Нас не существует

Бабушка долго не отпускала Наташу и расспросила её обо всем на свете. Дедушка молча обедал — у него с внучкой была особая связь, не нуждающаяся в словах. Наташа чувствовала себя легко и уютно, когда дед рядом.

— А с другом уже договорилась встретиться? — полюбопытствовала Раиса Петровна, кладя в чай лимонную дольку. — С этим... Кирилл, по-моему.

Дедушка вздохнул. Он помнил просьбу Наташи: если Кир объявится — сразу сообщить ей. Но тот не показался ни разу, даже мельком. Вскоре Наташа перестала надеяться, а однажды попросила не напоминать больше о Кире.

— Не-а, — коротко ответила девочка, — не удалось... созвониться.

Раиса Петровна не огорчилась. Разумеется, ей же Кир не нравился. Опасный мальчишка, впутывающий маленькую девочку в неприятности — вот кто он для бабушки.

В общем, под конец обеда хорошее настроение испарилось. Наташа вернулась к себе и собиралась продолжить дневник, но увидела на листе хоровод из чернильных клякс. Раскрученная ручка и сломанный надвое стержень лежали рядом.

— Лютый! — ахнула Наташа, улыбаясь во весь рот.

Зачинщик беспорядка взгромоздился на чемодан и, расстегнув молнию, нагло шуровал внутри. Снаружи торчали одни ноги в неаккуратно сшитых из половой тряпки штанах. После слов Наташи домовой высунулся наружу.

— Не вопи, женщина. И вообще, где цветы и фанфары в честь моего появления?

— Тебе мало меня? — фыркнула девочка.

— Совсем обнаглела! — Лютый, картинно всплеснув руками, добавил: — Мне это по вкусу. Долой тихоню-Наташенька, да здравствует новая Наташка! Я бы даже сказал: Наташенция.

Наташа, недолго думая, плюхнулась на коленки и протянула ладонь. Домовой по-деловому пожал её своей крошечной. Лютый привлекал своей вредностью. Никакого сюсюканья, жеманства и лести. Речами не разбрасывался, но коль обещал помочь — слово держал. По зову являлся редко (немудрено, что не отреагировал на вчерашние просьбы показаться), зато когда его не ждешь — тут как тут.

Его лысая макушка за два года обросла рыжеватым пушком. Кожаная куртка для Кена, украденная у Наташи, окончательно прорвалась.

Им и обсуждать-то было нечего, так, наговорили друг другу гадостей и разошлись. Тогда девочка достала из чемодана подарок для домового — новую куртку, брюки, джинсы и два пуловера. Одежка была куплена в кукольном отделе, и продавщица пораженно смотрела на взрослую Наташу, которая с горящим взглядом подбирала наряд.

Спустя полчаса позвонила мама, Наташа бодро отрапортовала: жива-здорова, добралась без происшествий. После заглянул Димка, как всегда — через окно.

— В честь тебя организуем сабантуй, — оповестил он. — Соберутся наши. Согласна?

Наташе прекрасно жилось без друзей Димы, но и отказать она не могла. Договорились на завтра, возле озера.

Димка пообещал продемонстрировать мопед во всей красе.

— Довезу тебя туда с ветерком! Не машина — зверь. А как в повороты входит! Закачаешься!

— Ира не разобидится, что ты меня катаешь? — чуть ехидно спросила Наташа.

— С чего ей? — не понял Димка. — Отношения — это здорово, но мы общались задолго до её появления.

Мысленно Наташа благодарила его за то, что, несмотря на разногласия и ссоры, они остались хорошими друзьями. Когда Дима ушел, она, разморенная дорогой и свежим воздухом, уснула и продрыхла до самого вечера.

Разбудило её легкое прикосновение к щеке. Наташа приоткрыла один глаз и заметила на подушке сложенный вдвое лист. Сон моментально слетел. Девочка взяла лист, повертела в пальцах, пытаясь понять, кто подложил. Окно хоть и открыто, но с Димкой они пообщались, и если он захочет что-то сказать — передаст через бабушку. Той или дедушке точно не до бумажных посланий. Остается проказник-домовой.

Наташа развернула записку, ожидая увидеть там что угодно. Хоть оскорбительный стишок, хоть кляксу, хоть каракули. Но на листке чем-то черным и толстым, наверное, угольком — очень уж смазаны буквы, — было написано всего семь слов.

«Приходи, если сможешь, к больнице. Очень прошу. Кир».

