16
Лес наклонял свои кроны, образуя арку, и делали это всё больше и больше деревья, закрывая нам вид на небо. Оказалось, что Мелори тоже пошла с нами, но я переживал за то, как она будет защищаться от заряда. Впрочем, у Мелори всегда был запасной выход из ситуации, поэтому тревога моя быстро спала.
Склоняющиеся ветки образовали купол, где сидело что-то похожее на фантомную кошку.
— Будь осторожен, — предупредил Геберсон, — Стражники Аркейна могут принимать любые формы, чтобы привлечь твоё внимание. Но они могут перевоплотиться в любой момент. чтобы тебя схватить.
— А ещё они достаточно плохо видят, чтобы мгновенно увидеть тебя, — дополнила Мелори, — Поэтому двигайся медленно и осторожно, чтобы он тебя не увидел.
Я пошёл первым. Кот Арканы сидел неподвижно спиной ко мне, смотрел в тёмную даль ветвей, идущую далее. Аккуратными шажками я приблизился и увидел второе сердце Арканы, в виде алмазного клыка с пульсирующим внутри сине-голубым светом. Аккуратно взяв его, я, не оборачиваясь, пошёл дальше и передал сердце Геберсону. Но в этот момент стражник обернулся и тот час превратился в искрящийся шторм. Мелори встала передо мной и создала барьерный щит посохом.
— Это не поможет! Они разбивают щиты вдребезги! — кричал я Мелори.
— Не бойся, сынок, я знаю, что делаю! — сказала Мелори и, отбежав назад, взяла дымовой амулет, распылив сажу вокруг шара. Он быстро приземлился на землю и заметно ослаб, но к нему было всё ещё опасно подходить близко. Без тени страха я подошёл и, разрезав его напополам, нейтрализовал его. Мелори была поражена моей смелостью, а Геберсон, видимо, посчитал меня небывалым везунчиком. мы вместе пошли в дом Алисы рассказать о случившемся.
Пока Геберсон и Мелори болтали с Алисой на кухне, я зашёл в кабинет Геберсона. Он сказал оставить сердце на его столе, и я так и сделал. К тому же, положил первое найденное мной сердце, чтобы он точно не ошибался в своих расчётах. После я ушёл из дома через задний выход. У меня предстояли ещё больше опасных приключений, о которых никто не должен знать.
Я отправился прямым курсом до Гобберсона, чтобы пройтись по родным моему сердцу пейзажам. Прекрасные поля, засаженные цветами, мрачнеющие сумерки, огни фонарей и окон, кроны деревьев. Весной этот город выглядит прекраснее, чем в любое другое! Я прошёлся по полям и вдруг увидел старую каменную лачугу, напоминавшую мне церковь. Решил испытать удачу и зашёл туда.
Внутри стоял какой-то странный шум, вроде шелеста крыльями, но никакой птицы я и поблизости не видел, Я шёл, пока не завернул за угол, в маленькую каморку, и не почувствовал резкую боль в запястье. Я взглянул на неё и увидел, что я порезался чем-то, да так сильно, что багряная кровь впиталась в мою рубашку. Попытавшись остановить кровотечение, я от бессилия упал на пол, чувствуя себя в небывалой для меня раньше экзальтации. Я отпустил руку, и кровь потекла по гнилым доскам, к тому же, в этот момент кровь потекла ещё из носа. Меня переполняло возбуждение, приятное покалывание в месте ранения и теплоту от стекавшей по моему лицу крови. Я почувствовал запах и вкус железа, а позже я потерял сознание. Но это было не то прежнее бессознание, как до этого. Я не встретил Редо или странные флешбеки, я был в некотором трансе. Мне навеяло приятных воспоминаний из детства, мои несбывшиеся мечты и желания, которые, однако, не были обычными для нормального и психически здорового человека. Например, я раньше очень долго думал о приобретении навыка некромантии, чтобы можно было сделать себе подданных из кошек, змей и лис и сделать восстание на бесящих учителей. Или же завести себе террариум смертоносных змей и подружиться с ними, чтобы получать из них яд и сделать себя бессмертным, а недругов — залить его в чай, когда они придут в гости. я уже не помню, сколько я просидел, но достаточно долго, чтобы Мелори и Геберсон начали что-то подозревать.
После того, как я проснулся при тусклом свете восхода, я нащупал ослабшей рукой что-то металлическое и похожее на длинный маленький крест. Это оказался карманный тонкий нож, сделанный под крест, из серебра, покрашенного в золото. Я взял его с собой, надеясь повторить в дальнейшем только что случившийся опыт, и пошёл домой. Удивительно, но проехать без билетов на поезде мне удалось уже во 2-ой раз... Или 4-ый ?
