, сломленная разрушительным действием наркотиков. Хотя скорее жизнью, а уже потом наркотиков.

— Держишься? — прогнав ком, хрипло спросил я, не решаясь смотреть ему в глаза.

— Как видишь, — горько ухмыльнулся он, теребя ногтями сухую кожу.

— Тебе что-то нужно?

— Единственное, что мне от тебя нужно, чтобы ты никогда и никому не говорил об этом. Особенно Трою. Пусть малой думает, что его старшому все было нипочем.

— Он бы понял, — все еще считая, что его семья должна была знать об этом, сказал.

Трой умный, и, если бы Пит открылся перед ним, я уверен он бы понял причины ошибок. Его брат сломался под натиском проблем, ответственности и собственных переживаний. Да он сам выбрал этот путь, будучи глупым подростком, желая спастись от внутреннего демона и вот к чему привело. Трой точно бы понял брата и поддержал бы, отвлек, лучше, чем я.

— Нет. Я не хочу, чтобы мать и брат знали. Пусть думают, что я провел это время на отдыхе с лучшим другом. Ты не же ходил к ним? — испуганно поинтересовался Питер.

— Я же обещал, Пит. Малой не узнает. Ты выстоишь это борьбу и будешь жить счастливой жизнью, — сглотнув, я попытался улыбнутся, вытащив из пачки сигарету. — Сделаешь предложение Нане, и у вас будут славные карапузы.

— Если она меня простит, — холодно сказал Пит. Снова его накрыла волна безэмоциональности и пустоты, следом будет взрыв и крик.

— Она тебя любит, — поджав верхнюю губу сказал, протянув другу сигарету. Может никотин поможет ему не взорваться, прервет ненадолго этот адский круг, истязающий его бедную душу бесконечно.

— Лучше бы ненавидела, — разраженно выпалил он, отбросив мою руку в сторону.

Поднявшись Пит ударил стену несколько раз. Он говорил, физическая боль притупляла внутреннюю и помогала переключится, ненадолго. Потирая покрасневшие костяшки, он отправился в комнату, что стала его пристанищем на ближайший месяц трезвости. С болью в сердце проводив его до проема, вздрогнул услышав громкий хлопок.

Закурив, поморщился, отведя взгляд в сторону. Дождь медленно наращивал тем, барабаня по крышам домов, превращая Оливана в депрессивное нечто. Хотя таковым он был всегда и неоновые вывески слабо спасали ситуацию.

Тяжело от мысли, что я не могу помочь другу. Никто из нас не может. Даже Нана. Как бы эти двое не любили друг друга, если Пит не захочет, они оба пойдут на дно. Просто потому что Питер потянет ее за собой, невольно, сломав солнечную девчонку с яркой улыбкой. Если бы любовь могла исцелять. Если бы она была как в чертовых сказках. Было бы славно.

Нана

Все хорошо. Правда хорошо. Питер признался, что принимал и тогда взорвался. Он бросил наркотики, нашел постоянную работу, и мы видимся часто. Пит больше не срывался на меня, не уходил подолгу в себя и старался больше проводить времени с братом. Трой его маленькая копия. Интересно, наши дети будут такими же?

Попытавшись отогнать ненужные мысли, поправила платье и спустилась вниз. Питер ждал у прилавка мило беседую с бабушкой. Увидев меня, он улыбнулся, а в глазах блеснул любимый огонек жизни. Когда Питер принимал глаза были другими, пустыми, словно опустошенный сосуд. Тогда я все никак не могла понять в чем причина.

— Обещаю, Миссис Атталь, верну вашу внучку в целости и сохранности, — подмигнув, сказал Питер, взяв меня под руку.

— Гуляйте молодежь, но будьте осторожны, не ходите по окраинам.

Питер лишь кивнул. Окраины опасны, после волны нелегальных наркотиков, много подростков потеряли голову. К сожалению, у нас нет полиции или другой организации, что могла бы обеспечить безопасность. Оливана хоть и пытался дотянуться до света, но все еще покоился во тьме.

***

— Как думаешь, Трой сможет поступить в университет? — поинтересовалась я, разглядывая меню в новеньком кафе на нашей улице.

Питер предложил посетить его, как бы проверив конкурентов. Я знала, что он шутил и это был лишь предлог позвать меня куда-то. Пит хоть и казался со стороны смелым, надежным и серьезным парнем, но что касалось романтики, он терялся, боясь произнести слово «свидание».

— Если перестанет со мной спорить, обязательно поступит, — с теплом сказал Питер. — Ему не хочется покидать Оливана. Пацан хочет сделать его лучше, словно это возможно силами одного человека.

— Силами одного человека конечно нет, — определившись с блюдом и напитком, я тепло улыбнулась парню. — Но знаешь, с чего-то начинать тоже надо. Если один покажет другому или другим свет, то они смогут стать проводниками и тогда может выйти что-то путное.

