2
Через день, поутру, Эрвин обнаружил на полу своей камеры очередной поднос еды, смену одежды и книгу. По истории. Той истории, что он не знал никогда. За сутки одиночества после разговора с незнакомцем он уже решил, что диалог ему просто приснился.
Из-за плотной обложки, украшенной тонкой металлической гравировкой, книга выглядела, как драгоценность. Надпись на языке, которого Эрвин не знал, но он сразу понял, о чём она. Обложка книги была не просто обложкой — рамкой. Для карты. Совсем крошечной. С обширным фрагментом суши посередине. Всего лишь линии и штрихи на сияющей белой бумаге. Но Эрвин сейчас же представил полотна земель, покрытых травой, песками, лесами, холмами и скалами, змеящиеся реками, блестящие гладями озёр.
Волнение заставило взрослого мужчину трепетать и таить дыхание, садясь прямо на холодный пол и осторожно раскрывая книгу. Та же самая карта обнаружилась на форзаце — сложенная в несколько раз, более детальная и цветная.
«Это невероятно... Отец всегда был прав!»
— Леви..!
Эрвин мог поклясться, что увидел его на миг. Рядом с собой. Живого и плотного, брови нахмурены, взгляд исподлобья недовольный и снисходительный, но это ничуть не обидно.
— Ты опять с ума сходишь, Эрвин?
Скучный голос прокрался в уши, Эрвин потянул было руку к своему видению. Вот же он, бок о бок. Только бледный совсем и слегка растрёпанный спросонья. Левая рука тронула грубую спинку кровати. И боль копьём пробила грудь.
«Я был прав. Но я убил тебя».
Стальное копьё нагрелось и таяло, растворяясь в тепло. Которого Эрвин не заслуживал, но оно грело. Как солнце. Маленькое белое солнышко в темнице его души. Даже когда Эрвин его не принимал, не прощал и отталкивал.
Книга содержала массивы текста, разобрать которые Эрвин не мог. Но каждую главу сопровождали в изобилии подробные рисунки. Людей. И Титанов. И надписи на самих изображениях со стрелками, ведущими к различным частям тела, он стал интуитивно распознавать. А после, когда незнакомец заговорил с ним вновь, Эрвин Смит узнал даже больше, чем хотел бы.
В один из дней его голос был громче и ближе. Он разбудил Эрвина рано утром, когда прямоугольник под потолком был ещё синим. Человек находился не в камере, а в коридоре.
— Марлия — это государство, расположенное как раз на том огромном материке, что ты видишь на карте. Остров Парадиз...
— Слева и восточнее материка, — закончил Эрвин.
И как-то понял, что незнакомец кивает.
— Верно. Мир огромен.
— Зачем я здесь?
Эрвин уже задавал этот вопрос. Незнакомец терпеливо выдержал паузу. И повторил тоже, что и в прошлый раз.
— Чтобы узнать правду. Но я не могу сказать всё как есть и сразу. Это шокирует тебя. Наберись терпения. Завтра мы сможем продолжить наш разговор.
Человек за решёткой не уходил. Стоял позади каменной стены, за углом, встань Эрвин с постели — смог бы попытаться выглянуть. Но что-то мешало. Не только тупая боль под ребром, усилившаяся в самый неподходящий момент. Костями и мышцами владело странное и непреодолимое оцепенение.
Нельзя.
В тени коридора Эрвин видел чуть более плотную тень незнакомца — едва уловимое и зыбкое волнение. Но не мог поймать очертаний, высмотреть силуэт, хоть как-то представить себе облик говорящего с ним. Этот голос... уже немолодого мужчины, голос поставленный и чёткий, пусть и говорил человек негромко. Не спешил и не растягивал слова, расставлял паузы точно там, где Эрвин ждал и где оно было наиболее уместно. Как правило, так разговаривают учителя. Но зачем гражданскому беседовать с пленным командиром, да и кто бы это позволил? И почему, если Эрвин Смит пленник, поблизости нет не то что вооружённой охраны — вообще ни души? Ещё несколько дней назад его это не волновало, но чем дольше Эрвин находился здесь, тем больше странностей замечал.
— Понимаю: ты хочешь увидеть меня, — размеренный голос незнакомца слегка потеплел. Он будто сочувствовал пленнику, но Эрвин помнил и знал: к интонации оппонента следует прислушиваться, так как она может выдать чужие мотивы, но пускать её в себя! Человек всегда способен воззвать к человеку, даже если они по разные стороны решётки. И это может погубить, если намерения его нечисты. — Хочешь знать, с кем ты говоришь и зачем. Очень скоро это произойдёт. Твой пытливый ум с годами только заострился и приобрёл форму клинка, не так ли?