Почерк скачущий, буквы неровные, чисто мальчишеские. Но почему он не сказал сам? Смущается? Или оставил записку, чтобы не будить Наташу? Или... Вообще не он написал?

— Дождалась весточки? — язвительно раздалось сбоку.

Лютый восседал на столе, где поедал клубничину размером с половину своей головы. Одет он был в новый, некогда светло-бежевый свитер, уже замызганный на животе.

— Кто её принес?

Голос дрогнул.

— Сам допер, — домовой похлопал клубничину по боку.

— Я про письмо.

— Дык я, — он стукнул себя замызганной соком рукой в грудь. — Кто ж ещё такой геройский и замечательный?

— От... Кира?

— Нет, от Пети, который подписался Киром. — Лютый скорчил недовольную мину. — Не собираешься идти — так и скажи. Я ему передам.

Но Наташа покачала головой. Куда она денется. Заодно поинтересуется, где Кир пропадал столько времени и почему внезапно объявился.

На сборы потратила немало. Одежды-то набрала целый шкаф, но выбор угнетал. Раньше, получается, было легче: три футболки, две пары джинсов — не ошибешься. А тут целый ритуал: пока верх подберешь, затем низ, согласуешь, примеришь, переоденешься. Там прическа не понравится, макияж смажется, пятнышко обнаружится. И так по кругу.

— Да вали уже, — в характерной манере изрек Лютый, наблюдающий за процессом. — И так нормально.

Наташа удивилась, с какого перепугу домовой похвалил её внешний вид? А с его стороны подобная фраза — настоящий комплимент. Что ж, значит, придется остановиться на блузочке с рукавом-фонариком и бриджах.

Предупреждать бабушку или нет? С одной стороны, надо бы. С другой, — а если не отпустит? Но девочка рискнула:

— Бабуль, я гулять, — на всякий случай с вызовом сказала она.

Бабушка, довязывающая свитер, окинула Наташу пристальным взглядом.

— Иди.

— А ты... ты не спросишь, с кем именно?

— Будто я не догадываюсь, — усмехнулась Раиса Петровна.

Наташа не стала уточнять.

«Та-ак, и где больница?» — думала она, шагнув к указателю. Повертелась, покрутилась, но ориентиров не вспомнила. Придется наугад. Лес выведет.

Заметная днем тропинка затерялась под травой. Ветер смолк, затаившись в кронах деревьев. Те опустили ветки, готовясь ко сну. Над лесом светило полусонное солнце, готовое вот-вот скрыться за чернеющей линией горизонта. И в полнейшей тишине чирикнула одинокая птичка. Наташа последовала на звук. Вскоре мотив подхватила вторая, чуть дальше от дороги. А потом — третья. Птицы, которых Наташа так и не разглядела, сменяли друг дружку и напевали всего пару нот, словно — указывали путь.

Вскоре показалась больница. Всё такое же двухэтажное здание с выбитыми стеклами и поросшим мхом козырьком. Ворота распахнуты настежь, точно приглашают заглянуть внутрь.

По спине пробежали мурашки. Кир постарался; хуже места выбрать он просто не мог. Конечно, тут они познакомились, но и ужасное привидение, завывающее леденящим душу голосом, тоже обитало именно здесь.

Никого. Пустота, ни малейшего шороха. Наташа подумывала крикнуть другу, но тут показался Кир. Он торопливо направлялся к ней, но не махал руками, как Димка. Просто шел. И улыбался так открыто и счастливо, точно Наташа была не Наташей, но знаменитой актрисой, а Кир — верным поклонником.

Он как будто постарел. Нет, внешне прежний пятнадцатилетний худющий парень. Светлые, почти белые волосы, взъерошены; челка неровная, будто обрезана впопыхах. Одет в потрепанную куртку, явно где-то найденную или даже стащенную у нерадивого гостя леса, и темные джинсы. Но вид уставший, блеклый; на лице появились серые отметины, будто кожа отшелушилась. Наташу пронзила ужасная мысль:

«Или кора! Он превращается в дерево!»

Иногда ей снился тот жуткий хранитель леса, который требовал отстать от Кира и угрожал расправой. Древоподобный, покрытый корой, с глазами-щелками, и ветками вместо рук. Русалки объяснили, что чем старше хранитель, тем больше он сливается со своим деревом, а через сотни лет и вовсе прирастает к нему. А Кир... за два года стал таким?

