15
- Мирон, зайди к ней, - попросил Ваня, - Ты просто можешь ее больше не увидеть, пойми.
- Прогнозы неутешительны? - спросил мужчина.
- Нет, отнюдь не позитивные, - произнес парень, хлопнув его по плечу, - Скажи ей то, что когда-то хотел, но не смог: возможно, вы никогда больше не встретитесь.
Для него это не новость: Федоров уже придумал, какое надгробие будет красоваться на его могиле - никакое, даже креста не хочет деревянного из палок, связанных веревкой, чтобы не покосился, чтобы в очередной раз не напоминал проходящим мимо и приходящим к нему, как же одиноко было тело на этом участке земли. Просто забудьте о нем навсегда, сотрите ненавистное имя, вписанное в список карандашом, и выкиньте из головы образ высокомерного ублюдка. Нахуй некрологи и эпитафии, нахуй поминки и похороны - дайте ему наконец-то отдохнуть и сгореть на костре из сломанных костей в аду.
- Мы и не встретимся, - проговорил Мирон, пожав плечами.
Мирон не видел девушку за стеклом палаты - видел смерть, стоящую в углу комнаты с косой и, похоже, ничуть не сочувствующую ему, усмехаясь. Да, она победила, но даже жнец понимал: Кира слишком молода, чтобы уйти вот так, чтобы ее жизнь уничтожил кто-то другой, кто свои шансы проебал. Только Федоров сотни раз чуть ли не умирал - вставал, отряхивал костюм, смотрел на часы и слал смерть. А теперь ему было больно, холодно, пусто и тускло. Под кожей как-то неприятно щипало, будто внутри оказались маленькие иголочки, которые должны ему напомнить, что такое наличие ебучих эмоций. Ну, что ты, Кай по неволе, слепишь из букв С, М, Е, Р, Т, Ь слово "жизнь" для своей Герды? У него мерзнут руки, медленно стынет кровь в жилах - Мирон не пытается собрать ебаные буквы, понимая, что это напрасно. Блять, да все будет без толку: просьбы, мольбы, попытки - абсолютно все. Внутри привычно пусто. Внутри душащий чувства вакуум. Внутри осколки империи.
- Ты думаешь, что кто-то из вас умрет? - спросил Евстигнеев. - А если нет?
- Счастье - не моя прерогатива, а, следовательно, - он хмыкнул, спрятав руки в карманы и достав оттуда ее кулон, - Со мной спокойно жить не представляется возможным.
Цепочка из белого золота с небольшим алмазом прямо с рудника и природной огранкой обвила его пальцы, словно тонкая змея, играя своей чешуей в свете ламп больницы. Один вопрос: когда она его, наконец, задушит?
- Вернешь его ей? - поинтересовался Рудбой.
У него во внутреннем кармане пиджака лежит их потертая фотография с погнутыми концами. Кажется, они были на Мальдивах, когда Федоров еще не купил себе остров и не построил на нем особняк - тогда все было хорошо: ее не пускали на особо опасные задания вообще, а на обычные - без него.
- Не только это, - ответил он.
Пусть его ничего не греет, пусть мерзнет в вечных льдов реальности и пустоты внутри, пусть медленно умирает от холода чужих душ. Блять, да выпустите ему пулю в лоб, чтобы эта мразь сдыхала не так патетично и пафосно. Мирон зашел в палату и, подойдя к койке, положил около холодной руки фотографию и кулон, отойдя в самый дальний и темный угол помещения. Как же трудно говорить то, что ты хочешь, зная: это последний шанс. Мужчина молчит: слова застряли в горле, из тела выкачали весь кислород - перед глазами появился тот самый взрыв, сотни раз показанный в новостях. Ему просто нечего сказать: извиняться нет смысла, просить вернуться - тоже - и что тогда должно сорваться с его уст? Федоров сглотнул и, последний раз посмотрев на родное лицо с царапинами, худые руки, которые сжимали его плечи, его любимые русые волосы, покинул палату.
- Ты молчал, - вздохнул Ваня.
- Мне нечего сказать, - ответил он, подойдя к Баширу и протянув ему письмо. - Отдашь ей, когда объявишь о моей смерти. Кулон и фотографию никуда не убирай: это принадлежит ей.
- А если она спросит, как тебя убили? - проговорил Диз.
- Скажи, что мне нанесли травмы несовместимые с жизнью, а потом еще и пристрелили, чтобы наверняка, - хмыкнул Мирон. - Она поверит. К тому же, это стиль Гнойного.
- Тебе ведь этого не хочется, - заметил Евстигнеев, - Зачем ты ломаешь ей жизнь?
- Я уже сломал, - ответил мужчина, - А теперь пытаюсь все вернуть, но выходит ровным счетом нихуя. Пусть хоть остаток своих лет проживет счастливо.
- Ты у нее спрашивал, что ей нужно? Нет, Янович, подумай об этом, - продолжил Рудбой.
- На данный момент, я знаю, что в штатах ей будет безопаснее, потому что один раз я не смог её спасти, - крикнул Федоров, - Ты хочешь услышать, что я проебался? Да, я проебался. Я потерял то, ради чего просыпался по утрам. Доволен? А теперь иди нахуй.
- Ты чего?
- Да ничего, блять. Тебе доставляет удовольствие напоминать мне об этом? О том, что вот она, на шаг от смерти? Что там должен быть я? Что ты хочешь от меня? - заорал он, подойдя к Ване.
- Ничего, - прошептал парень, - Вот тебе и то чудовище, которое сидит внутри.
- Я знаю имя каждого своего демона, - прошипел Мирон, приблизившись к нему. - Не пытайся показать мне то, о чем я знаю.
- Тогда ты понимаешь, насколько ты уебок, - выдохнул Евстигнеев, - Если так поступаешь с ней. Да, Кира больная на голову, коль жила с тобой.
Он перешел все границы - мужчина кивнул и, усмехнувшись, отошел назад, заманувшись и ударив его по носу со всей силы так, что Рудбой аж сделал половину оборота.
- Сейчас уебок здесь ты, - выдохнул Федоров. - А кто из нас хуже... Покажет время.