золотая молодежь

      Тэхён любит Чонгука. Здесь дело не в статусе и не во внешности, а в душе, её искренности и, возможно, характере. Тэхён любит Чонгука за то, что может почувствовать себя за его спиной, как за каменной стеной; за его чувство юмора, умение быть серьезным в нужные моменты, искренним, дерзким и вообще каким-то невыносимо идеальным для Тэхёна. Да, у Чонгука, как и у всех, бывают свои загоны, потому что без них никуда, и Тэхёну безумно нравится чувство того, что только он может альфу успокоить.

      Ещё Чонгук тёплый. Во всех смыслах. Не всегда, конечно, но тёплый.

     До встречи с Чонгуком, Тэхён не верил в любовь, особенно в этом мире, где вечно царит похоть, запах сигарет и алкоголя, а вежливость теперь принимается за флирт. Да чего уж там, до встречи с Чонгуком, Тэхён сам был одним из представителей таких миров. Тэхёна до слёз поразило то, что Чонгук принял его. С понимающей улыбкой и тёплыми объятиями принял. Ещё Тэхён любит Чонгука за то, что он умеет отбрасывать гордость ради тех, кого бережёт и ценит, потому что знает, что пережить потерю близкого человека намного сложнее, чем вовремя сказать «прости».

                                                                                                * * *

      У Чимина сонное состояние, когда они с Юнги сидят в машине старшего, припарковавшись напротив университета, но спать он не хочет. Может быть, это из-за кофе, который Чимин всё ещё пьёт на протяжении получаса и радуется, что напиток медленно остывает. Просто Чимин старается растягивать удовольствие. Здесь дело не в том, что кофе вкусный (Юнги знает толк и нужное место), а в том, что не часто вот так посидишь с Мином наедине, в его машине и со стаканчиком ароматного бодрящего.

     В воздухе всё ещё летает теплота. Это не та теплота, которая проникает в салон иномарки, чтобы человек не замёрз, а та, которая проникает в сердце, чтобы не замёрзла душа.

     Вообще-то, Чимин редко завтракает и зачастую не делает это нормально. Максимум, что он съедает — яблоко или еще какой фрукт, если не выпьет воду — поддерживает фигуру, да что ты. Но в этот раз его живот набит пончиками, а голова – обвинениями в сторону заставившего всё это сделать Юнги и поддавшегося себя за лишние часы в спортзале. 

 — Худеть – не значит не жрать, — всё ещё причитает Мин. Его голос тихий и ленивый: он тоже, видимо, наелся. — Можно есть по чуть-чуть, но много раз в день. 

 — Я знаю, — в очередной раз стонет Чимин, блаженно прикрыв глаза и откинувшись на спинку кресла. 

 — Ты должен был завезти меня домой, — говорит младший. 

 — А я что сделал? 

 — Ко мне домой, — лениво уточняет Чимин.

 — Зачем? 

 — Не задавай глупых вопросов, — хнычет омега, намекая, что у него не так много сил на долгие разговоры. — Я должен был переодеться. 

 — В моей толстовке ты выглядишь лучше, — хмыкает Юнги, опираясь на руль и взглянув на сонное чудо в кресле его автомобиля.

     Да, Чимин в его толстовке. Просто так получилось, что пока они всё ещё находились дома у Юнги, которому нужно было прихватить с собой какие-то документы, хранившиеся на ноутбуке, Чимин, в поисках чего-нибудь попить, нашёл в холодильнике сок. Нашёл, а чёрный кот Юнги, о существовании которого Чимин не то чтобы знал — он и не догадывался — решил вдруг неожиданно приластиться к его ногам в темноте. Чимин отпрыгнул от испуга и неожиданности, конечно, вскрикнув, что привлекло внимание начавшего переживать Юнги, и перелив себе на толстовку сок.

     Младший тогда ещё, кстати, в процессе поисков удивлялся, потому что не нашел ни одну бутылку с алкоголем в доме Мина, но вскоре всё встало на свои места, потому что у Юнги отведён погреб для бухла.