Она всё поняла. Почему он не заходил к бабушке, не передавал письма и не пытался связаться. Он сам стал хранителем, а тем запрещено иметь открытый контакт с людьми. Почему-то Кир нарушил правила ради их встречи, но не накажут ли его за это?

Наташа дернулась, чтобы подбежать и обняться, но ноги примерзли к земле. Кир остановился в широком шаге от неё. Они не здоровались, только смотрели друг на друга.

— Поздравляю, — первой сдалась Наташа. — Ты больше не ученик?

— Не с чем поздравлять, — невесело ответил Кир. — Старший хранитель погиб нынешней зимой, защищая лесных животных от холода. Вот я и...

Он развел руками.

— Извини, — девочка затеребила тугую косичку.

— Я так счастлив видеть тебя, — сменил тему Кир. — Ты вся... — он долго не находил слов, — ... сверкаешь.

И тут Наташа вспомнила: она забыла накраситься и в зеркало перед уходом глянула мельком. Значит, под глазами наверняка осталась тушь, по лицу размазаны остатки тонального крема. Да уж, красота неземная. Кир очень деликатный парень.

Наташа потерла щеку и призналась:

— Я злилась на тебя... Ну, за молчание. Если бы хоть догадывалась, как всё сложилось, то никогда бы...

— Да я и сам виноват, — Кир пожал плечами. — Вначале обдумывал, как тебе написать. Слишком долго продумывал каждую фразу. А потом исчезла возможность. Пойдем, я кое-что покажу тебе. У нас мало времени.

— Почему? — Девочка засеменила следом за другом.

— Меня отпустили ненадолго.

Он повел её обратно в глушь. Там уже стемнело, помрачнело. И ели будто надвигались хмурыми статуями, преграждая путь ветвями-копьями. Но рядом был Кир, поэтому Наташа не тряслась, а обдумывала, о чем рассказать. Вначале беседа не клеилась, но в какой-то момент она увидела, как жадно Кир слушает простецкие истории из жизни. С неподдельным интересом. И понеслось.

Про городскую жизнь, новеньких в классе, олимпиады и конкурсы. Про папу, который впервые поздравил дочь в день её рождения, а не на три месяца раньше. Про концерт любимой группы, приехавшей с турне в город. Иногда Наташе казалось, что она изъясняется непонятными Киру терминами, но тот хохотал:

— Я же в лесу живу, а не в позапрошлом веке!

Они шли куда-то. Время остановилось. Голоса, смех, подколки — вот что имело ценность. Наконец, Кир застыл около массивного дуба — руками не обхватишь. Наташа не удержалась и дотронулась до коры ладонью. Кир улыбнулся.

— Знакомься, отныне я такой.

— Что?! — она отдернула руку.

— Ты ведь помнишь, что каждый хранитель наделяется личным деревом, с которым, со временем, срастается? Вот, я выбрал его. Правда, хорошее?

Без сомнений. Такое неприступное и высокое, что последние ветви теряются под небесами. Зеленая крона укрывает ствол. Массивные корни переплетаются подобно змеям. Он стоял аккурат посреди поляны, огороженной, как забором, кустиками дикой малины с крупными белыми цветами, которые вскоре должны были превратиться в розовые ягоды.

— Ага.

— Во-от, — протянул Кир, закусывая губу. — В общем, мы больше не увидимся.

Наташа забыла, как дышать. Почему он так категоричен?! Неужели она чем-то оскорбила его?

Кир продолжил, не дожидаясь вопроса.

— Хранителю нельзя уходить из дерева — тогда мы теряем контроль над лесом. И если что-то произойдет, пострадаем мы все. Сегодня старшие хранители разрешили мне отлучиться, но буквально на полчаса. К тому же мы слабеем после любой минуты вне... — он действительно выглядел так, будто долго не спал и мало ел; под глазами залегли черные круги, бескровные губы едва двигались. — Когда я окончательно сольюсь с деревом — слабость исчезнет, но это случится через несколько столетий. Но я не мог не объясниться с тобою. Понимаешь, ты мой единственный друг. Ты дорога мне... — Кир нахмурил брови. — Я не могу видеть всего леса, лишь ту часть, которую оберегаю. Поэтому я попрошу... Наверное, прозвучит безумно.

— Говори! — сжав кулаки, жестко потребовала Наташа.

— Заходи сюда?.. Хоть изредка. Рассказывай, если появятся новости. Или гуляй. Собирай ягоды с грибами; клянусь, их будет столько, что тебе не хватит корзинок! Я не смогу тебе ответить, но буду... рядом. Пожалуйста...

