Муза

"Мне жаль, Коул", - сказал Марк О'Ши в конце моей смены в пабе на следующий день. На лице моего босса была маска искреннего беспокойства и сожаления. "Просто бизнес в эти дни идет слишком медленно. Спад".

"Верно", - сказал я, мой тон был ровным. "Я понимаю".

"Извините, что заставил вас прийти сюда, но я хотел сказать вам об этом лично". Он изучал мое лицо, его брови нахмурились от беспокойства. "Как только он возьмет трубку - в ту самую чертову секунду - я позвоню тебе".

"Я ценю это".

Марк поджал губы. "С тобой все будет в порядке?"

"Да", - сказал я, сумев слабо улыбнуться. "Я буду в порядке".

Выражение лица моего босса-бывшего босса было сомнительным. Он вложил мне в руку конверт. "Ваша зарплата плюс несколько дополнительных фунтов. И позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится".

"Хорошо. Спасибо, Марк".

"Мне жаль, Коул. Правда."

Я попрощался и вышел из "Маллигана" в серый полдень. В тот день я проснулся со странным приливом оптимизма. Сон об Амбри был таким же острым и вязким, как всегда. Видения его элегантного костюма, его прекрасных рук, скользящих по моим бедрам, заполонили мои мысли. Он был жив в моем сознании так, как не было уже несколько месяцев, и у меня возникло глупое желание, чтобы он был реальным. Чтобы поговорить с ним, чтобы облегчить мое сокрушительное одиночество, чтобы, возможно, прикоснуться к нему на этот раз и быть тронутым...

Но он не был настоящим. Единственный способ сохранить его - это нарисовать его. Я решил, что после смены в пабе на свои чаевые куплю масло и нарисую его в полном цвете. Может быть, у меня получится что-то хорошее. Может быть, я смогу его продать...
Сейчас я был безработным и не мог позволить себе краски. Мне пришлось бы искать новую работу, или я мог бы делать наброски в Гайд-парке, но при цене в десять фунтов за портрет мне пришлось бы иметь десять клиентов в день, каждый день, просто чтобы удержаться на плаву. Давящая тяжесть неудачи казалась еще тяжелее, к которой примешивался стыд за то, что я испытываю эпическую жалость к себе.

На улице я проверил свой телефон на наличие сообщения от Вона, зная, что его нет. Я, который был год назад, был бы в ужасе от того, что рассчитываю на кого-то другого. Теперь душевное истощение лишало меня энергии и окрашивало каждую мою мысль, так что идея нарисовать Амбри казалась глупой и потакающей. Даже детской.

"Заткнись к чертовой матери", - шипел я на разрушительные мысли. Вчерашняя пара была в восторге от эскизов Амбри. Это было уже что-то. Я не был совсем безнадежен.

Но все же.

Я вернулся в квартиру и рисовал демоническую версию Амбри до боли в руках, погрузившись в работу и оставив негативные мысли и депрессию позади на несколько славных часов. Когда я закончил, у меня было три полноразмерных наброска, которые, как мне казалось, могли бы стоить приличную цену в парке. Наброски его в элегантном костюме, но с черным-пречерным блеском в глазах. Бледная кожа, пернатые крылья и высокомерная ухмылка, которая была слишком похожа на человеческую. Я провел пальцем по линии его челюсти.

"Кто ты?" прошептал я.

Я спрятал наброски в сумку. Маленькие эскизы его рук, дуги крыла, сверкающего черного глаза... их я вырезал из своего эскизного альбома и наклеил на лист картона. Образцы моих работ, чтобы привлечь клиентов. Затем я вышел в поздний полдень, который был таким же холодным и серым, как всегда, грозил дождем, но в моем сердце горел крошечный проблеск надежды.

В Гайд-парке было немноголюдно, но, к моему облегчению, эскизы демонов расхватали почти сразу. Я выставил цену в двадцать фунтов за каждый, что мне казалось рискованным, но каждый покупатель говорил мне, что я недооцениваю свою работу.

"Я никогда не видел ничего подобного", - сказал один парень, восхищаясь эскизом Амбри с одним из его жуков, покоящимся на вытянутой руке. "У тебя здесь что-то есть".
Я поблагодарил парня - и богов - за купюры в моем бумажнике, который уже несколько недель не казался таким толстым. На несколько коротких мгновений я освободился от пронизывающего до костей стресса и мрачного настроения, которое преследовало меня в последнее время,

К сумеркам я сделал около дюжины портретов и уже подумывал о том, чтобы закончить работу, когда ко мне подбежали три долговязых парня в ветровках, двое с бутылками пива в руках, смеясь и говоря с густым манчестерским акцентом.

