6
В руке Мирона дымилась сигарета, смешиваясь с паром от горячей воды в джакузи. Кира лежала у него на груди, томно прикрыв глаза и размеренно дыша. Это было одним из лучших заверешний любого задания, когда у них просто появлялась возможность побыть вместе не на миссии, не на работе, не в постели, а просто полежать в теплой воде с пеной аромата лаванды, думая каждый о своем. Мужчина струсил пепел в пепельницу, стоявшую на краю акрила, облегченно выдохнув, будто с этими частичками сгоревшего табака из его жизни исчезают все проблемы. Девушка никогда не запрещала ему курить или пить, понимая всю бессмысленность таких табу. А Федоров бы прекратил. А Федоров бы бросил. Если курение убивает, то он ждал свою смерть и готовился встретить, показав средний палец и дав ей под зад. Если прежний образ жизни должен был погубить его, то выполнил свое задание лишь наполовину: отравил душу, а тело продолжило жить и процветать, все время двигаясь на поводу своих желаний. Хочешь в клуб? Едь. Хочешь девку на ночь? Выбирай. Хочешь оргию? Без вопросов. И кто не пытался его изменить - ничего не выходило: Мирон просто не хотел этого. Не видел смысла быть паинькой, белым и пушистым зайчиком, который готовит завтрак в постель. Максимум, что мужчина мог принести - разочарование, если дело касается действий - разрушить любые иллюзии. Федоров абсолютно не жалел о таком положении вещей: его все устраивало. Буквально все. Начиная от ненависти со стороны Адамсон и заканчивая репутацией перекатиполя в отношениях: прокатился один разок и больше никогда не вернется.
- Меня всегда пугало твое молчание, - произнес Янович, вздохнув. - Выключи воду. Тебе легче.
- Сам выключи ногой, - твердо проговорила Кира, не открывая глаз.
- Ты лежишь на них, - заметил Окси. - И я кран могу сорвать таким образом. Давай, не ленись.
Девушка потянулась к крану и, перекрыв воду, вернулась в прежнее положение. Девочка из обычной украинской, которая назло своим родителям уехала в другую страну, прошла подготовку и стала тем, кем хотела: человеком, чье имя начало ассоциироваться со скорой смертью. У нее не было тяги к мучениям жертвы, к изощренным убийства или различным видам пыток, ведь для этого у нее был Мирон, который появлялся рядом, потирая руки в предвкушении. Забавно, но агент никогда не видела всех этих процедур с участием Окси: он выставлял ее за дверь вместе с парочкой сотрудников, не дающих ей возможности попасть внутрь. Она не знала, что происходит за бетоными дверями, не видела, каким может быть Федоров.
- И все же, - продолжил мужчина, потушив сигарету. - Почему ты молчишь?
- А что мне говорить? - спросила русоволосая, вздохнув. - Ебать тебе мозг по поводу того, что ты убил человека? В этом нет смысла. У нас такая работа. Обвинять тебя в том, что пришлось вызывать команду зачистки? Опять же, нет смысла, ведь все уже произошло. Утверждать, что я справилась бы сама? Это будет ложь.
Мирон сам прекрасно это знал. Всегда. Делал то, что считал нужным и никогда не жалел о совершенных действиях. На любое упоминание об ошибках пожимал плечами, смотрел на часы, хлопал в ладоши и, улыбаясь, уходил. За ним было дохуя косяков, на счету - очень много жертв, в личном деле - сотни пометок и сносок. Идеальный антагонист, который собрал все самое плохое, о чем когда-либо упоминали классики, показывали во многих фильмах, но всем им не хватало одного качества. Федоров казался простым высокомерным ублюдком, который словил звезду и нацепил на себя корону, но в нем сидел такой демон, каких этот мирок масок, пустых черепных коробок и силикона еще не видел.
- Теперь молчишь ты, - усмехнулась она.
Снежная королева и грустная Герда в одном лице, в глазах которой нечеловеческое тепло и ледянящая живое сердце боль. Девочка со снегами безлюдной Арктики за глазами с солнечными прожилками. А он... Он - вечно объебанный Кай, собирающий кровавые кристаллики, выводя на полу, усыпанным пылью от костей, странные символы, когда всегда волен уйти. Мирон так и делает: мужчина надевает пиджак, садится за руль и уезжает из ледяного замка своей госпожи, ведь Кира спокойно его отпускает, зная, что увидит его вечером. Такого же объебанного тяжестью происходящего Кая на полу тронного зала с алыми кристаллами в руках. Ручной Цербер в образе мальчика с заледенелым сердцем. Парадоксально, но чудовище из Ада живет в крайне холодном месте.
- Помолчим, блять, - хмыкнул Федоров, запрокидывая голову назад и прикрывая глаза.
- Мирон, - тихо позвала его девушка.
- Кстати, почему у твоих родителей были глаза размером с монету? - отозвался он, заставив ее рассмеяться. - Ай, ты мне ногу придавила и, похоже, не только ее. Все.
- Ну, во-первых, - начала агент. - Ты пришел в пиджаке, который стоит дороже, чем папина машина. Во-вторых, этот прикол с бывшей удивил даже меня.
- Поверь, я сам в шоке, - глухо рассмеялся Янович.
- Ты им не понравился, - заметила Ломоносова.
- Я в этом и не сомневался, - ответил Окси. - Значит, я сделал все правильно.
- Как и всегда, - выдохнула она.
Мирон признавал свои ошибки, но относился к ним легко, сам вспоминал о них, шутил, часто говорил, что так делать не надо. Мужчина жил чисто по фану и в свое удовольствие, понимая: когда-то очки природной живучести уйдут в минус, когда-то ему не удастся доехать домой за 25 минут, когда-то он умрет. Это настолько же очевидно, как и неотвратимо. Все мы медленно зачахнем, а потом в каком-то морге на холодном столе навсегда остынет тело. И у Федорова на это больше шансов, чем у кого-либо.