     А ещё чёрная толстовка омеге значительно великовата.

— Кстати, — опомнился Чимин и, дождавшись ленивого «м?» и нового взгляда на себя, продолжил, — отвезёшь меня после пар домой?

     Чиминдавит в себе смущение, потому что вызывать такси, о существовании которого он забыл на некоторое время, не хочет, потому что потому. Мин привёз — Мин пусть и отвозит.

     — Без проблем, — Юнги пожимает плечами, от чего-то улыбаясь уголками губ, и возвращается к рассматриванию того, как медленно на улице падает снег. 

 — И как мне объяснить это? — Чимин тихо вздыхает, мнёт края толстовки, наблюдая за тем, как интересно сгибается ткань. 

 — Что именно? 

 — В смысле «что именно»? — возмущается Чимин, мол есть ещё что-то, что он должен объяснить? Есть, но он либо плохо сейчас это осознает, либо просто не хочет. 

— Как мне объяснить, почему я в твоей толстовке? 

 — Ну, — Юнги делает вид, будто задумался, — ты был у меня дома, а потом специально пролил на себя сок, чтобы спиздить у меня толстовку, потому что все должны понять, что я твой?

     Чимин толкает в плечо, надувшись и сделав серьёзное лицо, намекая на то, что он не шутит, а Юнги только и может делать, что посмеиваться. 

 — Я сделал это не специально, — бубнит Чимин уже не в первый раз, потому что Юнги теперь не упускает возможности подшутить над ним. 

 — Зачем объяснять? — Мин успокаивается и спрашивает совершенно серьёзно. 

 — Чтобы не подумали чего, — тихо отвечает Чимин, утыкаясь взглядом за небольшие сугробы за окном и пожимая плечами. 

 — Пусть думают, что хотят, — Юнги цедит сквозь зубы, Чимин слышит это; альфа начинает злиться. — Что они могут подумать?

     Чимин не отвечает. Он только тушуется и сильнее впивается глазами в снег. Из-за затонированного стекла его блеск кажется ещё более тусклым, потому что на улице до сих пор царит темнота, будто пропадать никуда и не собирается.

     Юнги раздраженно фыркает, его брови сведены, а зубы сжаты от досады. 

— Почему ты так зависим от чужого мнения? 

 — Я не зависим от него, — Чимин начинает чувствовать пока ещё легкий дискомфорт. 

 — Тогда почему тебе не наплевать? — тон альфы становится громче, Чимин понимает, что надо бы остановиться, но не может. 

 — Я просто не хочу лишних слухов, — спокойно отвечает омега и чувствует, как начинает кипеть кровь.

— Каких слухов, Чимин? — альфа старается не срываться на крик, потому что Мин сдержанный на эмоции, но, когда рядом младший, что-то идет не так, и его тон кажется громче в их тишине, чем есть на самом деле. Юнги просто старается игнорировать чувство, которое всё ярче проявляется с каждым новым словом Чимина, будто кто-то в очередной раз бьёт его под дых за эти минуты. И если в драках Мину приносит это странное удовольствие, то сейчас он хотел бы избавиться от этого чувства. Оно неприятно обволакивает сердце и заставляет задыхаться.

      Омега кусает губу, мысленно кричит сам на себя, что ему нужно замолчать и перестать отвечать. 

— О нас с тобой.

     Юнги замирает, сам того не контролируя, сжимает кулаки, резко выдыхает, будто выпускает вместе с этим все чувства и, пару раз моргнув, шепчет тихое: «Понял». Он хотел бы узнать больше, но думает, что не стоит, потому что появившаяся боль в груди всё равно пугает. 

