Сирен

Море — великий целитель, скоро сами узнаете.

Уильям Сомерсет Моэм

***

Чимин сдержал своё слово, и вновь приплыл к скалам, возле которых, предположительно, обитал сирен.
Сделать это получилось только спустя три дня, ибо отец, заметив у сына заинтересованность к некогда ненавистному ему морю, решил уделить ему необычайно много своего внимания.

Они разговаривали о море, гуляли по пляжу и рыбачили на причале: Пак-старший нарадоваться не мог, глядя на то, с какой любовью его сын смотрит на водную гладь.

А Чимин понимал, как безнадёжно влип, ибо образ сирена следовал за ним повсюду.

За день до того, как он смог сбежать, Чимин сидел на подоконнике, любуясь полной луной, освещающей чёрную воду, такую тихую и спокойную в это время суток.

— Думаешь ли ты обо мне? — спросил Чимин, обращаясь к сирену, зная, что тот его всё равно не услышит. — Я вот не могу выкинуть тебя из головы. Не думай, что я отступлюсь, ведь рано или поздно я найду способ улизнуть от отца. Спокойной ночи, рыбка... — прошептал Чимин, после чего моментально заснул.

Юнги же в это время, разглядывая полную, похожую на огромный светящийся шар луну, с нарастающим раздражением старательно выкидывал из головы все мысли о странном мальчишке, приплывшем к нему несколько дней назад.

«И ведь не побоялся же. Вероятно, он уже не приплывёт, хоть и обещал. Прошло достаточно времени, а его всё нет... И вообще, с каких пор меня это заботит?» — мысленно фыркнул Юнги, хлопая хвостом по воде, тем самым пуская по ней круги.

Он ждал. Не хотел признаваться в этом самому себе, но ждал.

И Чимин сдержал слово, дождавшись, когда отец уснёт, он снова стащил лодку. Грести получалось уже куда лучше, и до скал он добрался намного быстрее, чем в прошлый раз.

«Вот же упёртый мальчишка», — подумал Юнги, но мягкая улыбка всё равно  промелькнула на его губах.

— Я же сказал тебе не появляться здесь! — он выплыл из-за выступа, скрывавшего его всё это время и недобро прищурился, всем своим видом показывая, что мальчишке здесь не рады.

— Ты правда верил в то, что я тебя послушаюсь? — фыркнул Чимин, подгребая в сторону сирена.

— Нет. Но я надеялся, что у тебя хватит мозгов ради своей же безопасности сделать вид, что этой встречи не было. Как ты вообще представляешь себе наше общение? Глупый ребёнок, плыви, пока можешь, ибо с разодранной глоткой это сделать будет весьма проблематично.

— Ты пытаешься меня запугать, рыбка? — улыбнулся Чимин, с любопытством смотрящий на хвост сирена, красиво переливающийся при свете луны. — Можно... потрогать?

Юнги не сразу понял, о чём речь, но, проследив за восхищённым взглядом, невольно ужаснулся. Вот это наглость!

Трогать хвост сирены могут только самые близкие: семья или пара, а тут какой-то ребёнок с широкой улыбкой тянет свои маленькие ладошки к отливающим бирюзой чешуйкам.

Раздражение смешалось с долей смущения.

Оттолкнувшись руками от гладкой скалы, сирен ныряет в воду и, подплыв к лодке, кружит вокруг неё, угрожающе раскачивая.

— Нет! Даже не думай об этом, наглый ребёнок! И вообще, ещё раз назовёшь меня рыбкой... Что ты делаешь?!

Чимин, тихонько охая, цепляется своими маленькими пальчиками за тонкий плавник, нежно и осторожно перебирая каждую чешуйку, поглаживая подушечками шершавые выступы.

— Лапы прочь от моего хвоста! — взвизгнул Юнги, выдёргивая свой многострадальный хвост из загребущих рук подростка.

Щёки предательски заалели: утопить бы этого мелкого, и дело с концом.

— Ну рыбкаааа, — хныкнул Чимин, мгновенно включая режим капризного ребёнка, которому не купили приглянувшуюся игрушку в магазине. — Почему ты такой вредный?

— Двуногих и детей не спрашивали, — фыркнул Юнги.

В этот момент в кармане Чимина что-то зазвонило, отчего сирен испуганно шарахнулся за камень, проклиная тот день, когда отпустить младшего живым показалось ему хорошей идеей.

— Ты чего, рыбка, это всего лишь мой телефон, — удивился Пак, машинально сбрасывая вызов, не обращая внимания на то, что звонил отец, вероятно, обнаруживший пропажу сына.

— Теле... что?

— Ты никогда их не видел? — изумился Чимин. — Хотя, зачем морским монстрам нужны телефоны? Но ты же сам сказал, что старый, и как-то странно, что за все эти годы тебе не довелось полакомиться человеком с мобильным.

— Сам ты старый! Я сказал, что я — древнее существо, а по меркам сирен я ещё очень даже молод.

— Прости, — извинился Пак, но по его глазам было видно, что сложившаяся ситуация его только позабавила.

«Вот гадёныш...»

— Телефон, рыбка, это... ну, как тебе сказать...

Юнги поморщился, слыша ненавистное ему прозвище, но прерывать не стал: интересно же знать, что такое этот его теле что-то там.

***

Они расстались на рассвете, когда Чимин вдруг понял, что увлёкся беседой и не заметил, как начало светать.

За время, проведённое вместе, он худо-бедно объяснил, что такое телефон и как его используют, но у Юнги всё равно оставалось множество вопросов.

Сирен с испугом и недоверием во взгляде покрутил в руках странный предмет, по форме похожий на камень. И зачем этим существам везде таскать с собой такую ненужную вещь?
Но потом — случилось чудо, а по-другому Юнги не смог назвать дивную музыку, которая заиграла из этого булыжника.

