эпилог. новости.
Арсений пускает пузыри в кружку с кофе — вчера он с ребятами засиделся допоздна, а ему уже не семнадцать, чтобы не спать полночи и утром быть бодрячком. Антон вот молодец и лег пораньше, но это еще и потому, что чемпионат по стрельбе выжал из него все соки. Или, может, соки из него выжал не только чемпионат, но и предчемпионатный секс для вдохновения и «на удачу». Хотя Арсений считает, что именно благодаря ему Антон в итоге занял третье место.
— Ты как? — заботливо спрашивает Егор, криво нарезая колбасу для бутербродов.
— Нормально. — Арсений вяло разминает плечи: гостевая кровать у Егора с Эдом дизайнерская — стильная, но узкая и неудобная, вдобавок еще и Антон всю ночь закидывал на него руки и ноги. Надо было ехать домой, а не оставаться спать тут, но было лень. — Антон давно уехал?
Проснувшись и не обнаружив Антона рядом, Арсений тут же взялся за телефон — и увидел сухое «Доброе утро, я поехал на работу пораньше». Наверно, Антон просто не захотел лишнее время проводить с Егором — он давно не ревнует, но какая-то неприязнь между ними всё равно осталась. Некоторые вещи годы не исправляют.
— Где-то час назад, — подумав, отвечает Егор. — Сказал, что не хочет тебя будить.
— Верное решение. — Арсений зевает, изящно, как ему кажется, прикрывая рот ладонью. — Как умно было вчера остановиться на трех бутылках.
Три бутылки пива — максимум Арсения, чтобы наутро не мучиться похмельем. С каждым годом бухать становится всё сложнее и сложнее, а пиво — идеальный напиток, чтобы точно дозировать количество выпитого. А ведь когда-то Арсений терпеть его не мог! Но это любимый напиток Антона, а с кем поведешься — от того и наберешься, так что ничего удивительного.
— Как ощущения перед последним днем?
— Говоришь так, будто я умираю. — Арсений закатывает глаза. — Не знаю, если честно. Переживаю.
— Я уверен, у тебя всё сложится отлично. Мне нравятся твои шмотки, — Егор показательно оттягивает на груди футболку с маской для сна и надписью «всё видел», — и моим фанатам они понравятся, я буду твоим главным пиарщиком.
— Ты чудо.
— А ты классный дизайнер, собственный бренд — это просто новый этап. Понятно, что ты волнуешься, но не стоит.
— Не в этом дело. То есть, конечно, свое дело — это волнительно, но больше я думаю об Антоне.
— А он что, против? — Егор выглядит растерянно: как пес, которому бабочка села на нос — и он не понимает, что происходит. — Боится, что не выгорит?
— Нет, он верит в меня больше, чем я сам, но… Понимаешь, мы же вместе шесть лет работаем, три из которых встречаемся. Боюсь, что уволюсь — и наши отношения испортятся.
Цокая коготками по плитке, на кухню забегает Монро — пудель с отмороженными ушами, которого Егор с Эдом взяли в приюте. Благодаря этому приюту, почти у всех знакомых Арсения теперь есть по собаке или кошке — у него самого теперь, помимо Базилика и Картошки, есть еще и бесхвостый Котлета. А скоро будут и маленькие фрикадельки, как ласково называет их Антон.
— Я вообще не понимаю, как вы живете вместе и работаете вместе, — говорит Егор, откладывая нож и поглаживая собаку по макушке — та преданно смотрит на него своими черными глянцевыми глазами.
— Отлично! — Арсений тоже гладит собаку по спинке, пока та не зевает и не отходит к миске попить воды. — К тому же у нас разные кабинеты, так что мы видим друг друга не двадцать четыре часа в сутки. Но мы ездим на работу и с работы, вместе обедаем… Мне всего этого будет не хватать.
— Возможно, так ты будешь больше ценить ваши вечера и ночи. — Егор подмигивает и сразу вмиг как-то тушуется: — Кстати об этом.