Когда я вошёл, то все буквально ужаснулись при виде моего лица. Мои волосы были потрёпанные и запутавшиеся, лицо вымазано в засохшей крови, рубашка ей же испачкана, а ходил так, будто у меня приход или я очень пьян. первой вскочила Мельтодора, которая пришла позже сюда, и потащила в спальню. Алиса и Геберсон понесли лекарства и бинты, а Мелори и Корвин стояли в стороне и смотрели, что со мной будет дальше. Когда Алиса сняла с меня пиджак и рубашку, она увидела огромный краснючий разрез на запястье, который осторожно обработала и забинтовала.
— Господи, что с ним случилось-то за эту ночь? — выкрикнул Корвин.
— Без понятия, — выдохнула Алиса, положив аккуратно меня на кровать.
— Не дай бог перепил где-нибудь. Или вообще употребил что-то потяжелее... — проворчал Геберсон
— Это будет удивительно, потому что у нас и 3 городах поблизости алкоголь продаётся только с 25 лет, а ему 23, а наркотики вообще запрещены!
— Но ты же знаешь, что тот, кто захочет, обязательно найдёт?
— Знаю, пап.
— Вот и отлично. А пока посмотри его руки, может, там есть следы от уколов. А ты, Мельтодора, проверь его сумку на предметы чего-нибудь подозрительного.
Я был настолько не в себе, что не слышал их голоса. Передо мной были лишь их размытые лица. Краем глаза я заметил, что Мельтодора копалась у меня в сумке, а Корвин подошёл к нам. Я еле слышал, сто он говорит что-то по типу "Братан, ты слышишь меня? ТЫ слышишь нас?!"
Тем временем Мельт нашла у меня тот нож-крест и показала Геберсону.
— Посмотрите только на это! — сказала Мельт, открыв его перед ним, — Это нож! Откуда он его взял?
— ... Да к тому же такой красивый... — дополнил Геберсон, — без понятия, откуда его можно взять. Разве что у священников...
— Эти ножи уже не выпускаются с 1970-х годов, — сказала Мелори
— Я знаю. я имею в виду, что он мог подружиться с священником и выпросить этот нож у себя, но, судя по тому, какой он старый и что в Меджикуте нет ни одной церкви или священнослужителя в проживающих здесь, он нашёл его в заброшенной церкви.
— Я часто такие видела в Гобберсоне, — вклинилась Алиса, — Там они почти в каждом укромном уголке.
— Вот именно. Миркл уезжал в Гобберсон, и не сказал нам этого. Когда он очнётся, вы все покинете комнату, и я поговорю с ним наедине. Хорошо?
Все кивнули. Корвин и Мельтодора сразу ушли, а Алиса и Мелори побыли ещё немножко. Только когда я потихоньку приходил в себя, я видел, как они уходили.
После прихода в себя, я увидел только Геберсона, который сидел в конце кровати. Я сел, и он начал говорить со мной:
—... Итак, Миркл, что ты делал в прошлую ночь, что мы тебя всем домом откачивали и ты ничего не говорил на наши слова? — сказал он.Я видел, как солнце отражалось на его очках и седине.
— Ничего, — равнодушно ответил я.
— Не ври мне, Миркл. Я же знаю, что это не с проста. Ты мне уже давно стал как родной сын, за которого я переживаю больше, чем за себя. Так что просто расскажи мне, что ты делал, и я выслушаю тебя, и поддержу.
— Вы не будете рады этой истории.
— Мне всё равно, где ты был и что делал. Мне главное — твоё здоровье и твоя психика. Миркл, сын мой, просто расскажи мне, это разве так сложно? можешь мне излить душу, или выплакаться в моё плечо, и я поддержу тебя, каким бы ты мерзавцем не оказался в чужих или своих же глазах.
После этих слов я растрогался и рассказал всё, что со мной произошло в Гобберсоне. О приятных воспоминаниях и странном радостном ощущении после ранения и при виде крови, описав всё в подробностях, приправляя своими страхами о своих проблемах и мыслях о своей вине за произошедшие в прошлом события. Под конец я даже немного заплакал, и Геберсон прижал меня к себе. Услышав всё это, он молча посмотрел на меня понимающим взглядом и обнял меня.
После этого я тихо сказал дрожащим голосом:
— Можно я останусь один в комнате?
— Да, конечно, — сказал Геберсон и вышел.
Я остался совсем один в комнате, затопленной солнечным светом. Совсем один, как и раньше... Как и всегда в моей жизни! Я обречён на вечные страдания, на вечные несчастья, в первую очередь близким мне людям... Ходил по комнате, рассматривал семейный портрет Геберсонов, пока мне не стало лучше. После этого собрался и поехал обратно в Мазерланг, откуда не выезжал достаточно долгое время.
Это было время для застоя для меня. Всё это время я сидел дома и наводил в нём порядок. Я специально просил не навещать меня, так как понимал, что мне нужно отдохнуть на время от людей, но не знал, для чего и надолго ли. Так продолжалось несколько лет, пока мысли не смягчились и не успокоились.