— Думаешь Трой может стать тем самым... — Питер нахмурился. — Проводником?

— Скорее источником, — поправила его я, сжав теплую ладонь, напротив. — Мне бы очень хотелось, чтобы твой брат достиг больших вершин. И все же, несмотря ни на что он сам примет верное для себя решение и это будет его выбор. Правильный или ошибочный, но его. Если Трой захочет, он, я уверена, сможет найти проводников, через которых его внутренний свет разойдется по всему Оливана и в вечной тьме наступит день, — облизнув пересохшие от волнения губы, посмотрела в любимые глаза, что внимали мои слова с трепетом и болью. Пит не хотел слышать, что его брат может сам решить и остаться здесь. — Не отталкивай его. Просто верь и поддержи, пусть он сам выбирает свой путь.

— Может ты и права, — сдался Питер, вскинув руку, подзывая к нам официанта.

***

День прошел просто чудесно, хоть и еда оказалась посредственной. Выйдя из кафе Питер пошутил, что они явно не конкуренты и на фоне их стряпни, популярность нашего заведения возрастет. Мне же не хотелось об этом думать, ибо мы с бабушкой плыли по течению, не стремясь к вершинам. Мы обе старались наслаждаться жизнью, зная, как порой судьба бывает несправедлива и жестока.

Питер проводил меня до дома, поцеловал и как всегда пожелал приятных снов. Мне не хотелось его отпускать. Сердце отчего-то чувствовало опасность и стремилось к нему, дабы пленить в крепкие объятья. Я пыталась удержать, но не смогла. Пыталась убедить себя, что просто переволновалась, но ничего не вышло. Пыталась отогнать плохое, вспоминая как тепло он говорил о брате, рассуждал о завтрашнем дне и нашем общем будущем...

Питер

Живя в Оливана нужно быть осторожным, всегда. Бдительность - это второе важное качество каждого, кто жаждет нормальной жизни, не утопая во тьме вечной ночи окраин. Важно не переходить дорогу не тем людям, как однажды поступил мой отец.

Кто же знал, что, возвращаясь домой после чудесного свидания, я упаду с обрыва. Вся жизнь была впереди, сверни я раньше, не желая сократить путь. Я ведь правда думал, что выбрался и встал на ноги. Один случай. Один гребаный случай, и вот я блюю кровью в попытке добраться до дома на автопилоте. В попытке избавить желудок от смертельной отравы, что уже распространилась по телу со стремительной силой.

Лучше бы меня избили. Оставили подыхать в канаве, как случайного свидетеля. Может тогда у меня был бы шанс, крохотный, и все же. Почему ноги понесли меня домой, где мать и брат побледнели на глазах, лишь увидев меня? Они не знали, ничего не знали о моем грязном прошлом. По крайней мере я надеялся, что не знали и никогда не узнают.

Я даже не мог сказать, что меня накачали. Закинули в рот горсть таблеток, напоминающих Vivo и оставили умирать, зная, я никому уже ничего не скажу. Голова трещала по швам, желудок содрогался в вечных позывах, в попытке спастись, а испуганные глаза братишки смотрели на меня с мольбой.

Прости, Трой. Прости меня, прошу прости. Я хотел стать лучшим на свете братом. Хотел, чтобы ты мной гордился и стремился к лучшему, не думая оставаться здесь. Прости, братишка, это не лучшая картина для твоего юного глаза. Самому мерзко. Знал бы ты, как я желал все исправить, остаться с Наной и утром вернуться с вкуснейшими блинчиками от Миссис Атталь. Как я хотел бы проводить тебя в школу, познакомившись с твоей подругой Лилу...

— Не... — язык не слушался, тело содрогалось от судорог и боли. — Не смотри, братишка...

Я люблю тебя и маму. Не сломайтесь, прошу. Не сломайтесь из-за моей ошибки и желании вернуться к вам поскорее. Думайте, что я сам виноват. Что сам выбрал этот путь. Возненавидьте, как отца. Прошу. Пожалуйста...

Нана

5 июля, 2277 года

— Уже шесть лет как тебя нет с нами, — грустно улыбнувшись, сказала я, стряхивая с надгробия пыль. Любимые глаза смотрели на меня с голографического изображения, и я мысленно вернулась в последний наш день. Боль в груди тупым ударом разошлась по телу. Ноги подкосились, и я привычным движением опустилась на холодную плиту, под которой хранился прах Питера. — Да, я обещала несколько месяцев назад не приходить к тебе больше. Забыть и похоронить чувства, живя настоящим, — одинокая слеза побежала по щеке, стоило мне вспомнить тот день, когда я решила забыть Питера и не использовать больше Троя.