— О чем? — напряженно уточняет Арсений. — Ты что, хочешь поговорить со мной о сексе?
— Не о сексе, а о детях, — сконфуженно объясняет Егор, хотя Арсений искренне не понимает, каким образом их ночи с Антоном коррелируют с появлением детей.
— Мама и папа не рассказали тебе, откуда появляются дети? Иди к дядюшке, он всё расскажет. — Арсений хлопает по коленям, но не выдерживает и морщится: — Фу, ну и гадость.
— Даже боюсь представить, — Егор так же кривится, — какие у вас с Антоном ролевые игры.
На самом деле они не практикуют ролевые игры: как-то попробовали поиграть в доктора и пациента. В процессе медосмотра тот плавно перетек в массаж, и в итоге Антон, трахая Арсения, так же плавно соскользнул с его тела прямо башкой в стоящую у кровати тумбу — рогом на лбу потом целую неделю светил. От этих воспоминаний Арсений едва сдерживает смех, но Егор смотрит так серьезно, что приходится состроить лицо ему подстать.
— В общем, — начинает тот, и горка нарезанной колбасы перед ним никак не сходится с торжественностью в его голосе. То, как шумно Монро пьет, тоже. — Мы с Эдом решили завести ребенка.
Первую секунду эта новость выбивает из колеи и попросту шокирует — Арсений ожидал чего угодно, но не этого. Но в следующий момент его затапливает волна радости и нежности, и он тянется к Егору — чтобы крепко обнять и поделиться с ним этим теплом.
— Отличная новость, — с улыбкой говорит он, прижимаясь к Егору — тот не сразу обнимает его в ответ: видимо, сам не ожидал такой реакции. — Решили суррогатную мать? Или детдом?
С деньгами и связями Егора тот может позволить себе любой вариант, причем не скрываясь — он же открытый гей, но с его стриптиз-прошлым по-другому быть и не получится. Когда твоей задницей в стрингах заполнено пол-интернета, натурала из себя не построишь.
— Суррогатную мать, мы уже ищем варианты, — скомканно произносит Егор, отстраняясь и заглядывая в глаза. — Я давно хотел сказать, но не был уверен.
— Почему?
— Ну, — Егор мнется, переводит какой-то жалостливый взгляд на колбасу, хотя та вообще соевая: они с Эдом заделались вегетарианцами, — ты всегда мечтал о детях. Не хотел тебя расстроить.
— Егор, прекращай, я тебе не неженка, — мягко возражает Арсений. — Дети — не мечта всей моей жизни, я счастлив и без них. Тем более я вроде еще не при смерти и не рассыпаюсь от старости: может, мы с Антоном и подумаем о ребенке через пару лет.
Они уже заводили этот разговор, но приходили к выводу, что оба не готовы. Иногда Арсению кажется, что его желание детей не искреннее, а мотивировано упущенными возможностями, но это он проанализирует как-нибудь потом — сейчас в этом нет нужды.
— Было бы здо-о-орово, — мечтательно тянет Егор, — наши дети могли бы дружить. А потом пойти в одну школу! И даже в университет...
— Без сомнения, ты будешь отличным отцом, Егор.
— А вы с Антоном будете отличными крестными. И няньками.
— Естественно, Антон же сам ребенок, — смеется Арсений, вспоминая, как Антон не так давно две недели потратил на сбор всего замка Хогвартс из «Лего».
Впрочем, он собирал его не в одиночку: Арсений тоже немного помог, собрав целую башню — согласился при условии, что во время сборки конструктора они будут смотреть новый сезон «Холостяка». Как ни крути, отношения строятся на компромиссе.
***
Всё заднее сиденье машины Арсения (фактически это их общая машина, но водит ее в основном Арсений — у Антона внедорожник) завалено мягкими игрушками, которые Антон выиграл в тире парка развлечений. На резком повороте какая-то из игрушек падает на пол и включается, так что к офису Арсений подъезжает раздраженный и под «В Африке горы вот такой вышины-ы-ы», исполненной плюшевым крокодилом.