За несколько веков своей жизни он слышал разные мелодии: грустные голоса сирен, периодически сменяющиеся на хриплые, манящие своей страстью и зазывающие путников к себе, обрекающие на верную погибель, да даже пьяные моряцкие песни были для него не в новинку.

Однажды, плавая по трюмам затонувшего корабля, он нашёл одну занятную коробочку: если её открыть, внутри начинает крутиться красивая фигурка, сопровождаемая мягкой, приятной уху музыкой. В скором времени коробочка, правда, перестала работать, но Юнги всё равно её сохранил, надеясь, что рано или поздно музыка вернётся.

Сейчас же он слышал что-то абсолютно отличающееся от всего, что можно было считать музыкой в его понимании: в песне было много переходов, то медленных, то быстрых, а слова — резкие и ритмичные, наполненные странным, но цепляющим смыслом, проникали глубоко в сознание Юнги. Сирен захотел унести эту музыку с собой на морское дно, и наслаждаться ею днями и ночами, смакуя резкие и чёткие слова, срывающиеся с губ исполнителя.

— Что это?

— Это — рэп, — Чимин счастливо улыбается, довольный, что смог угодить своему хёну, — нравится?

— Очень, — признался Юнги, с интересом прижимая к уху «чудо-камушек», как он окрестил эту непонятную вещицу.

— Прости, рыбка, но мне уже нужно уплывать, — прервал идиллию между ними Пак, с тревогой смотрящий на солнце, вытесняющее столь полюбившийся ему мрак ночного моря. — В следующий раз я дам тебе послушать много-много музыки!

Чуть помявшись, нерешительно поглядывая на молчаливо ждущего его ухода Юнги, Чимин всё же протянул свои крохотные ручки, прижимая выпавшего в астрал сирена к себе.

От соприкосновения мокрой воды с голыми руками по телу побежали мурашки. Существо в его руках было холодным и немного скользким, но одно то, что сирен не перегрыз ему глотку за такую фривольность, разжигало пожар внутри младшего. Он обнимает древнее мифическое создание, после встречи с которым, вероятно, никто, кроме самого Чимина не выжил.

— Что ты делаешь? — отмер Юнги, однако, не спешивший отстраняться.

— Обнимаю тебя, — прошептал ему куда-то в шею Чимин. — Это нормально у людей, неужели тебя никто и никогда не обнимал?

— Нет, — отсёк Юнги, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях.

Тепло. Мягко. Странно. Но не противно, точно нет, скорее даже наоборот.

— А зачем они нужны, эти ваши объятия? — спросил Мин, когда Пак отстранился.

— Ну... Обычно, люди так выражают свою привязанность и хорошее расположение к тому, с кем обнимаются. Ещё, мы делаем так, когда прощаемся с кем-то, что означает, что мы хорошо провели время и будем ждать новой встречи.

— Что же... Я тоже буду ждать нашей встречи, — прокашлялся Юнги, но, увидев загоревшийся надеждой взгляд младшего, поспешил охладить его пыл: — Но знай, это только из-за того, что ты пообещал дать мне послушать тот камушек снова.

— Конечно, рыбка, только из-за этого, — хихикнул Чимин.

Если Юнги нравится так думать, пусть думает: мышка, попадающая в мышеловку, тоже сначала думает, что ест бесхозный сыр. Что бы русал там ни говорил, ему любопытно, а кто сказал, что интерес не может перерасти в крепкую дружбу?

А пока... Чимин уплывает, махая гордо отвернувшемуся Юнги.

Тот выжидает минуту-другую, после чего неспешно погружается под воду, плывя за уже знакомой лодкой: конечно, он проводит его, и конечно же не из-за того, что беспокоится об этом странном, но таком интересном ребёнке.

***

У калитки дома Чимина встречает встревоженный, раздражённый отец, и подросток понимает, что он попал.

— Чимин-а! Где ты был всю ночь? Я зашёл в твою комнату, чтобы поговорить о возможной рыбалке в ближайшее время, а она пустая, а звонки ты сбрасываешь!

— Я... — Чимин отчаянно придумывал наиболее убедительно звучащую отговорку, — я плавал, — что ж, это тоже правда.

Точнее, самая невинная её часть.

— Плавал, значит? Ночью, и вплоть до рассвета? Один? Ты с ума сошёл? И месяца не прошло, как ты чуть не утонул! Я годами не мог тебя затащить на лодку, а теперь ради неё ты уходишь из дома! Ты же прекрасно знаешь, что стоит только попросить, и я поеду с тобой. Я чувствую, что ты мне врёшь. Скажи правду: где ты был?!

— Но отец, я говорю правду! — продолжал настаивать на своём Чимин.

— Довольно, Пак Чимин. Я старался быть терпеливым, но убегать по ночам из дома — это уже слишком. Неделя домашнего ареста, и чтобы без глупостей!

— Но...

— Я всё сказал!

Бесполезно. И так всегда: правда это или нет, у его отца всегда есть альтернативная версия происходящего, единственно верная и неоспоримая.

Чим понимает, что он обманывает единственного близкого человека, и это действительно рисково, но он правда плавал — другое дело, что про рыбку рассказывать нельзя. Отец не поверит, а если и поверит, то это непременно повлечёт за собой крупные неприятности для его нового друга.

Однако каждое отцовское «ни за что и никогда» упиралось в чиминово «непременно и в скором времени».

Чимин знает, что то, что он собирается сделать — плохо, но он всё равно придумает, как сбежать. Он обещал дать послушать музыку сирену, а значит, он сдержит своё слово.