Я цеплялась за брата возлюбленного словно за спасательный круг, сама, не замечая, как давно ушла на дно. Моя прежняя веселая жизнь превратилась в руины, друзья покинули меня, оставив наедине с горем. Все эти годы со мной был лишь Трой, что вечным напоминанием заставлял сердце сжиматься от боли. Он безумно похож на Питера внешне, но внутри совсем другой. А я эгоистично заставила его притвориться, сыграть роль, чувствуя ответственность за меня.

Признаться честно, меня все устраивало. Я была готова раствориться в этой лжи, лишь бы никогда не открывать глаза и не видеть реальности. Лишь бы никогда не осознать, что мой свет погас вместе с жизнью Питера.

Кажется, до сих пор я чувствую его запах. Дешевые сигареты, одеколон подаренный мной на день рождения с нотками хвои и мускуса, запах пота после тяжелого рабочего дня и аромат выпечки, оставшийся намертво в его одежде из-за постоянного нахождения со мной.

Мы мечтали о семье, крепкой и любимой. Я наивно верила, что любовь была противоядием и впереди нас ожидал счастливый конец. Кто же знал, что, уходя он угодит в ловушку.

— Они не знают, — наконец решившись спустя столько лет, начала я. — Ивар решился рассказать только мне. Я знаю, он не виноват и ничего не делал с тобой. Он был таким же невольным свидетелем, как и ты, — ладони начали дрожать от фантомного холода, хоть погода и была невыносимо жаркой. — Я много раз думала, а что, если бы уговорила тебя остаться. Что если бы вовсе была занята в этот день и ты остался бы с семьей. Все было бы иначе?

И правда. Может в этом случае, он был бы жив и Трой не упал на дно вслед за мной, желая спасти. Прелестный мальчик вырос в настоящего мужчину, незаметно став тем, кем боялся увидеть его Питер. Трой и правда оказался тем самым светом, и благодаря другим смог озарить Оливана яркими огнями надежды. Если бы внутри не было так гадко, я бы прыгала от счастья, понимая, что жизнь менялась стремительно к лучшему.

— Прости, я испортила твоего братишку. Эгоистично решила забыться в том, кто так похож на тебя. Этот грех до конца дней будет со мной, разрушая душу и сознание. От этого никуда не убежать. Макс был прав, — я горько усмехнулась, вспомнив последний разговор с лучшим другом Питера, после чего он всячески избегал меня. — Макс видел нас всегда насквозь, и тогда понял, что я не принесу ничего хорошего Трою. Знаю, он много раз выговаривал это твоему брату, а он не слушался...

Эмоции медленно покинули мое лицо. Опустив голову, скрывшись за темно-синими локонами, сжала ладони, пытаясь взять себя в руки. Спину ломило от неудобной позы, но мне все равно. Хотелось хоть на секунду почувствовать его прикосновение, теплое и ободряющее.

Прогремел гром. Через несколько секунд мелкие капли с шумом обрушились вниз, разбиваясь о каменную дорожку. Волосы в мгновение намокли, как и одежда, что неприятно липла к худому телу.

— Сейчас у Троя все хорошо. Он перестал отталкивать людей, разрушая себя, и нашел хорошую девушку. Айлин. Видела ее всего раз, когда они заходили в кафе. Красивая и по глазам видно, что любит твоего братишку. Бабушка сказала, он собрался поступить в университет. Что касается Макса, — я неловко замолчала, сама, не понимая, почему решила рассказать пустоте о жизни других, не сетуя на собственную судьбу и боль. — Я так и не нашла в себе сил извиниться перед ним. Было слишком жестоко с моей стороны обновить его в твоей гибели. Он также, как и я потерял близкого человека. Ему было намного хуже меня. А после я жестоко поступила с близким ему человеком, обвинив в воровстве и выгнав на улицу, зная, что ей некуда идти. Я стала отвратительной и мне жаль. Я стараюсь все исправить. Надеюсь, когда они вернуться, смогу извиниться, и после начну по-настоящему новую жизнь, — повернувшись к изображению Питера, сглотнула горечь и подступающие слезы. — Дальние родственники предложили перебраться к ним. Я говорила с бабушкой, и она готова покинуть Оливана, зная, что там мне будет лучше. Здесь я погибаю. С каждым новым днем становлюсь отвратительной версией себя. Прости, я не смогу отпустить тебя живя здесь.

Поднявшись на дрожащие, от долгого сидения в неудобном положении, ноги, потерла ладонями мокрое из-за дождя лицо. Тело болело от влаги, а одежда тянула вниз. Повернувшись к надгробию лицом, улыбнулась, как раньше, когда Питер был жив. Искренне и с огромной любовью, что по сей день жила в моем сердце.

— Сегодня я не прощаюсь, прости. Дай мне немного времени, прежде чем мы расстанемся навсегда, — сказав это, я медленно направилась к выходу, понимая, что следующий мой визит станет по-настоящему последним.