Внутри
К шести часам вечера такелажники с десятками в карманах и усталыми улыбками на лицах уехали, оставив нас с Мидж одних в Грэмери.
Стоя в дверях, мы смотрели, как трехтонка исчезла за поворотом дороги, но и тогда мы еще немного постояли, купаясь в медленно остывающем воздухе. Я пробежал глазами по лужайкам и лесу напротив коттеджа, размышляя о том, появится ли когда-нибудь на дороге еще кто-то и не свихнусь ли я в конце концов от окружающей тишины. Из Баронс-Корта одним прыжком в глушь. Жуть.
Но мне было хорошо, о, так хорошо! Да, я чувствовал усталость, но приятную, и совсем не возражал против побаливающих мышц. Я притянул Мидж к себе, и она обняла меня за талию, прижав голову к моему плечу.
- Я так счастлива, Майк, - сказала она тихо. - Не могу выразить как. Грэмери столько значит для меня!
Я улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
- И для меня тоже, Ведьмочка. Для меня тоже. Думаю, мы приняли правильное решение. Смотри, даже цветы ожили ради нашего приезда!
- Наверное, это от недавнего дождя. Такой красивый цвет!
- Здесь тебе не придется далеко ходить за вдохновением.
- Все, что мне нужно, рядом.
- Хм!
- Знаю, но так хорошо сказать тебе об этом. - Ее светлые глаза сверкнули. - Похоже, пора за работу, а, Майк?
- Несомненно. Как здорово! Боже, я чувствую внутри себя песню!
- Избавь меня от этого удовольствия!
- Я не могу удержаться!
Я широко разинул рот, но Мидж пнула меня под ребра:
- Ты распугаешь зверей.
- Ах да. Совсем забыл. Черт, я смогу проспать целую неделю.
- Принести тебе пива?
- Ты хочешь сказать, что парни не все выпили?
- Я следила, чтобы они все время двигали мебель. Полчаса на пиво и бутерброды - вот все, что было позволено.
- Да, помню. А знаешь, чего мне действительно хочется?
- Ты говорил, что устал.
- Нет, я не про это. То есть не сейчас. Нет, мне хочется чаю.
- Неужели это тот самый скандалист, с которым я жила в Лондоне? Наверное, сказывается деревенский воздух. Даже не кофе?
- Нет. Душа просит чая.
- Просто потому, что я рядом.
- Забавно, но когда ты рядом... - пропел я и добавил: - Просто поставь чайник.
Смеясь про себя, Мидж скользнула внутрь.
Я подошел к калитке и услышал, что приближается машина. Вскоре она обогнула поворот и проехала мимо, и мне подумалось, что развлечения в этой лесной глуши, несомненно, скудны. Двое пассажиров «ситроена» разинули рты на меня, а я приветливо помахал им рукой. Девушка на заднем сиденье улыбнулась, и машина скрылась, оставив в воздухе лишь легкий запах выхлопных газов.
Зрелище закончилось, и я побрел по дорожке обратно, глядя на возвышающийся, как коробка от шоколада, коттедж с этим дремучим лесом позади, с дикими зарослями цветов, оживляющих палисадник. Я ощутил прилив умиротворения. К такой новой жизни нужно было привыкнуть, и впереди предстояла еще куча работы по обустройству жилища, но добрые флюиды уже коснулись моей души, одновременно успокоив и ободрив меня, обострив мои чувства к окружающему миру. Я остро ощущал присутствие Мидж за этими странной формы стенами, словно она мгновенно стала частью Грэмери, частью его сущности. Она вписалась в это место.
Я замер. «Погоди-ка, - предостерег я себя. - Давай не будем увлекаться. Не хочу вас расстраивать, миссис Калдиан, но мы говорили о кирпичах и растворе с прелестным пейзажем в дополнение, а не о каком-то склепе». Покачав головой по поводу своих размышлений, я пошел дальше.
И снова остановился, заметив на ступенях у двери зяблика. Птичка сидела спиной ко мне и, рывками вытягивая шею, заглядывала в темноту внутри, то и дело вскидывая голову, словно прислушиваясь к чему-то. Я подождал, не желая спугнуть его; впервые я видел птицу так близко от себя.
В дверях показалась Мидж и плавно двинулась вперед, воркуя что-то приветливое Приблизившись к птичке, она опустилась на колени, и я удивился, что зяблик не отскочил и не улетел. Он наблюдал с нахальным любопытством.
Мидж протянула ему на ладони хлебные крошки, и он с подозрением осмотрел их. Я замер, очарованный сценой. Мидж просыпала крошки на пол сразу за порогом, всего в нескольких дюймах от птички. Зяблик снова вскинул голову и посмотрел на нее, не обращая внимания на угощение. Потом подскочил к самому порогу, и я был уверен, что сейчас он запрыгнет внутрь. Но он отскочил назад, что-то чирикнул, что можно было принять за прощальный привет, и вспорхнул.