Он паркуется, кое-как влезая между машинами Иры и Димы, вырубает чертову игрушку и идет в офис — настроение поднимается от мысли, что скоро он увидится с Антоном. Не то чтобы за несколько часов разлуки он соскучился, но да — он соскучился. Годы идут, а Арсений всё такая же влюбленная нищенка, потому что стабильность — признак мастерства.
Он кивком приветствует Марину, которая заменяет Оксану на время декрета, и идет сразу в свой кабинет. Несмотря на то, что кабинет у него маленький и в самом углу здания, там большие окна на солнечной стороне — и Арсений будет скучать по залитому светом пространству. Он будет скучать и по маленькой офисной кухоньке, где они с Антоном не раз сосались втихую, и по переговоркам, где он столько раз краснел-бледнел перед начальством.
Конечно, он будет скучать и по коллегам. По вечно недовольной и прямолинейной Ире, по саркастичному всезнайке Диме, по наивному Лёше, по своим копирайтерам, менеджерам и дизайнерам — по всем. По Паше тоже, потому что, пусть тот и периодически устраивает нагоняи, он всё-таки классный начальник и отличный мужик. Арсений сам с себя прыскает: опять он развел драму, как будто уезжает в ссылку в Сибирь — хотя на деле увольнение не означает полный разрыв отношений с бывшими коллегами.
И всё же он будет скучать. Особенно сильно — по ежедневному ржачу Антона из соседнего кабинета и по его розыгрышам. Сейчас, когда они уже не первый год вместе, они разыгрывают друг друга редко, но каждый раз метко. В прошлом месяце, например, Антон обклеил стены его кабинета обоями с летающими хуями, а Арсений в ответ заменил его рабочее кресло на огромный пуфик в виде мошонки — тот так и сидит на нем до сих пор.
Арсений планирует бросить рюкзак в кабинете и пойти поздороваться со всеми, но тормозит в дверях.
Всё в шариках. Весь его стул обвязан шариками, шарики прицеплены к столу и к ручкам, ленточками от шариков закручен его ежедневник, ноутбук и степлер. Шариков так много, что за ними сложно что-то рассмотреть, но при этом все они прозрачные — и внутри них отчетливо видны какие-то бумажки.
— Спасибо, Шастун, — драматично вздыхает Арсений, но внутренне улыбается: стоило предполагать, что в последний рабочий день его ждет что-то подобное.
Он берет канцелярский нож со стола, выдвигает острие и лопает ближайший шарик — с громким «бум» из него вылетает и падает на пол сложенный листочек. Арсений поднимает его и видит почерком Антона красноречивое «ты зануда».
Следующие бумажки радуют его другими комплиментами: «нарцисс», «опоздун», «шопоголик», «не моешь ложки», «не закрываешь входную дверь», «редко гуляешь с собаками» — Антон решил расписать все его недостатки, и это, вообще-то, обидно.
— Доброе утро, — весело говорит виновник всего этого, подходя к кабинету. На нем уродливая футболка Эда с рисунком скелета, трехдневная щетина и мешки под глазами — но он такой же невыносимо красивый, как и всегда. Настолько, что Арсений, несмотря на обиду, не сдерживает улыбки.
— Мог бы написать и что-то хорошее, — жалуется он, лопая очередной шарик, в котором оказывается второй «зануда». — Ты повторяешься.
— Повторяется только про зануду, — поясняет Антон, опираясь плечом о косяк и складывая руки на груди — вокруг запястья обмотана еще одна ленточка с шариком, на этот раз красным. — Ты такой зануда, что об этом надо сказать дважды.
— А это что? — Арсений кивает на красный шарик.
— Это финальный. Сначала лопни все эти.