Он поник и опустил голову, ожидая отказа.

Наташа произнесла по слогам:

— Обязательно приду.

— Правда?! — и Кир обхватил её ладони своими. Холодными, чуть шершавыми, как кора. Но девочка не расцепила рук, лишь чуточку сильнее сжала.

— Да! — от собственного вскрика она смутилась. — Правда, я не уверена, что отыщу путь.

— Вся часть от таблички «Камелево» и до этого дерева — моя. И дальше тоже, но там нет никаких известных тебе ориентиров. Я обязательно покажу, куда идти. И к русалкам — тоже, если понадобится.

Кир совсем ослабел, оперся на дуб. Наташа понимала, что разговор пора завершать.

— Прости, что не приезжала целых два года.

— Главное — приехала сейчас, — твердо сказал Кир. — Обратно проводить?

— Нет, я доберусь. С твоей помощью, конечно. Спасибо...

— До встречи, — произнес тоскливо.

Та же самая фраза, которая звучала в их прощание около электрички, но звучащая по-иному. Тогда надежда теплилась. Наташа ожидала писем или звонка, мечтала поскорее воротиться. А теперь?.. Они больше не увидятся.

— До встречи.

Кир довел Наташу до конца поляны, пошатнулся и уже сделал шага три обратно к дубу, заложив руки в карманы как тогда, на железнодорожной станции, но вдруг остановился. А после развернулся к замершей Наташе. Секунда, и они стояли на расстоянии ладони. Она подняла на него красные от наступающих слез глаза, а Кир тяжело выдохнул. И поцеловал её. Не так, как раньше, робко в щечку. А в губы, жарко и... приятно. Наташа не понимала, зачем он, её лучший друг, это делает, но поддалась и ответила на прикосновение.

Поцелуй был лучше любых прощальных слов. Он остался на губах мокрым и солоноватым привкусом. Почему? Она ведь не плакала... Разве что потом, когда прижималась носом к мальчишескому плечу и напоследок вдыхала аромат леса, росы и умиротворения. И когда Кир гладил её спину, а Наташа понимала, что больше его не увидит. Он её — непременно, но не она. Тогда слезы катились ручейками, пропитывая ткань Кириной куртки.

Он опять покачнулся. Наташа удержала друга от падения и потребовала, шмыгнув носом:

— Иди.

Кивок. И всё. Они расстались.

***

Кое-как Наташа добрела до шоссе. Не заблудилась, и на том спасибо. Солнце окончательно укатилась за горизонт, и дорогу освещала тонюсенькая полоска. Скоро растает и она. В деревне вечерело стремительно.

Девочке не хотелось ни думать, ни говорить. Только прийти, упасть носом в подушку и заснуть. Вот бы всё оказалось ночным кошмаром, а завтра выяснится, что с Киром ничегошеньки не произошло...

Наташа проскользнула в дом. Она думала, что осталась незамеченной, но вскоре в спальню постучалась Раиса Петровна:

— Иди кушать, ужин на столе.

Кусок в горло не лез, но Наташа не смогла придумать причины для отказа. На кухне отыскался дедушка, попивающий травяной настой. Пахло ромашкой, шиповником и чем-то горьким.

«Печалью», — почему-то почудилось девочке.

— С Киром гуляла? — не отвлекаясь от чтения газеты, спросил дед.

— Да... — запнулась Наташа и положила в тарелку две ложки плова, — то есть нет.

— Передавай ему привет. И напомни, что он обещал порыбачить со мной.

Девочка еле удержалась от всхлипа. Сцепила ногтями край стола и, мысленно досчитав до пяти, выдохнула.

— Обязательно.

Наташа ковырялась в тарелке, размазывая рис по краям. Дедушка понимающе молчал.

Спала она без сновидений. Зато, как назло, проснулась в самую рань. Рассветное небо, розово-красное, разукрашивало крыши домов. На заборе вылизывался одноухий котяра Митька, любимец старушек и гроза домашних котов. Тарахтя и болезненно чихая, проехал трактор. Наташа бродила кругами по комнате. Если бы она была собакой, то скулила бы от бессилия. Но она была всего лишь девочкой, потерявшей друга.

Расставаться всегда тяжело. Но каково, когда точно знаешь: вы никогда не встретитесь? Кира больше нет. Он не улыбнется, не съязвит, не покажет очередную диковинку из волшебного мира. Дружить с дубом — что может быть смешнее?! Дуб — не человек. Как человека, осязаемого, материального и такого родного, Кира больше нет. Он исчез... Погиб.

