Сирен

Если ты хочешь узнать что-то о море, ты должен быть на море, иначе нельзя.

Мария Парр

***

— Чимин, пошевеливайся! — с явным недовольством проговорил широкоплечий мужчина, заглядывая в комнату к сыну.

Пак оторвался от долгих, напряжённых размышлений и выжидающе уставился на отца — почему-то он был уверен, что ничего хорошего от него не услышит.
Сколько Чимин себя помнил, столько он помнил и постоянные упрёки отца, связанные с тем, что юноше не хотелось связывать свою жизнь с рыболовным промыслом.

«Ну не моё это, как ты не понимаешь?!» — не раз кричал в пылу ссоры отчаявшийся Чимин.

Бесполезно.

Родителям вообще бесполезно что-либо объяснять, когда речь заходит об их нереализованных мечтах.

Вот и сейчас отец по новой загорелся идеей приобщения сына к делу всей своей жизни, потому и пришёл в комнату младшего.

Он делал это нечасто, с тех пор как Чимин из пухлощёкого малыша, который слушал о приключениях отца с открытым ртом, превратился в упрямого и разочаровывающего своими выходками юношу.

Накануне вечером он просто поставил сына перед фактом, что завтра возьмёт его в плавание: Чимин только хмыкнул, чувствуя себя котом, которого хозяин из раза в раз пытается насильно научить плавать, как собаку.

Пак-старший искренне надеялся, что с возрастом его сын переменит своё отношение к их ремеслу, но годы шли, а Чимин как был равнодушен к морю, так и оставался.

Пак Чимин мечтал о музыке, но его отец скорее отрубил бы себе руки, нежели признал бы «это» достойным занятием.
В мире, где люди думают о том, как прокормить семью, музыке и всему, что не носит серый оттенок — просто нет места.

Вот только младшего никогда не прельщали морские глубины — он видел в них лишь мутную воду, да отражающиеся в ней облака.

Он любил звук прибоя, пение чаек, любил смотреть на багровые закаты или лежать на тёплом песке, вот только делать это ему нравилось крепко стоя на твёрдой и надёжной земле.

Море тяготило его, сдавливало грудную клетку и мешало здраво мыслить — Чимину было неуютно на корабле отца, и попадая на него, парень отсчитывал минуты до того, как он сможет сойти на берег.

Вот только как объяснить это отцу, который спал и видел Чимина на корабле, в окружении таких же рыбаков, как и он сам? Парень не знал, но понимал, что море никогда не станет для него тем, чем оно стало для отца.

Чимин любил своего родителя, и всегда гордился его ремеслом — веками оно кормило их семью и всё, что у него сейчас есть, дало им море.
Он гордился и тем, что отец счастлив, даже когда солёная влага въедается в глаза, а ладони порой стираются в кровь из-за рыбацкой сетки, но благодарности и любви недостаточно, чтобы перешагнуть себя и заставить жить чужой жизнью.

Ему тут не место.

Если бы мама была жива, она бы обязательно поддержала сына, и помогла бы найти способ донести это до папы.

— Чимин, ну же, шевелись! — поторапливал парня отец, стучащий сапогом по полу от нетерпения.

— Почему я должен делать то, что хочешь ты? — с ноткой отчаяния в голосе спросил Чимин.

— Потому что ты — подросток, и всё ещё не отвечаешь за себя и свою жизнь полностью, — обрубил отец. — Пошли, мы должны отправиться до заката.

Отец никогда не слушал Чимина, а Чимин никогда не слушал отца — между ними царило взаимное недоверие друг к другу.
Каждый его день стабильно начинался с пререканий с отцом, однако то, что произошло за день до плавания, окончательно подкосило Чимина.
Очередная ссора, казалось бы — ничего необычного, но слова, сказанные отцом, не раз проворачивались в грудной клетке Чимина тупым лезвием, не убивая, но тем не менее причиняя боль.

«Ты бездарен»

Казалось бы, обычные слова, сказанные на эмоциях, но у Пака будто бы земля ушла из-под ног в тот момент, когда отец буквально выплюнул их ему в лицо.

«Ты бездарен»

Эти слова, кажется, будут преследовать его до конца жизни.

«Ты бездарен»

И чем больше он повторяет это у себя в голове, тем больше он верит в то, что это правда...

***

Небольшой корабль отплыл от берега на достаточное расстояние — в воздухе повисло напряжённое молчание, ибо ни один, ни другой не знал, что сказать.

«Нам не о чем говорить», — с тоской думал Чимин.

«Заговори же со мной хоть о чём-нибудь», — с надеждой глядел на сына отец.

— Кхм... Я тут на днях услышал одну историю, — так или иначе, но мужчине были не чужды совесть, чувство стыда и, сознавая свою вину за слова, неосторожно брошенные в порыве гнева прошлым вечером, старший искренне пытался разговорить сына в надежде, что им удастся помириться и забыть о случившемся.

Вот только чашка, брошенная на пол, не склеится от вскользь брошенных извинений...

— О чём же? — без малейшего интереса спросил Чимин.