Мы оба рассмеялись; птичка покружилась над садиком, а потом скрылась в лесу, и, наверное, тот день запомнился Мидж именно этим маленьким эпизодом.
- Вот, - сказал я добродушно, входя в коттедж. - Теперь они знают, что мы здесь, и будут рассчитывать на радушный прием.
- Мы будем им рады, - ответила Мидж, и ее лицо озарилось счастьем.
Все еще ухмыляясь, я пересек комнату, опустился на корточки у стены и провел рукой по ее поверхности, проверяя, нет ли сырости.
- Похоже, О'Мэлли и его ребята потрудились на славу, - заметил я. - А ту трещину в стене наверху ты уже видела?
Мидж распаковывала картонную коробку с едой.
- Да, - ответила она, не поднимая головы. - Ты бы не поверил, что так выйдет. Вся комната выкрашена так, что не осталось и следа. Ты еще голоден?
- Я бы что-нибудь перехватил. Завтра я смотаюсь в деревню и куплю чего-нибудь поесть - пиццу, гамбургеры или суп?
- Ага, суп. Хотя давай отдохнем часик, просто чтобы прийти в себя.
- Хорошо.
Она принесла банку с чаем, который уже заварила.
- Кстати, вода идет чистая.
- Да, я уже проверил.
Я встал и взял у нее банку.
- Кажется, мы устроились, а?
Похоже, моя улыбка стала глуповатой, и свободной рукой я погладил Мидж по затылку. Ее глаза влажно блеснули. Ей не было нужды отвечать. Совсем никакой.
* * *
Потом мы расслабились на старой, пустившей корни скамейке позади коттеджа, глядя на садящееся над темным лесом солнце и макая остатки хлеба в кружку с горячим супом. Вечер был тихим и теплым, и мы нежились в мягких лучах; белые стены Грэмери приняли бледно-розовый оттенок. Ребята О'Мэлли хорошо поработали над стенами, они отскребли их, оштукатурили и покрасили. Мы слышали щебет готовящихся отойти ко сну птиц, и время от времени с дороги доносились звуки проезжавших автомашин.
Вещи были в основном распакованы: мои музыкальные инструменты, все еще в чехлах, мы сложили в мансарде, где я намеревался сочинять и записывать музыку. Кисти, краски и мольберты Мидж были в круглой комнате, несомненно подходящей для гостиной, но где она собиралась также и работать. Это было разумно, и мы так привыкли - все равно ее занятия никому не мешали. Я починил кровать в комнате по соседству со свежевыкрашенной (мы не хотели ночью дышать краской), а поскольку места хватало, мы передвинули кровать к той стене, где меньше пахло. Картины в рамках стояли прислоненными к стене, а вокруг кучами валялись всякие безделушки, как друзья, сбившиеся вместе в непривычной обстановке. Но столы, стулья, лампы и прочие вещи были более или менее расставлены - потом можно будет расположить их получше. Незадолго до того позвонила Большая Вэл, чтобы убедиться, что у нас все в порядке; к счастью, она была не из тех, кто занимает много времени болтовней, и все равно связь была ужасной, так что Мидж недолго висела на телефоне. Мы решили лечь, как только зайдет ленивое летнее солнце.
- Вкусно, - сказал я, причмокивая.
- Ты правда больше ничего не хочешь?
- Все прекрасно. Я слишком устал, чтобы быть голодным.
- М-м-м, я тоже. Смотри, лес словно дразнит солнце, которое окрасило его вершины в кирпичный цвет, в то время как внизу темно и таинственно.
- Мне от этого жутковато. - Я покончил с остатками супа и поставил пустую кружку рядом с собой, потом взял банку пива и снова выпрямился.
- И уже поднимается туман.
- Там, наверное, сыро после дождя. - Я открыл банку и отпил. - Думаешь, ночью будет холодно?
- Может быть, холоднее, чем в городе, но, думаю, грелка тебе пока не понадобится.
- И похоже, здесь темнее. Нет уличного освещения.
Мидж вытянула свои стройные ноги, плечами прильнув к спинке скамейки.
- Ты привыкнешь к этому, Майк. - Она глубоко вздохнула, - Хорошо вернуться в деревню.
- В душе ты по-прежнему деревенская девчонка, а?
- Наверное, так и должно быть. Девять лет в городе не могли полностью искоренить то, на чем я выросла, да я и не хотела этого. - Ее настроение быстро сменилось - характерно для Мидж. Она потупилась. - Хорошо бы, они увидели Грэмери, Майк. Я знаю, им бы здесь понравилось.
Поставив банку, я обеими руками взял ее руку.
Мидж тихо проговорила:
- Наверное, они надеялись, что когда-нибудь я выйду замуж за хорошего ветеринара или за сельского священника. - Она улыбнулась, но грустно. - Папе бы это понравилось. Представляю, как долгими вечерами они бы беседовали о делах.
- Со мной он не нашел бы общих тем.