Нет, хватит издевательств над собою! Надо уезжать к маме. В городе всё совсем иначе, там нет русалок, домовых и хранителей леса. И воспоминания со временем сотрутся.

— Я обещала приходить, — с сомнением пробормотала Наташа.

К кому? К дереву? Смех, да и только! И зачем к нему ходить, если оно не ответит. Слоняться по лесу и общаться сама с собой — замечательное времяпрепровождение.

— Он поймет, если я уеду, — уверяла она себя вполголоса.

Наташа откинулась на подушках, уставилась в потолок. За стеной невыносимо громко тикали часы. Раз-два. Тик-так. Заткнула уши пальцами, но в сердце отдавалось: тик-так-тик-так.

Уйти. Собрать чемодан, попрощаться с бабушкой и дедушкой — займет от силы минут сорок. А потом прочь от Камелево. Девочка метнулась к краю постели, но остановила себя. Нельзя нарушать, возможно, последнюю просьбу Кира. Он доверился ей, а она слиняет, поджав хвост? Из-за собственной слабости? Трусиха!

Тик-так.

На дрожащих ногах Наташа поднялась, добралась до шкафа, распахнула двери и схватилась за первую попавшуюся вещь.

— Слабачка, — просипело снизу голосом Лютого.

— Не-а, — не согласилась Наташа. — Я собираюсь позавтракать.

Он скорчил жалкое подобие ухмылки. Если Наташа сбежит, у неё появится враг в лице пусть и маленького, но далеко не безобидного домового.

— Почему ты не объяснил, каким он... стал? — Наташа влезла в сарафан и завязала спереди толстый пояс.

— На кой? Сам прекрасно справился. А иначе бы ты струсила и вообще не пошла. Ты боишься ответственности. Целое утро туда-сюда бродишь, места себе не находишь.

— А ты с ним можешь общаться? — с надеждой.

— Нет. — Лютый принялся отковыривать кусочек обоев. Выглядел он крайне раздосадованным. Да, Кира ценила не одна Наташа. И с чего она взяла, что только ей будет его не хватать? Наверняка Тина с Мариной, Лютый, упырь Веня и многие другие, с кем она не знакома, так же тоскуют по товарищу. Но ведь никто не спрятался под тонной одеял, не уехал. Даже мысли не допустил! Кроме Наташи. И она сильная, она справится. Кир не умер. Он здесь, совсем недалеко. И она обязательно сходит к нему в ближайшее время.

— Спасибо, Лютый, — Наташа послала домовому воздушный поцелуй, и тот, совершенно озадаченный, не подобрал язвительных слов для ответа.

Из зеркала на Наташу смотрело безжизненное лицо с бесцветными губами и заплаканными глазами, но она сумела смахнуть печаль: искусала губы до красноты, растерла кожу. На завтрак — манная каша. Самая вкусная вещь на свете, которую можно поедать сутками. Приправленная маслом и клубничным джемом, она дымилась и ожидала, когда её съедят.

— Доброе утро, — Наташа потерла веки, будто только проснулась. — Как ты умудряешься вставать в такую рань?

— Привычка, — бабушка подмигнула. — Подожди, станешь такой же старой, как я, научишься просыпаться с петухами.

— Бабуль, ты молодая, — убеждала Наташа, уплетая кашу. — Ты до соседнего села бегаешь, а я в пятнадцать лет разваливаюсь. Суставы от холода болят, иногда зубы ноют... Бр...

Раиса Петровна улыбалась, и морщинки в уголках её глаз и губ показались солнечными лучиками.

— Нет зубов — нет зубной боли. Какие планы на день?

— Погуляем с Димкой. Они с ребятами устраивают для меня посиделки около озера, — Наташа закатила глаза. — С костром, шашлыками и песнями под гитару.

— Потом заходите к нам. — Раиса Петровна погладила внучку по затылку. — Я торт испеку. А то видимся с Димочкой редко... Он показал тебе мопед?

— Нет ещё.

— Жуткая махина. Так и передай: «бабушка запретила на нем меня катать». А то угробит тебя. Статистика утверждает, что...

Наташа затрясла волосами.

— Хватит-хватит-хватит! Бабулечка, Дима осторожный. Он катается аккуратно и не причинит мне никакого вреда. Разве иначе бы ему купили мопед? Родители ему доверяют, и ты доверься. Кстати, очень вкусная каша.

