Глава 14
Когда последние шаги затихли в коридоре, а гул голосов растворился за дверями замка, зал погрузился в спокойную тишину. Остались только они двое. Свет скользил по полу, отражаясь в пыли, будто и сам не спешил уходить.
Тэхён повёл гостей к выходу, мельком бросив взгляд на Нори. Она лишь кивнула, легко, уверенно. Он понял: ей нужно остаться.
Хан стоял у стены, одной рукой опираясь на старинную колонну. Его силуэт был спокойным, но в глазах читалось что-то уязвимое. словно то, что только что произошло, было для него невозможной мечтой. Нори подошла ближе. Несколько шагов и они снова были наедине, как в те бесконечно хрупкие, ночные встречи.
— Всё закончилось, — сказала она. — Или только начинается?
Он усмехнулся, тихо, словно эта фраза была вопросом, который он задаёт себе уже сотни лет. — Ты снова удивляешь меня.
Она покачала головой, пальцы дрожали, но голос был твёрдым. — Я не хочу больше быть половиной. Я не хочу быть смертной, зная, что ты вечность. Я хочу быть рядом с тобой. В твоей тьме, в твоем времени. Во всём.
Хан напрягся, медленно выпрямился. Его взгляд стал настороженным, почти испуганным. — Нори, ты не понимаешь. Это не играс не романтика. Это навсегда. Это голод, контроль, и одиночество, с которым ты научишься жить. Или не научишься. Я боюсь сделать тебе больно.
Она подошла ближе. — Мне уже больно, когда ты уходишь. — Пальцы Нори коснулись его щеки, осторожно, словно спрашивая, прежде чем сказать, — Прошу. Сделай меня такой, как ты. Не из страха умереть, а из желания жить с тобой без границ.
Хан смотрел на неё долго. Долго и глубоко. Он искал что-то в её глазах, надеялся увидеть хоть тень сомнения, но там был только свет, и он сдался. Его рука обвила её талию, вторая легла на затылок, притягивая ближе. Он склонился, их лбы соприкоснулись, дыхание стало единым.
— Если я потеряю тебя второй раз – я не выдержу, — прошептал он.
— Ты не потеряешь, — ответила она. — Я уже выбрала быть с тобой.
И тогда он поцеловал её, медленно, как клятву. Потом скользнул губами к её щеке, к шее. Там, где пульс бился быстрее всего он остановился на мгновение.
— Прости, — прошептал он, и в его голосе было больше любви, чем в самых красивых словах.
Клики коснулись кожи. Мир стал бесконечно тихим, и через этот безмолвный миг прошёл огонь. Мир застыл. Лишь дыхание Хана обжигало кожу, когда он склонился к её шее. Его губы задержались на мгновение, и Нори почувствовала, как по телу прошла дрожь. Не от страха, а от того, насколько всё было реальным. Это не сон, не ритуал, не легенда.
И когда клыки коснулись её кожи, всё рухнуло. Острая боль ворвалась в тело, как удар молнии. Горячая, острая, безжалостная. Она не закричала только стиснула зубы, обвив руками Хана, вцепившись в него, как в якорь среди бури. Он держал её крепко, осторожно, и пил медленно, сдержанно, будто каждую каплю сопровождала мука. Он дрожал от страха навредить. От любви, которая слишком сильна, чтобы не разрушать.
Мир вокруг будто рассыпался на свет и тьму. Где-то далеко гасли свечи. Время потеряло форму, а потом он оторвался. Её тело было безжизненным в его руках, как будто Нори ушла в сон, глубже которого не бывает. Хан опустил её на пол, осторожно прижав к груди. Губы его были окрашены алым. Но взгляд... в нём застыло нечто древнее, великое. Почти, как молитва.
— Живи... — прошептал он. — Живи, моя милая.
И тогда он надкусил своё запястье, приложил к её губам. Нори не двигалась, но кровь, капнувшая на язык, впиталась сразу. И как только первая капля проникла внутрь что-то в ней вспыхнуло. В груди удар... не сердечный, как будто нечто иное пробудилось. Огонь. Не физический, глубже. Пронзительная, дикая волна, как будто кости заново собирались внутри, кожа покрывалась новым дыханием, разум открывался в ином спектре.
Кольцо на цепочке загорелось багровым светом, глаза распахнулись, но теперь они были иными. Человеческая жизнь закончилась. А в её месте родилась нечто древнее, тихое, могущественное. Слеза скатилась по щеке, но она была не от страха. Это была последняя слеза человеческой Нори.
— Хан... — прошептала она, голосом чуть другим, будто в нём отозвались и Солмара, и кто-то ещё. Он смотрел на неё, будто не веря, а она просто улыбнулась. Она жила снова и теперь навсегда.
Сознание возвращалось к ней не сразу. Словно она плыла сквозь густой, теплый мрак, не пугающий, наоборот, укутывающий. Тишина была живой, наполненной дыханием кого-то рядом.
Она медленно подняла руку, теперь бледную, с тонкими пальцами и чуть изменённой кожей. Словно внутри что-то обновилось. Что-то стало другим и в то же время настоящим. Он заметил движение и прошептал, — Ты вернулась...
Нори слабо улыбнулась. — Я... не уходила. Не совсем.
Они долго молчали. А потом он коснулся её щеки, и она закрыла глаза, не от усталости, а от того, что была в безопасности с ним. Она уже не чувствовала времени. Ни сна, ни боли, ни тревоги. Только это странное, хрупкое ощущение правильности, как будто всё было не зря.
«Если моя душа сгорела когда-то в пламени, то только для того, чтобы однажды родиться снова. В его мире, в его сердце, в его вечности.»
И теперь эта вечность — её дом.