- О, Майк, я не это имела в виду. Ты бы папе понравился. Вы во многом очень похожи.
- Мы бы сошлись, Мидж. По твоим рассказам я понял, что он бы мне понравился.
- Мама приняла бы тебя за бездельника. Она бы так и сказала - бездельник. И ей бы это понравилось.
По ее щеке скатилась слеза, оставив влажный след.
- Это было так жестоко, Майк. Так жестоко!
Я обнял ее рукой за плечи и приблизил свою голову к ее.
- Нужно постараться забыть это. Они бы хотели, чтобы ты помнила хорошее.
- Невозможно забыть, что с ними случилось.
- Тогда смирись. Прими и жестокие, и добрые времена. И представь, как бы родители гордились тобой теперь.
- Это меня и гнетет. Они не узнают, никогда не узнают о моей работе, о тебе... об этом месте. А для них это так много значило бы. А для меня было бы так важно, что они гордятся мной!
Мне было особенно нечего сказать, поэтому я лишь обнял ее и дал возможность выплакаться, как не раз бывало раньше, надеясь, что слезы утешат ее, что выход внутренней боли наружу поможет исцелению. Я не знал, сколько боли еще оставалось у нее глубоко внутри, но я был терпелив. Мидж заслуживала этого.
Извини, Майк, - сказала она чуть погодя. - Я не хотела испортить тебе вечер.
Я губами вытер ее слезы.
- Ты и не испортила. Было самое время поплакать вместе. Мне бы только хотелось, чтобы я мог чем-нибудь помочь тебе.
- Ты всегда помогаешь, всегда понимаешь. Я знаю, глупо с моей стороны так горевать спустя многие годы...
- Для этого не существует сроков, Мидж, нет механизма, который бы вдруг взял и все выключил. Это должно пройти само собой. - Я пальцем приподнял ее подбородок. - Просто помни, что говорил врач - не дай этой боли захватить все. Ты имеешь право на счастье, и этого хотели твои родители.
- Разве я так плоха?
- Нет, вовсе нет. Хотя бывает, когда ты особенно довольна, эти воспоминания словно сами приходят.
- Это когда мне так их не хватает.
Я почувствовал себя неловко, как, наверное, бывает со всеми в подобных случаях, и все, что мне оставалось, - лишь утешить ее объятиями и искренним сочувствием. Мидж перестала плакать, темнота в ее душе отступила, дав место другим чувствам.
От ее нежного поцелуя мои чувства растворились в ее. Я привык к эмоциональной обостренности нашего интимного общения, особенно после пролитых вместе слез, но на этот раз был просто ошеломлен. Когда мы наконец оторвались друг от друга, у меня кружилась голова и я буквально глотал воздух, словно вынырнув после долгого пребывания под водой. Мидж тоже покачивалась.
- Чудодейственный эффект деревенского воздуха, - пошутил я, не в силах подавить легкую дрожь в голосе.
- Наверное... наверное, нам лучше войти внутрь, - сказала Мидж, ее лицо было залито теплым светом заходящего солнца. Хотя в ее тоне не ощущалось ни намека на похотливость, мы оба поняли, что нам нужно.
Я встал и увлек Мидж за собой.
- Хлопотливый был денек, - шепнул я.
- И долгий, - ответила она.
- Нужно отдохнуть.
Мидж только кивнула. Взяв за руку, она повела меня к двери, но мы оба в удивлении остановились, взглянув в окно коттеджа Мидж вскрикнула, и ее рука стиснула мою.
Круглая комната была словно объята пламенем, так ярко отражались от ее изогнутых стен лучи заходящего солнца.
И все же в этом явлении не было ничего устрашающего, так как свечение казалось мирным, странно успокаивающим в своей лучезарности, без малейшего неистовства. Мы смотрели, и даже наши тени на стене залило красноватым светом.
Я обернулся к Мидж, и на кратчайшее мгновение мне показалось, что в ее глазах играют крохотные огоньки, которые исчезли, как только она моргнула, оставив только отраженное теплое свечение. Мидж выглядела безмятежной, ее губы чуть изогнулись в какой-то понимающей улыбке, волосы от садящегося за спиной солнца словно горели, и почему-то я ощутил едва заметное покалывание... не знаю чего - неуверенности, тревоги? Не могу объяснить того чувства.
Теперь уже я повел ее. Мы вошли, и я закрыл дверь на замок и засов. Дремота одолела нас сильнее, чем мы предполагали, и сразу навалилась усталость, как теплое укутывающее одеяло, замедляя движения. Мы разделись, бросив одежду, где она упала, и утомленно забрались в постель.
Не знаю, сколько мы проспали, но когда проснулись - одновременно, как один, словно оба почувствовали пробуждение другого, - нас окружала темнота; и опять же эта темная пустота не порождала никакого страха. Мидж придвинулась ко мне, и я прижался к ней.
И нас снова унес глубокий обволакивающий сон.