"Эй, приятель! Что у тебя тут?" - спросил один из них, жестом показывая на миниатюры Амбри. "Ты работаешь над каким-то комиксом?".

"Нет, просто кое-что придумал", - неубедительно ответил я.

"Неплохо, черт возьми", - сказал другой, подходя ближе. Его взгляд был стеклянным от выпивки, но в то же время хитрым, когда он окинул меня взглядом. "У тебя осталось что-нибудь?"
"Нет, я... Нет".

"Продал, да? Что еще у тебя есть?"

"Что ты имеешь в виду?" спросил я, когда волосы на моей шее встали дыбом. "Я делаю портреты. Десять фунтов..."

"Слышал? Он нарисует твою симпатичную рожицу за десять фунтов, Олли", - захихикал другой, толкая его.

Я сгорбился в своем пальто, чувствуя себя как мой десятилетний ребенок в начальной школе, которого дразнили большие дети за обедом. Парни сгрудились, разговаривая и хихикая между собой, а затем помахали мне рукой.

"Может быть, в следующий раз, приятель!"

"Увидимся!"

Я вздохнул с облегчением, когда они ушли... и проклял свою неосторожность час спустя, когда они загнали меня в угол, когда я шел к автобусной остановке. Меня прижали к стене между аптекой "Бутс", закрытой на ночь, и заброшенной парикмахерской. Двое мужчин держали меня за руки, а третий рылся в моей куртке.

"Не надо, пожалуйста..." прохрипел я, борясь с собой, хотя сердце билось о ребра, как дикий зверь.
"Пожалуйста", - передразнил парень, засунув руки в мои карманы. Он подошел к моему бумажнику - толстому от сегодняшних продаж - и очистил его. "Такой вежливый".

Он сжал купюры в кулаке, а затем ударил меня в живот. Другой удар пришелся справа и ударил меня по лицу, сбив мои очки на землю. Я услышал хруст стекла, затем снова - громче - один из парней сильно наступил на линзы, разбив их в пыль. Еще один удар; я почувствовал, как зубы рассекли мою нижнюю губу, и кровь брызнула на тротуар. Парни, державшие меня, отпустили, и я рухнул на землю, свернувшись в клубок в слабой попытке отбиться от ударов и пинков, которые сыпались со всех сторон.

В конце концов, шум крови в ушах утих, как отлив, и я понял, что остался один. Боль охватывала каждую часть меня. Я медленно сел. Кровь капала изо рта, носа, из пореза над глазом. Я осторожно вдохнул. Бока болели, но ребра не сломаны. Я надеялся.

Долгие мгновения я сидел у стены и смотрел на пустой переулок в наступающей темноте. Они забрали мой этюдник, а бумажник лежал на грязной дорожке, как мертвая птица, открытый и пустой. Того, что я заработал в тот день, хватило бы на две недели аренды. Мимолетная мысль о том, что я мог бы рисовать больше, то появлялась, то исчезала - оправа моих очков была погнута и перекручена, в ней валялось то, что осталось от линз.

Я проанализировал свои чувства по этому поводу и обнаружил, что у меня их нет. Ни отчаяния, ни тревоги, ни страха. Я был где-то ниже их всех, и это должно было пугать меня больше всего.

Наступила ночь, а вместе с ней и холод. После этого я бродил по городу. Прохожие смотрели на кровь на моем лице, с которой я ничего не делал, и обходили меня стороной. У меня не было ни плана, ни направления. Уличные знаки были для меня размыты. Темза оставалась справа от меня, и в конце концов я оказался на мосту Блэкфрайерс.

Вода была черной и неподвижной, только несколько рябин блестели серебром под лунным светом. Я засунул кулаки поглубже в карманы, ища тепла, которого там не было. На меня навалилась усталость, которая не имела ничего общего с бессонными ночами. Это была усталость, которая возникает, когда несешь тяжелую, невидимую ношу, которую никто не может увидеть или потрогать.

Я посмотрел вниз, на тихий и неподвижный участок моста, и почувствовал желание бежать. Никакой цели; просто бежать, пока мои легкие не сгорят, а щеки не станут горячими от холодного ночного ветра. Бежать и бежать, пока я не окажусь в другом месте. Пока я не стану кем-то другим. Может быть, по пути тяжелый груз моего существования спадет, и я освобожусь от него.

Я перевел взгляд на черную воду.

А может, я просто исчезну.