Глава 4
В субботу Субин проснулась на рассвете. Это нисколько ее не огорчило — она всегда была жаворонком и с удовольствием могла прогуляться, подставить спину солнцу и щеки ветру перед тем, как на несколько часов засесть в школе.
Надев сарафан, она вытащила из чехла старую мамину гитару и тихо выскользнула во двор. На улице стояла прохладная тишина. В конце сентября по утрам приносило туман, и он держался в городе почти до полудня.
По короткой тропинке Субин прошла через задний двор. Сам дом был маленький, но участок довольно большой, и родители подумывали со временем его расширить. Во дворе росли деревья, спасавшие дом от жаркого солнца, и Субин целый месяц помогала маме высаживать вдоль стен цветы и лианы.
По обеим сторонам у них были соседи, однако задний двор, как и у многих домов, плавно переходил в дикий лес. По извилистым тропам Субин обычно попадала к ручью, который шел через рощу параллельно домам.
Сегодня она тоже подошла к ручью, села на берег и окунула ноги в прохладную воду — ранним утром она была совсем чистая, без комаров и мошек на ровной глади.
Субин взяла гитару и стала наигрывать случайные аккорды, потом сложила их в мелодию. Приятно было наполнять окружающее пространство музыкой. Она начала играть три года назад, когда нашла на чердаке старую гитару. Заменив струны и хорошенько ее настроив, мама сказала, что гитара теперь принадлежит Субин. Но куда романтичнее было считать ее маминой — настоящая фамильная ценность!
На плечо села мошка и поползла на спину. Смахнув ее, Субин вдруг наткнулась пальцами на какой-то бугорок. Она потянулась и ощупала его: ну, точно, едва заметная круглая шишка. Субин выгнула шею и, естественно, ничего не увидела. Она пощупала шишку еще раз, соображая, что бы это могло быть. Наконец, выбившись из сил, встала и пошла домой смотреться в зеркало.
Запершись в ванной комнате, Субин села на туалетный столик, опустила верх сарафана и стала искать бугорок. Он устроился ровно промеж лопаток: маленький приподнятый кружок телесного цвета. Почти незаметный. Субин осторожно надавила на него пальцем — больно не было, но он немного зачесался. Похоже, прыщ.
«Это радует, — уныло подумала Субин, — только мне что-то не радостно».
Она услышала мамины шаги в коридоре и высунула голову из-за двери.
— Мам?
— Я на кухню, — зевнув, отозвалась та.
Субин понизила голос:
— У меня какая-то штука на спине вскочила. Посмотри, пожалуйста.
Мама осторожно пощупала бугорок.
— Обычный прыщ.
— Я тоже так подумала, — сказала Субин, подтягивая сарафан.
— Вообще-то у тебя прыщей не бывает... Может, начались?...
— Нет, просто так вскочил. — Тут ее голос стал унылым, а улыбка — язвительной. — Половое созревание, как ты говоришь.
Субин отвернулась и ушла к себе, пока мама не успела засыпать ее вопросами.
В комнате она села на кровать и еще раз потрогала бугорок. Итак, у нее появился первый прыщ — это нормально, ритуал, можно сказать. До сих пор половое созревание проходило у нее не так, как описано в учебниках. У Субин никогда не было прыщей.
Мама не придавала этому значения. «Может, это ваша семейная особенность, мы ведь ничего не знаем о твоей биологической матери», — говорила она. Но Субин чувствовала, что в последнее время мама тоже начала волноваться.
Она надела джинсы, майку и убрала волосы в хвост, потом вспомнила ужасные угри, которые видела в раздевалке на спинах других девочек, и передумала. Лучше распустить волосы — вдруг прыщ станет совсем мерзким.
Тем более у Чана дома!
По пути к двери Субин взяла со стола яблоко и попрощалась с мамой. Она уже почти дошла до Чана, когда увидела бегущую к ней Дженни.
— Привет! — Дженни улыбнулась, весело тряхнув волосами.
— Привет! — поздоровалась Субин.— Я и не знала, что ты бегаешь.
— По пересеченной местности. Обычно я тренируюсь с командой, но по воскресеньям мы сами по себе. Куда идешь?
— К Чану, — ответила Субин. — Уроки делать.
Дженни рассмеялась.
— Добро пожаловать в фан-клуб Бан Кристофера! Я президент, могу назначить тебя казначеем.
— Ты не так поняла, — не слишком убедительно возразила Субин. — Мы будем готовиться к контрольной по биологии. Иначе я ее просто завалю.
— Он живет за углом. Пойдем.
Они обогнули угол и услышали тарахтение газонокосилки. Чан не заметил девочек, и несколько секунд они молча глазели на него.