Поощрённый таким образом отец, выдохнув, продолжил:

— В соседней деревне к причалу прибило труп — весь изувеченный. Скорее всего, бедолагу погрызла плотоядная рыба, но ходят слухи... — мужчина понизил голос, желая заинтересовать сына, — ... что мужчина-то не от хищных рыб погиб — больно раны для них неестественны.

— Кто бы это мог быть, если не рыбы? — скорее для галочки, нежели от реального любопытства спросил Чимин.

— Сирены, — выпалил отец, после чего, не выдержав, гортанно засмеялся, распугивая весь потенциальный улов.

— Сирены?

— Ну да, сирены — какая дурость, не правда ли? Видите ли, мужчину растерзали мистические твари! Слыхал я про них легенду, что, мол, они моряков своими голосами завлекают, очаровывают, а потом убивают, раздирая тело — вот только зачем им это, где они обитают и как с ними бороться — тут уж не знает никто. Эх, хорошая байка, конечно, но нужно быть реалистами, Чимин-и. Пустые фантазии в этом мире приводят только к пустым надеждам, и нет ничего больнее, чем разочарование в собственных мечтах. Уже темно — пойду-ка я в каюту, да и ты не засиживайся, — неловко похлопав сына по плечу, отец удалился с палубы, что-то неразборчиво бормоча себе под нос.

Чимин вздохнул, перебираясь поближе к мачте: кроме них на корабле было ещё несколько человек, но он не видел их с самого начала плавания, а потому, после ухода отца, подросток пусть и на короткое время, но всё же предоставлен самому себе.

Парень посмотрел на звёзды: они манили его своим мерцанием, некой тайной, которая будто была заключена меж созвездий. Ему казалось, что нет ничего красивей ночного неба — его переливов, огромной Луны, в полнолуние являющейся людям во всей своей красе.

И если душа отца принадлежала морю, то душа Чимина всегда была во власти неба...

Он неподвижно стоял, завороженно разглядывая небосвод, пока лёгкий ветер обдувал его лицо: небо дарило ему свободу и чувство полёта, которое никогда бы не смогло подарить ему море.

Тихая песня полилась из его уст: едва различимая, на грани слышимости она, тем не менее, полностью отображала его чувства — непринятие окружающими его целей, несбыточные надежды, мечты о лучшей жизни...

Он всё пел и пел, постепенно увеличивая громкость, но не настолько, чтобы его было слышно тем, кто плыл на корабле вместе с ним — лишнее внимание ему сейчас ни к чему.

Парень вздрогнул, когда понял что к его песне присоединился ещё один голос, хриплый и терпкий, как сухое вино, но при всём при этом магически красивый: он покрутил головой, но поняв, что голос не с палубы, просто расслабился.

Вероятнее всего, это просто его разбушевавшаяся фантазия — ну и ладно, ведь это казалось настолько гармоничным и чертовски правильным в данный момент, что Чимин просто прикрыл глаза, полностью отдаваясь своим ощущениям.
Они всё пели и пели, и в морской тишине их голоса сливались во что-то невероятно прекрасное, захватывающее дух.

Когда песня подошла к концу, Чимин было расстроился, но таинственный обладатель чарующего голоса не спешил растворяться в водной глади вместе с одними из самых счастливых минут в жизни Пака — наоборот, он продолжил свою красивую, но безмерно печальную песню, увлекая Чимина ещё больше.

В другой день Пак никогда бы не поступил так, как сейчас, но этой ночью, всё происходящее с ним казалось парню абсолютно естественным.

Легонько оттолкнувшись от поверхности корабля, Чимин перелез через борт — так неуловимо быстро и просто, словно что-то направляло его, заставляя следовать за собой.

Ещё одно движение — и вот, Чимин погрузился в воду, руками рассекая водную гладь, которая словно застыла в этот миг в неестественной тишине.

Ведь море всегда затихает, когда собирается грянуть буря.

Голос в его голове сводил с ума, дурманил получше любого алкоголя, и Чимин хотел утонуть в нём, раствориться без остатка, добровольно отдавая себя и свою жизнь во власть незнакомца, лишь бы слушать эту песню вечно.

Он плыл, сам до конца не понимая, куда, но море будто толкало парня в сторону едва виднеющихся скал, находившихся в относительной близости от корабля. 

Подплывая ближе, подросток заметил силуэт юноши, лежащего на крупном камне: бледная кожа, приоткрытые губы и неземной красоты рыбий хвост, переливающийся всеми оттенками зелёного  — всё это очаровывало Чимина с новой силой, заставляя буквально из последних сил плыть навстречу таинственному парню.

Он уже почти добрался до островка, на котором расположился незнакомец, когда услышал неподалёку крики спохватившегося отца и его приятелей, заметивших пропажу одного из пассажиров корабля.

Парень, сидящий на камне, недовольно зашипел, обнажая острые зубы, больше походившие на клыки, а Чимин почувствовал, что медленно, но верно выпадает из реальности, безвольной куклой погружаясь в воду.

Последнее, что запомнил парень — это взгляд незнакомца: хищный, не человеческий, но и не животный, глубокий, как и всё это бескрайнее море.

В такие глаза можно влюбиться.

В таких глазах можно утонуть.