 — П-Подожди, — Чимин, будто очнувшись, резко оторвался от стекла, придвинувшись к Юнги, и, испуганно взглянув на него, положил руку на чужое предплечье, будто попросил, чтобы его послушали, — я имел в виду- 

 — А что ещё ты мог иметь в виду, Чимин? — Юнги говорит тихо, опираясь на руль, будто знает всё то, что Пак скажет, заранее, смотрит так необъяснимо, как младший ещё не видел, и омегу пробирает дрожь: он боится, что прямо сейчас альфа просто уйдёт от него. Почему? — Неужели я правда зря делаю всё это? 

 — Я... — Чимин больше не знает, что говорить. Просто не знает. Где это гребанное рвение, которое было несколько минут назад; почему кровь теперь бурлит как-то по-другому? 

 — Нам пора в универ, — кивает Юнги.

     Когда они заходят, они ничего не говорят друг другу, молчат, и Чимину кажется это ужасным, он проходит вперёд пять шагов (Юнги считает), замедляясь и вовсе останавливаясь, когда альфа стоит позади, сказав только краткое: «Хосок скоро подойдёт».

     Чимин знает, что, возможно, всё это сейчас смахивает на прописанную сцену из какой-то сопливой мелодрамы, но он разворачивается и шагает обратно быстрее, в итоге впиваясь в губы старшего сладким поцелуем, не таким диким и голодным, как обычно, а таким, которым просят прощения. И Чимин, если честно, и представить себе не мог, что когда-нибудь будет извиняться перед Юнги.

     Он сжимает в кулачках воротник толстовки, хмурясь, чувствует, как альфа потихоньку тает, в конце концов принимая его в свои объятия, накрыв талию широкими ладонями.

     Ладно, плевать, что подумают и о чем начнут говорить ошарашенные студенты, стоящие рядом, и те, кто лишь изредка проходят мимо, наплевав на это «зрелище».

      Чимин нерешительно отстраняется, всё ещё оставаясь в объятиях, смотрит сначала на чужие покрасневшие губы, а затем на чуть затуманенный взгляд. 

 — Покурить забыл, — зачем-то тихо говорит Юнги, уткнувшись своим лбом в чужой и выдохнув. 

 — Забыл? — переспрашивает Чимин. Произносит это не громче, чем альфа, и безмолвно просит согласие на то, чтобы омега смог обхватить его плечи своими руками и обнять крепче. Юнги разрешает. 

 — Да, — кивает старший. — Не могу курить, когда ты рядом.

     Чимин тушуется и боится отстраниться. 

 — Тогда я собираюсь быть рядом с тобой всегда. 

     И где-то здесь остановилось миновское сердце.

                                                                                                                   * * *

— Хён, — слышит Чимин до боли знакомое и режущее сейчас по ушам за своей спиной, — подожди.

Чимин медленно оборачивается, уже зная, кого увидит. Его руки немного дрожат, краснеют щеки от волнения, в груди бурлит что-то. Мириться всегда сложно, но почему он так уверен в этом? 

 — Давай поговорим, — скорее, просит, чем предлагает Чонгук. 

      Чимин неуверенно кивает, поджав губы. Если бы в руках у него были конспекты, он бы прижал их к себе крепче, будто в них все главные мировые тайны.

     Чонгук кивает в сторону балкона на втором этаже, откуда хорошо виден главный вход, и ступает по ступенькам выше, пока Чимин молча, опустив голову, следует за ним.

     — Я, возможно, был не прав, — начинает Чонгук. Он опирается на перила, всматриваясь в макушки студентов внизу.

    Чимин смотрит на него глазами по размеру бóльшими, чем обычно, и редко моргает. Это не впервые, когда Чонгук извиняется перед ним, да, это раз третий уже, но всё равно Чимину непривычно первым слышать от кого-то извинения.

— Прости меня, — Чонгук смотрит на друга, его глаза наполнены искренним сожалением, — я просто хочу, чтобы ты был осторожен.

     Чимин кивает, а затем улыбается. 

— И ты меня прости. 