Он работал голый по пояс, в одних джинсах и старых кедах. Руки у него были длинные и жилистые, мускулистые; загорелая кожа чуть поблескивала от пота в мягких лучах утреннего солнца.
Субин не могла отвести от него глаз.
Конечно, она сто раз видела парней без рубашек, но тут все было иначе. Чану попался особенно заросший участок, и он с силой надавил на газонокосилку — мышцы на его груди напряглись и отвердели.
— Я в раю... — проронила Дженни, глядя на Чана с нескрываемым восхищением.
Словно почувствовав их взгляд, Чан вдруг поднял глаза и посмотрел на Субин. Она тут же опустила голову.
Дженни даже не моргнула.
Когда Субин справилась со смущением, Чан уже надевал футболку.
— Привет, девчонки! Что-то вы рано.
— Правда? — спохватилась Субин. Вообще-то было уже девять часов, — Извини, я забыла позвонить.
Чан улыбнулся и пожал плечами.
— Пустяки! — Он махнул на газонокосилку. — Я все.
— Ну, я побежала, — сказала Дженни, вдруг снова начав отдуваться. — В буквальном смысле.
Она повернулась так, чтобы только Субин видела ее лицо, одними губами сказала «Bay!» и побежала вниз по улице.
Чан хохотнул и покачал головой, провожая Дженни взглядом. Затем жестом пригласил Субин в дом.
— Пошли, биология не ждет.
В понедельник, когда учитель собрал все работы, Чан повернулся к Субин.
— Ну что, плохи дела?
Она улыбнулась.
— Не так уж плохи. Благодаря тебе.
В субботу они занимались почти три часа, а в воскресенье долго болтали по телефону. Не о биологии, конечно, но вполне ведь возможно набраться знаний воздушно-капельным путем.
«Ага, по телефону. Конечно».
Секунду поколебавшись, Чан предложил:
— Если хочешь, можем заниматься регулярно. В смысле, биологией.
— Давай, — ответила Субин, не без удовольствия подумав об «уроках» наедине с Чаном. — Только в следующий раз приходи ко мне.
— Хорошо!
На большой перемене шел дождь, поэтому все собрались под небольшим навесом на улице.
Обычно там никто не обедал — столиков не было, а трава никогда не просыхала до конца, даром что под крышей. Субин это нравилось.
Когда шел дождь, остальные ребята обедали в столовой, однако сегодня к Субин, Чану и Дженни присоединился мальчик по имени Тэн. Чан с Тэном швыряли друг в друга хлебом, а Дженни критиковала их меткость и пренебрежение здоровьем зрителей.
— Так, а вот это было нарочно. — Дженни подобрала корочку, угодившую ей прямо в грудь, и бросила обратно.
— Нет, случайно, — ответил Тэн.
— Ты же сама говорила, что я никогда не добиваюсь намеченных целей.
— Тогда целься в меня — я буду спокойна, что ты не попадешь, — парировала Дженни. Потом она вздохнула, убрала волосы с лица и сказала Субин: — Мне противопоказано жить в Южной Корее. Летом с волосами порядок, но стоит пойти дождю, как бац! — и на голове черт знает что.
У Дженни были длинные каштановые волосы с золотистым оттенком, спадавшие на спину — мягкими и шелковистыми летом, упругими и непослушными осенью и зимой, когда воздух становился холодным и влажным. Ее светло-серые глаза напоминали океан перед самым восходом солнца, когда в полумраке волны кажутся бесконечными.
— А по-моему, очень красиво, — возразила Субин.
— Потому что они не твои. Я мою их специальными шампунями и кондиционерами, чтобы хоть как-то расчесать. — Дженни посмотрела на Субин и потрогала ее прямые гладкие волосы. — Такие мягкие. Чем ты пользуешься?
— Да чем угодно.
— Хмм... — Дженни еще раз дотронулась до ее волос. — А несмываемый кондиционер пробовала? Для моих — самое то.
Субин глубоко вдохнула и шумно выдохнула.
— Вообще-то... Ничем я не пользуюсь. От любого кондиционера мои волосы становятся жирными и скользкими. А от шампуня пересыхают — даже от увлажняющего.
— To есть ты вообще их не моешь? — Это явно не укладывалось у Дженни в голове.
— Хорошенько споласкиваю и все. Лишь бы чистые были.
— Никакого шампуня?...
Субин покачала головой и приготовилась к скептическому комментарию, однако Дженни только пробормотала: «Везет же...» — и стала жевать дальше.
Вечером Субин внимательно рассмотрела свои волосы. Может, помыть их? Но на вид и на ощупь они такие же, как всегда. Она повернулась к зеркалу спиной и потрогала бугорок. В субботу утром он был совсем крошечный, но за выходные здорово вырос.