— Ой, подлиза.

Раиса Петровна покачала головой. Манка осталась на самом дне, и Наташа выскребла её ложкой. Подумывала облизать тарелку, но справилась с соблазном.

Минуты текли медленно, так, словно сами толком не проснулись. До назначенных двенадцати часов оставалась целая куча времени. Наташа достала ноутбук и полистала список книг, выбирая какую-нибудь поинтереснее. Тут была и школьная программа, и зачитанные до дыр романы, и новинки литературы. Но душа ни к чему не лежала. Наташа открывала файл, читала пару строк и закрывала его, позевывая от скуки. Неожиданно она наткнулась на какую-то подростковую книжку: легкую, без особого сюжета, зато с красивой историей любви. По крайней мере, так убеждали одноклассницы.

Наташе подобные истории казались неправдоподобными. Её отношение к любви сформировалось давно и за годы не изменилось. В любовь она не верила. Особенно в книжную, где герои распинаются о чувствах на три листа текста и готовы пожертвовать собою ради любимого человека. И изъясняются так неправдоподобно, витиевато. Девочка считала, влюбись она, кроме: «Это... кажется, я люблю тебя...», и не выдавила бы путного.

Но эта книга засосала. Пускай глуповато, а кое-где персонажей хочется стукнуть по макушке, но вполне себе. И сердце замирает, и постоянно перелистываешь в конец, чтобы в сотый раз убедиться: у них всё отлично.

Наташа не заметила, как изгрызла четыре яблока и два ногтя, когда книжка кончилась, а в окно постучал Димка. Приятное совпадение. Так вот какое тарахтение донеслось с улицы пару минут назад.

— О, горожанка бодрствует? — Димка перелез через подоконник.

Какое чудо, что он не вор, иначе мог точно так же влезть ночью и, например, унести драгоценности. Или наблюдать за тем, как Наташа спит, слушать её дыхание и поглаживать волосы. Как герой в книге. Девочка поперхнулась. Как такое может нравиться кому-то; это же сущий ужас. Неприлично как-то таращиться на человека.

— Я с восьми часов не сплю, — весело огрызнулась Наташа.

— Верю. — Друг оседлал стул, словно коня — передом к спинке. — Короче, план действий. Двадцать минут тебе на сборы, потом едем на озеро. Там будут наши: Ира, Игорь с Семой, Вано. Развлекательная программа — обязательно! Искупнемся, если озеро прогрелось. А часам к семи верну тебя обратно. О'кей?

— Мы не с ночевкой?

Наташа аж выдохнула от облегчения. Спать в родной постели всегда приятнее, чем незнамо где, укутавшись в спальник и стуча зубами под завывания ветра или собак.

— Не, Ирка с Вано не могут остаться. Не беспокойся, попозже выберемся на ночь.

Девочка надела под сарафан купальник и побежала предупреждать о прогулке. Судя по стуку молотка, дедушка взялся за ремонт крыльца. С чего это он? Половицы разъехались лет пять назад, а удумал чинить он их сегодня?

Дедушка приколачивал новенькую дощечку.

— Деда, — Наташа встала за его спиной. — Я до семи часов с Димкой, ладно?

— Чтоб вернул в целостности и сохранности, — буркнул тот сквозь закусанный гвоздь.

— Не вопрос. А почему ты подался в ремонтники? — Она присела на соседнюю ступеньку.

Дедушка пососал гвоздь. После выплюнул его и сказал с невероятной горечью в голосе:

— За твоей бабушкой Евгеньич приударил, тракторист местный. То ромашек нарвет, то сумки с рынка дотащит. А она принарядится, брошки нацепит и идет за покупками. А я — что? У меня трактора нет. Приходится напоминать, какой я рукастый. В доме скоро кончатся поломанные вещи.

— Ты ревнуешь? — Наташа прыснула.

— Ревновать не ревную, но я свою Раечку какому-то мужику в жизни не отдам!

Любовь книжная сильно отличалась от реальной, хотя сходства имелись. За неё тоже боролись, страдали и не собирались делиться с кем-то третьим. И пускай дедушка был куда лучше Евгеньича, но боялся выглядеть хуже. А о том, что они с бабушкой прожили целую вечность вместе, он и не подумал. Более того, они не имели права расстаться.

— Деда, не переживай. Сломанные вещи я тебе обеспечу, — и она, хихикнув, рванула к Димке.