 — Мы через это уже проходили, я не хочу, чтобы ты наступил на те же грабли, — Чонгук ответно улыбается, потрепав омегу по волосам и опустив взгляд на чужую толстовку. — От неё слишком сильно пахнет сосной.

     Чимин видит, как одобрительно Чонгук улыбается, и краснеет от его слов. 

 — И сигаретами? — дополняет омега, тихо хихикнув.

     Чонгук кивает, улыбаясь ярче. 

— Я сначала подумал, что ты курил. 

 — Боже упаси, — Чимин кривится, и альфа смеётся.

                                                                                                                               * * *

    Тэхён расплывается в своей фирменной, квадратной и уж слишком счастливой улыбке, когда видит, как Чимин с Чонгуком вместе идут к нему.

— Почему сегодня вы приехали не вместе? — спрашивает вдруг Чимин. 

 — Он сказал, что не подпустит меня, пока мы не помиримся, — отвечает Чонгук, пока Тэхён подвисает.

      Они не сговариваются, но получается так, что оба парня толкают альфу, нахмурившись, а тот смеётся громко, так, что почти сгибается пополам — это всё из-за их синхронности и странных выражений лиц. 

 — Так вот ты какой? — тихо упрекает Чимин, шуточно надувшись от обиды. 

 — На самом деле, я просил его, чтобы вы помирились, но он отвечал, что сам во всём разберётся. Он был таким серьезным, правда, — объясняет Тэхен, не прекращая снова улыбаться. — Но сейчас не об этом.

      Взгляд младшего омеги вдруг резко меняется, он внимательно сканирует Чимина с ног до головы, пока тот мысленно пытается быстро подготовиться ко всему, чему только возможно. 

 — Это что? 

 — Толстовка? — невинным голосом отвечает Чимин. Он вжимает голову в плечи и сейчас накрыл бы её большим капюшоном, но смелости двигаться не хватает. 

 — Чья? — Тэхен внимательный, очень внимательный. 

 — Ты редко ходишь в толстовках, — вспоминает Ким, — только когда настроения вообще никакого нет.

     Чимин выдыхает и понимает, что лучше ему по-хорошему всё рассказать. — Ладно, хорошо, это толстовка Юнги.

      Тэхён одним взглядом просит объяснений, и Чимин понимает, что теперь точно не отвертится.

                                                                                                       * * *

— Я видел Чимина, — Хосок плюхается на диван в столовой рядом с Юнги, зависшем в телефоне. 

 — Ну я тоже, — невозмутимо отвечает тот. Видимо, там действительно что-то интересное. 

 — Он был в твоей толстовке, — Хосок слышит, как давится Намджун салатом, а Джин, похлопав его по спине, сам себя хвалит за то, что ещё не успел ничего съесть.

 — Главное, что не без неё, — отвечает Юнги в том же тоне, взгляд всё ещё уткнут в телефон, но мысли больше не касаются ленты инстаграма. 

 — Он был в твоей толстовке, — повторяет Хосок. 

 — Тебя заело? — Юнги наконец отрывается, резко подняв взгляд на друга. 

     Тот смотрит, дав понять, что ждёт объяснений. 

— И почему? 

 — Я должен рассказывать? — Юнги, как всегда, бесится, но здесь уже что-то не то. 

 — Ого, — только вдруг выдаёт Намджун.

     Раньше они с Хосоком и Джином знали о Юнги достаточно, особенно если это касалось омег, но? 

 — Если ты ничего не скажешь – я пойду к Чимину, — говорит Хосок вслед уходящему и немного взбешённому Мину, что через плечо смотрит на него недобрым взглядом, но ничего не говорит и в итоге уходит.

     Хосок сглатывает. 

 — Это ты зря, — осведомляет Намджун. 

 — Он же чуть что – пристрелить может, — добавляет Джин.

    Хосок нервно улыбается и смотрит, вроде, на стол, а вроде и нет. 

— Меня-то? 

 — Вот и проверим, — подливает Джин масла в огонь, усмехнувшись.