— Если там будет хоть что-то с намеком на то, что я плохо трахаюсь, то я собираю вещи и переезжаю к маме.
Арсений тыкает ножом в тонкую резину и ловит листочек на лету — на нем написано «ты воняешь».
— Серьезно? — Он изгибает бровь. — Тебе не нравится мой парфюм?
— Ты воняешь только сегодня, потому что во вчерашнем. Я учел все нюансы. — Антон в два больших шага подходит к нему, утыкается носом в его плечо и шумно втягивает воздух — слышен великолепный звук заложенного соплями носа.
Арсений жалеет, что не взял у Егора что-то переодеться, но он потому и не взял, что от него не воняет. А если и воняет, то Антона это, вероятно, не особо смущает — тот проводит носом по его шее и мягко целует.
— Соскучился, — шепчет он, сопровождая это вторым поцелуем, а затем отстраняется и хитро добавляет: — Давай лопай остальные шарики.
Арсению не хочется лопать остальные шарики — у него от этого лопается терпение. Больше всего его тянет завалить Антона на свой рабочий стол, но после неудачного случая, когда их за минетом застукала Оксана (а она тогда была на шестом месяце беременности), у них жесткое правило: в офисе не трахаться.
— Не самый прикольный розыгрыш, — фыркает Арсений, но поворачивается обратно к столу — а Антон звонко шлепает его по заднице и отходит подальше.
— А мне нравится, — самодовольно говорит тот, и в зеркальной дверце стеллажа видна его широкая улыбка.
Оказывается, у Арсения очень много недостатков. Он и кофе просыпает на стол, и в фильтр воды не наливает, и флаконы с гелями для душа не защелкивает. Он даже косвенно виноват в том, что шерсть Базилика по всему дому! Что ему сделать, побрить кота налысо?
К последнему шарику Арсений неиронично злится: зачем столько прямых указаний на его неидеальность? Он, конечно, не Крис Эванс, но и Антон не Крис Эванс! Никто не Крис Эванс, кроме Криса Эванса.
— Очень смешно, — морщится Арсений, держа последнюю бумажку. — В том, что Картошка разжирела, виноваты четыре щенка в ее пузе, а не то, что я часто покупаю ей вкусняшки.
— Твоя вина в этом тоже есть, — безапеляционно заявляет Антон, протягивая ему красный шарик. — Держи финальный, ты заслужил.
— Вот уж спасибо, — закатывает глаза он, но шарик принимает. — И как ты встречаешься со мной? Я ведь просто дьявол во плоти.
— А я больше не хочу с тобой встречаться, — пожимает плечами Антон, и у Арсения на секунду мутнеет перед глазами — как если бы его по затылку ударили бутылкой, но хуже. Бутылкой его уже били, и это было больно лишь физически, сейчас же больно морально. Конечно, его отпускает в то же мгновение: разумеется, Антон просто жестко пошутил, но первая реакция пробрала реальным ужасом. Вечно Арсений принимает какую-то фигню близко к сердцу.
— Не шути так, — просит он, принимая протянутый шарик. — Я уже немолод, знаешь ли, случится сердечный приступ — и всё, будешь искать себе нового парня.
— Я серьезно, Арсений, — Антон действительно выглядит серьезным и при этом явно волнуется: губы покусывает, пальцы заламывает, — и парень мне не нужен, в том и суть.
— Я же знаю, что это какой-то тупой пранк, — холодно отрезает Арсений, хотя какая-то его часть действительно пугается: а вдруг не пранк. Но он всё равно лопает красный шарик, его бумажное содержимое улетает на стол — Арсений тянется за ним и замечает, что его рука подрагивает. Определенно, ему нельзя волноваться, так и до нешуточного инфаркта недалеко.