Интонация. Эрвин понял: голос человека будто звучал из самого подсознания, со старой пластинки. Далёкого прошлого. Казалось бы — что такого он произнёс? С таким же успехом незнакомец мог назвать вражеского командира расчётливым, находчивым, беспощадным. Пытливый ум... а какой же ещё. У лидера толпы самоубийц.
— Мы знакомы? — осторожно спрашивает Эрвин.
Темнота за решёткой медлит. Но отзывается ровно. С готовностью.
— Да. И очень давно.
Теперь Эрвин слышал удаляющиеся шаги.
Кто же ты?
— Марлия была могущественной нацией в древние времена. Но около двух тысячелетий назад власть Марлии была поставлена под угрозу, когда Имир Фриц, королева семьи Фриц и правительница «Людей Имир», заключила сделку с демоном, заполучив силу Титана Прародителя.
Эрвин раскрыл книгу на несколько страниц вперёд от самого начала и нашёл иллюстрацию с женщиной и огромным, рогатым зверем.
— После смерти Имир её «душа» была разделена на девять Титанов, которые унаследовали её силу и сформировали Элдийскую Империю. Часть этих Титанов сейчас находится на материке, часть — за Стенами, на острове Парадиз.
— Эрен Йегер... — Эрвин догадался, о чём пойдёт речь.
Обо всех разумных Титанах, что известны.
— ...Атакующий Титан, совершенно верно, — пленный командор снова понял, что собеседник кивает ему, в знак довольства верным ответом своего «ученика». — Женская особь...
— Анни Леонхарт.
Незнакомец продолжал перечислять тех, кто уже разоблачён Разведкой:
— Бронированный Титан...
— Райнер Браун. Бертольд Гувер... — эти двое обнаружили себя последними.
— Колоссальный Титан. Ещё есть Звероподобный Титан...
При упоминании Зверя боль под рёбрами снова дала о себе знать. Перед глазами Эрвина, прямо по страницам раскрытой книги, пронеслось поле неравного боя с угрозой гораздо больше испускающего пар Колоcса. Покрытый шерстью разумный гигант поднимал камни с земли и бил настолько прицельно, что уклониться не представлялось ни единого шанса. И эти глаза. Красные глаза его бесчисленных марионеток, по велению неведомой силы и воли превратившихся в послушный и слаженный строй. Эрвин бился не с безумными чудовищами — со вторым полководцем.
«Что же ты сделал с Леви, чудовище»,— произнесло эхо собственного голоса в мыслях. И обратилось отнюдь не к Звероподобному.
— ...Титан Грузоперевозчик, Зубастый Титан и Титан Молот войны. — Словно почувствовав напряжение пленника, незнакомец перечислил оставшихся разумных Титанов.
Странно называть безумием какое-либо явление в этом мире: Эрвин родился и жил там, где Безумие обитало за Стенами. И в Стенах, как позднее оказалось. Должно быть, скоро он узнает, что таилось в самых великих оборонительных сооружениях, известных ему. С тех пор, как в Стене был обнаружен Титан, командора мучила страшная догадка. И чем больше он узнаёт, тем больше убеждается в том, что так оно и есть. Стены основаны на Титанах. Сотнях и сотнях Колоссальных Титанов, которых каким-то образом удалось выстроить в ряды и замуровать. А если бы разразилась гражданская война, и люди направили вооружение друг на друга? Одна из внутренних Стен, например, Сина, могла бы рухнуть по всему периметру, выпустив наружу весь этот дремлющий ужас...
— Сколько ещё времени я проведу здесь? — слова, произносимые вслух, ненадолго, но гнали пробирающий холод из груди.
Эрвин ещё не надеялся на конкретный ответ, просто пусть этот человек говорит. Что угодно.
— Пока не ознакомишься с историей и особенностями жизни на материке. Иначе переговоры будут невозможны. Я должен подготовить тебя к встрече с высшим руководством.
— Если вы хотите узнать что-либо стратегически важное, то какова бы ни была ваша история и ваши намерения — я ничего не скажу.
— Это не нужно. Наши агенты уже выяснили всё, что требовалось.
— Тогда зачем нужен я? Если вы думаете, что устранив меня из командования Разведкорпуса, вы остановите вылазки за Стены...
— Наберись же терпения. Всему своё время.
Человек перебил его мягко, не повышая голоса. И Эрвин снова ощутил что-то смутно знакомое. Оно щемилось в холодной груди толикой, крохой тепла. И всё живое внутри хваталось за неё, как за последний тлеющий в темнице уголёк.
— Что не так? — поинтересовался незнакомец в наступившей тишине.
— Ничего. Наша беседа напомнила мне уроки истории.