«Всем первым прыщам прыщ», — проворчала Субин.
На следующее утро ее разбудило легкое жжение между лопаток. Стараясь не паниковать, она поспешила в ванную и посмотрелась в зеркало.
Бугор стал больше!
Никакой это не прыщ. Субин осторожно его потрогала, и странное жжение усилилось. Прижав к груди ночную рубашку, она в ужасе побежала по коридору к родительской спальне, но у самой двери заставила себя остановиться и перевести дух.
Субин окинула себя взглядом. Чем она думает?! Нельзя вламываться к родителям в одном белье!.. Она потрясенно попятилась, вернулась в ванную и как можно тише и быстрее закрыла за собой дверь. Потом еще раз осмотрела шишку под разными углами, пока не убедилась, что та не такая уж большая.
Субин учили, что организм человека сам знает, как о себе позаботиться. Большинство болезней — если ничего не делать — проходят и так. Ее родители жили по этому принципу: никогда не ходили к врачам и не пили антибиотики.
— Просто огромный прыщ, скоро пройдет, — фирменным тоном матери сказала она своему отражению.
Порывшись в мамином ящике, Субин достала оттуда бальзам из лаванды, розмарина, масла чайного дерева и бог знает чего еще — им в семье лечили любую болячку.
«Вреда не будет», — подумала Субин.
Она взяла на палец немного ароматного бальзама и втерла его в спину — от масла чайного дерева и прикосновений кожа начала гореть огнем. Затем Субин надела ночную рубашку и по стенке прокралась в свою комнату.
В школу она решила надеть свободную футболку с короткими рукавами и полностью закрытой спиной. Если эта дрянь увеличится и станет совсем мерзкой, лучше спрятать ее под футболку. Бугор пощипывал от малейшего прикосновения — когда она задевала его волосами, одеждой и тем более когда щупала его пальцами, убеждаясь, что он настоящий. По дороге в школу Субин чувствовала, что каждый нерв ее тела соединен с жуткой шишкой.
К четвергу она уже не могла отрицать, что бугор, выросший на спине, не прыщ. Он не просто рос, он рос все быстрее. К утру он стал размером с мяч для гольфа.
Субин спустилась завтракать с твердым намерением рассказать родителям о странной шишке. Она даже сделала глубокий вдох и открыла рот, готовясь все выложить, но в последний миг передумала и попросила отца передать соль.
Последние дни Субин носила футболки и распущенные волосы, поэтому никто ничего не замечал. Однако если бугор не перестанет расти...
«Если — повторила про себя Субин, — если не перестанет. Вдруг мамин бальзам подействует».
Она мазалась им уже три дня, а толку не было. Ну разве может масло чайного дерева вылечить такую здоровую и быстро растушую штуку? А вдруг это опухоль? Субин вроде бы слышала истории о людях с опухолями позвоночника. Да, скорее всего...
— Эй, ты меня слушаешь? — Голос Дженни вернул ее к реальности.
— Что?
Дженни рассмеялась.
— Так я и думала! — И уже тише добавила: — Что с тобой? Ты как будто не с нами.
Субин подняла глаза и целую секунду не могла вспомнить, какой впереди урок.
— Все хорошо, — с досадой ответила она, — просто задумалась.
Дженни внимательно пригляделась к ней и недоверчиво вскинула бровь.
— Как скажешь...
Тут их догнал Чан. Дженни пошла на свой урок, а Субин попыталась уйти вперед. Он поймал ее и притянул обратно.
— Где пожар, Суби? До звонка еще три минуты.
— Не называй меня так! — невольно огрызнулась она.
Чан захлопнул рот и больше ничего не сказал. Мимо сновали люди. Субин подумала, что должна извиниться, но как? «Прости, Чан, я немного нервничаю из-за опухоли»?! Вместо этого она выпалила:
— Терпеть не могу прозвища!
Чан уже наклеил свою фирменную улыбку.
— Я не знал, прости. — Он взъерошил себе волосы. — Ты... А, ладно! Пойдем, провожу тебя до класса.
Теперь Субин было неловко идти рядом с ним. Как только они добрались до кабинета, она торопливо помахала на прощание.
— Пока!
— Слушай...
Она обернулась.
— Что ты делаешь в субботу?
Субин помедлила.
— Может, сходим все вместе на пикник, посидим у костра... Я знаю отличное место. Пойдут Дженни, Тэн, Джису и Гук, еще несколько человек вызывались...
Еда и дым. Хуже не придумаешь.
— Сейчас еще холодно, плавать нельзя, ноты же знаешь, кого-нибудь все равно затащат. Будет клево.