Этот листок сложен в много раз, в крошечный квадратик, так что Арсений разворачивает его медленно, зачем-то мысленно накручивая себя до худшего варианта. Он знает, что Антон его очень любит, уверен в этом на все сто, но вспоминает свои одинокие вечера до их отношений, вспоминает жизнь без поцелуев по утрам и без собачьего лая — а как они собираются делить щенков-фрикаделек, а кому достанется Котлета? А что делать с общими друзьями? А с невозвратными билетами в Италию? От бесконечных вопросов, которые рождаются один за другим, у него начинает кружиться голова — а потом он видит написанное черной гелевой ручкой на альбомном листе.
«Выходи за меня».
Арсений переводит взгляд на Антона — а тот стоит на одном колене, в руках у него красная бархатная коробочка, а в ней леденец в виде кольца с бриллиантом. Тот самый, который Антон доставал три года назад, в день их первого свидания.
— Арсений, — выдыхает Антон, глядя ему в глаза, — ты действительно зануда, и нарцисс, и не закрываешь входную дверь, и к нам однажды точно придут грабители или какие-нибудь бомжи. Твои открытые гели для душа постоянно падают в ванну и выливаются, так что я когда-нибудь поскользнусь и разобью себе башку. А еще меня бесит «Холостяк», «Танцы», «Голос» и все эти дебильные шоу, которые ты обожаешь и которые мне приходится смотреть вместе с тобой.
У Арсения снова мутнеет перед глазами, но теперь уже от выступивших слез, а ведь он даже после «Хатико» не плакал. Он глубоко вдыхает и пытается проморгаться, иначе линзы выпадут, и он не сможет четко видеть Антона. А тот сейчас выглядит красивее, чем когда-либо, пусть и с мешками, щетиной и в идиотской футболке со скелетом — самый прекрасный, самый замечательный, самый лучший, номер один.
— В тебе куча недостатков, Арс, — продолжает он, — и иногда ты просто невыносим. И поэтому я не хочу с тобой встречаться и не хочу, чтобы ты был моим парнем. Я хочу, чтобы ты был моим мужем.
— В России запрещены однополые браки, — только и выдавливает Арсений дрожащим голосом и всё-таки вытирает запястьями глаза, чтобы позорно не расплакаться.
— Поженимся в другой стране. Заключенные в другой стране браки, даже гейские, действительны, если ты не знал.
— А если не получится?
— Что-нибудь придумаем. — Антон пожимает плечами. — Слушай, я тут уже охуел на больном колене стоять. Ты согласен или нет?
— Прости. — Арсений тянет его за ворот футболки, и Антон, покряхтывая, встает. — Разумеется, я согласен. Пиздец, я в шоке.
— «Пиздец, я в шоке», — пискляво пародирует Антон, а в следующую секунду наклоняет голову и целует его — и Арсений отвечает, обнимая за пояс и притягивая к себе.
Это самый странный поцелуй в его жизни, потому что он соленый и мокрый — слезы всё-таки текут, и Арсений понимает, что чувствовал Гарри Поттер во время поцелуя с Чжоу. Они с Антоном недавно как раз пересматривали «Орден Феникса», но там Чжоу плакала от горя, а Арсений фантастически счастлив.
Антон отстраняется от него первым и сам быстрым движением вытирает влагу в уголках глаз — а затем большими пальцами размазывает слезы по щекам Арсения и дразнит:
— Разревелся, как девчонка.
— А сам-то, — нудит Арсений и получает еще один короткий поцелуй в губы.
— Я тебя люблю, — выдыхает Антон, на ощупь беря его руку и надевая ему вынутое из коробочки кольцо — оно такое здоровенное, что болтается. — Только не соси его, там срок годности того.
— Я знаю, что еще можно пососать, — игриво говорит Арсений, вставая на носочки и кончиком языка проводя Антону по нижней губе. — Там срок годности точно не того.
— Вообще-то, я приличный парень, так что отведи сначала на свидание.
— Какое еще свидание? — Арсений, поднимая бровь, отстраняется и смотрит в хитрющие зеленые глаза.
— Самое отвратительное, конечно, — лыбится Антон и кусает его за нос.