Натянутая улыбка Субин окончательно испарилась. Она ненавидела соленую воду. Даже душ не смывал соль с ее кожи — она словно бы впитывалась через поры. Когда Субин последний раз купалась в океане (много лет назад), то несколько дней потом ходила вялая и сонная. К тому же купальник не скроет злосчастную шишку.
Субин вздрогнула, представив, какой большой она станет через пару дней. Нет, идти нельзя.
— Чан, я... — Ей ужасно не хотелось его расстраивать. — Не могу.
— Почему?
Она могла сказать, что должна работать в магазине (почти каждую субботу Субин помогала отцу), но врать Чану было противно.
— Просто не могу... — буркнула она и ушла в класс, не попрощавшись.
К утру пятницы бугор вырос до размеров теннисного мяча. Субин даже не стала смотреться в зеркало — она его чувствовала.
Тут никакая футболка не поможет.
Субин откопала в шкафу пушистую кофту, которая немного маскировала шишку, и до самого выхода из дома просидела в комнате. Затем слетела по лестнице, крикнув родителям: «Доброе утро! Пока!» — и убежала в школу.
День тянулся бесконечно. Бугор теперь горел постоянно, а не только от прикосновений. Он занимал все ее мысли, преследовал, как непрерывный звон в ушах. За обедом Субин ни с кем не общалась и корила себя за это, однако ни о чем, кроме шишки, думать не могла.
К концу последнего урока она ответила неверно четыре раза, хотя каждый новый вопрос был легче прежнего — учитель Ли словно пыталась дать ей возможность исправиться... Впрочем, с тем же успехом она могла спрашивать на китайском. Как только прозвенел звонок, Субин выскочила из-за парты и первой ринулась к двери, пока никто не успел ее окликнуть. И пока учитель Ли не спросила ее, почему она так ужасно отвечала.
Субин увидела, что Чан и Дженни болтают возле ее шкафчика, и пошла в другую сторону, надеясь, что они не обернутся и не узнают ее со спины. Выйдя из школы, она пересекла футбольное поле и остановилась, соображая, куда идти. Ее преследовал страх: «Вдруг это рак? Рак просто так не уйдет. Надо сказать маме».
— В понедельник, — прошептала Субин; ее волосы развевались на холодном ветру. — Если шишка не исчезнет в понедельник, расскажу все родителям.
Она взошла по трибунам на самый верх, прислонилась к перилам и посмотрела на верхушки деревьев. Здесь, высоко над привычным окружением, Субин была сама по себе — как раз то, что нужно.
Услышав чьи-то шаги, она резко вскинула голову и обернулась. Рядом стоял смущенный Чан.
— Привет...
Субин не ответила: у нее внутри сражались облегчение и досада. Облегчение побеждало.
Чан посмотрел на скамейку, на которой она стояла.
— Можно сесть?
Субин помедлила, затем села и с легкой улыбкой похлопала по месту рядом с собой.
Чан осторожно присел, как будто не поверил ее приглашению.
— Я не хотел за тобой идти... — проговорил он, опершись локтями на колени. — Думал дождаться тебя внизу, но... что тут скажешь? Я нетерпелив.
Они немного посидели в тишине.
— У тебя все нормально? — наконец спросил Чан.
Его голос, отразившись от железных скамеек, прозвучал неестественно громко.
Глаза Субин наполнились жгучими слезами.
— Да, порядок.
— Ты всю неделю молчишь...
— Прости.
— Я... я что-то натворил?
Субин вскинула голову.
— Что?... Нет, Чан, ты... ты классный. — Ее переполняло чувство вины. Она с трудом выдавила из себя улыбку. — Просто тяжелые дни выдались. Увидишь, после выходных я приду в себя. Обещаю.
Чан кивнул, и между ними опять воцарилась гнетущая тишина. Он откашлялся.
— Можно проводить тебя домой?
Субин покачала головой.
— Я еще побуду здесь. Все хорошо, не волнуйся.
— Но... — Он умолк, кивнул и собрался уходить. Потом обернулся. — Если что, у тебя есть мой номер.
Субин кивнула: она запомнила его наизусть.
— Ну... — Чан стоял, переминаясь с ноги на ногу, — я пошел.
Когда он отвернулся, Субин не выдержала и окликнула его. Однако, увидев такое открытое и честное лицо, струсила.
— Веселых тебе выходных, — сказала она.
Чан поник, но кивнул и пошел дальше.
Вечером Субин села на туалетный столик в ванной и посмотрела на свою спину. Она начала мазать шишку бальзамом, и слезы покатились по ее щекам. Он нисколько не помогал и вряд ли поможет.
———————
Тэн:
