Предложение
15 аркан -- Дьявол*
Проси ещё, у Бога есть совсем другая красота
И небо окнами во двор.
Уже темно, на проводах звенит вселенная, стремясь
Нас разлучить, взрывая фонари.
Проси ещё, скажи ему, что я не в силах устоять
На этом шаре и держать тебя внутри.
Моя Дорогая, «Проси ещё»
После ночного приключения она отсыпалась больше суток. Птички её не тревожили, да и даже если бы попытались разбудить, то у них бы ничего не вышло. Ей изрядно не хватало бодрости даже после такого долгого сна, так что обед ей доставили в Третью. И это, конечно, было абсолютным плюсом жизни среди мальчишек – они носились с ней, как с какой-то диковинкой. Ани потихоньку приходила в себя и не очень-то вслушивалась в пересказываемые друг другу взволнованным полушепотом сплетни.
Стервятник угощал её невесть откуда взявшимися шоколадными конфетами. Хотя она и не рассказала ему об их со Слепым ночной прогулке по Лесу. Да он и не спрашивал, просто пребывал в каком-то странно благодушном настроении, и при этом был абсолютно трезвым.
С наступлением ночи ей пришлось взять себя в руки, чтобы не заснуть, тело требовало платы за свою нелёгкую работу. Но после слов Ральфа накануне у неё было неспокойно на сердце, так что она потихоньку улизнула из неспящей птичьей спальни и лёгкой тенью пересекла коридор.
Ральф был в своём кабинете, колдовал над кофеваркой и курил. Когда она вошла, он поспешил затушить сигарету и предложил ей кофе. Это было очень кстати. Ани уселась на подлокотник дивана, поближе к распахнутому окну, и ждала, пока он доварит кофе и разольёт его в крошечную чашечку и свой неизменный стакан в латунном подстаканнике.
И только когда он осторожно подал ей чашечку, она наконец рассмотрела его лицо и ахнула.
– Что это? – рука сама потянулась к его вспухшей синяком скуле, нежно прикоснулась, а он перехватил её прохладные пальцы и задержал их у щеки.
– Небольшое разногласие, – попытался отшутиться Ральф, но на неё это не подействовало, она ждала более внятного ответа.
– Это Слепой, – нехотя пояснил мужчина. – Мне пришлось вывезти его для серьёзного разговора в наружность, вот он и... поборолся за свою свободу.
Она ничего не понимала, смотрела с изумлением и хлопала глазами, пытаясь подобрать слова.
– Крёстная пропала, и я уверен, что он в этом завязан по уши, хотя доказать не могу. Я пытался выяснить, что с ней сделали и чем это нам всем грозит.
– Ничем, – спокойно ответила она. Теперь пришла очередь Ральфа недоумённо таращиться.
– Тебе надо было допрашивать не Слепого, а меня.
– Что ты имеешь в виду? – упавшим голосом спросил он.
Она пожала плечами, потом дотянулась и легко поцеловала его раненую скулу.
– Я была там, когда ты рассказывал про Крёстную. Ночью...
Ральф поморщился. Ему не нравилось, что она видела его в таком состоянии.
– И помогла Слепому от неё избавиться. Не спрашивай, что мы сделали, но в этом мире её не найдут. Разве только на Изнанке, и то – вряд ли.
– Но почему? – начал мужчина, а она перебила его, торопясь высказаться, пока в нём не проснулись рефлексы воспитателя.
– Она пыталась убить меня, помнишь? На самом деле убить. Я не могу объяснить тебе всего, но её намерения были очевидны, только причину я не могла понять, пока не услышала твой рассказ. Я мешала ей как девушка Стервятника, как якорь, который может удерживать его в жизни. Не сомневаюсь, если бы ей удалось вынудить Стервятника покинуть Дом, она бы очень быстро довела его до края или просто поспособствовала его смерти.
– С чего ты...
– Призрак Макса не покинет Дом, и за его стенами Рекс останется совсем один, навсегда. Теперь навсегда. Честно говоря, я бы убила её без сожалений, но мне нужно было не это. Мне нужно было, чтобы она больше не смогла навредить ни ему, ни Максу. Я не смогу это доказать, но это из-за Крёстной Макс умер. Понимаешь? Поэтому я помогла Слепому утащить её на Изнанку.
***
Ральф смотрел, не отрываясь. Кажется, сегодня он видел её впервые. Хрупкую девушку с бледной кожей и грустными глазами. Которая, оказывается, могла быть и такой тоже. Безжалостной, твёрдой и острой как стальной клинок. Всё-таки она была одной из детей Дома, давно не ребёнком внутри. Он чувствовал её гнев и готовность ответить за свои решения. Девочка никогда не говорила так о собственной тётке, которая принесла ей столько проблем, не злилась на подставивших её соседок, но она не могла простить Крёстную, которая отобрала у неё лучшего друга и пыталась убить его брата. Ей не было страшно за себя, пока она могла сделать что-то для друга. И Ральф чувствовал, что такой любит её ещё больше, хотя и не знал этого раньше.
Он почувствовал, что его губы растянулись в улыбке, как он ни старался напустить на себя строгий вид.
– И ты уверена, что теперь она не сможет им навредить? – нежно спросил он, любуясь своим чудовищем.
Она решительно кивнула.
– Да. Не спрашивай, почему...
– Но Стервятнику всё равно придется покинуть Дом после выпуска.
– Не придётся. Он найдёт способ, я в этом уверена, – серьёзно возразила она, и тут же стушевалась. – Ты не злишься на меня?
– Должен, наверное, но не злюсь. Хотя я и не в восторге, – соврал он.
Опытным путём выяснилось, что целоваться с синяком было не так удобно, как обычно. Он недовольно скривился, прикасаясь к ране, и вспомнил кое-что странное, промелькнувшее в беседе.
– Когда я уже вёз Слепого обратно, он сказал очень странную фразу. Я так и не смог её понять, может, ты поможешь. Он сказал, что с удовольствием обеспечил бы мне вторую пощёчину, только ты не позволишь.
Выражение ужаса на её лице сменилось уже знакомой виной.
– Я попытался добиться от него подробностей, но это было единственным, что он сказал за всё это время. Ты как-то сказала, что не думала, что заплатишь моей болью... Это была плата Слепому?
Краска залила её лицо и она едва заметно кивнула. Уже хоть что-то.
– И за что ты заплатила, позволь спросить.
– Я не могу сказать тебе, Ральф, иначе это не сработает. А это очень важно, поверь, – теперь она побледнела. Ладно, в конце концов он не так и надеялся получить ответ. Он сел на диван, но она тут же оказалась рядом, обвила шею руками, прижалась горячим нежным телом, зашептала в ухо, касаясь его губами.
– Прости меня, пожалуйста, я знаю, что приношу тебе столько расстройств. Прости. Но я не хочу от тебя отдаляться, поверь мне, пожалуйста.
Он удивился:
– О чём ты?
Девушка лукаво улыбнулась:
– О том, что ты сказал ночью.
– Я был очень пьян, – попытался оправдаться он. – Не стоит придавать значение пьяной болтовне.
– А я буду, может ты был пьян, но ты сказал, что меня любишь.
– Я говорю это тебе и трезвым, – невесело усмехнулся он. Она ни разу не ответила ему на это, и Ральф терялся в догадках, почему. Эта ночь не стала исключением.
***
Летние дни продолжали мучать жарой. Ей очень не хотелось думать о выпуске, но никак не получалось. Под окнами Дома появился странный палаточный лагерь и ей становилось чуточку легче, когда она на него смотрела. Его вид говорил ей о том, что не у неё одной проблемы. Всегда очень тихий Македонский стал невыносимо ярким изнутри, так что рядом с ним было тяжело находиться и она удивлялась, как другие не замечали этого.
Слепой пострадал от насильственного путешествия в наружность. Он покрылся мерзкой на вид и противной по ощущениям сыпью, которую Шакал называл Болезнью потерявшихся. А она, каждый раз глядя на его расчёсы, вспоминала слова Ральфа. Что-то ей подсказывало, что он прекрасно знал про БП и таким образом позаботился о том, чтобы никому из дирекции и в голову не пришло попытаться выкинуть Слепого из Дома до выпуска.
Пекущее солнце не давало стенам Дома остыть даже ночью. Рыжий тихо собирал манатки, он что-то придумал и явно собирался уютно окопаться в наружности. Она смутно помнила, что песня его была именно об этом. Стервятник маялся: днём был величественен и с преувеличенным энтузиазмом обсуждал свалившееся на него наследство (нотариус приезжал в Дом, чтобы оповестить его), а вечерами делался мрачен и прятался где-то на стремянке или среди растений.
Мучительная жара и приближение выпуска не обошло стороной и их с Ральфом. В одну из ночей у них состоялся странный разговор, после которого и она превратилась в сомнамбулу, слонявшуюся по Дому, не видя ничего и никого вокруг, днём и ночью погружённая в невесёлые размышления.
Началось всё с коробочки.
В одну из светлых ночей, когда она пришла к Ральфу, он был рассеян, как будто что-то полностью занимало его мысли. Усадил её на диван, сказал, что им нужно серьёзно поговорить. Она даже хотела пошутить, что обычно так начинает беседу девушка, когда думает, что она беременна, но подавила неуместную шутку и приготовилась слушать.
Он вынул из кармана брюк маленькую квадратную коробочку, обклеенную тёмно-синим бархатом, и положил в её ладони.
– Открой, – велел мужчина. Она послушалась и тихо ойкнула, обнаружив внутри два простых гладких кольца: большое и маленькое.
– Возьми их, – взъерошив волосы тихо сказал он. – Оба. Я хочу, чтобы ты хорошо подумала.
– О чём? – она очень старалась не расплакаться, потому что от его голоса у неё сжалось сердце. – О чём ты хочешь, чтобы я подумала?
Он прошёлся по кабинету, собираясь с мыслями. Потом присел перед ней на корточки, взяв её руки в свои.
– Я тебя люблю. Ты знаешь это, – начал он, поймав ее взгляд. – И я хотел бы, чтобы мы поженились. Но... Мне важно знать, что ты действительно этого хочешь. И что ты веришь в меня по-настоящему. Поэтому решать будешь ты. Я уже принял своё решение.
Ральф помолчал, потом продолжил.
– Ты не ребёнок. Я знаю, что у тебя есть своя жизнь, и есть что-то, что мне трудно понять. Как трудно было вспомнить, что происходило со мной на Изнанке. Но я хочу, чтобы ты поняла, если мы будем вместе, семьёй, ты должна будешь мне довериться полностью. Иначе это не имеет смысла.
Он поднялся.
– Я буду ждать столько, сколько понадобится. Захочешь ответить мне да – отдашь моё кольцо. Или вернешь мне оба, если они тебе не понадобятся. В любом случае, я выполню свое обещаниё, Ани. Что бы ни случилось, я не позволю твоей тётке даже коснуться тебя, не то что забрать куда-то после выпуска.
Той ночью она ушла от него рано. С тяжёлым сердцем и маленькой коробочкой в кармане, с которой с тех пор не расставалась, таская её с собою везде.
В очередной раз слоняясь по коридорам в попытках не сойти с ума от приближающегося выпуска и своего выбора, она чуть не влетела в пыльное зеркало, с незапамятных времён стоящее на перекрестке, настолько грязное, что девчонки гадали по нему, протирая маленький пятачок в пыльном слое.
В это же зеркало ушла её предшественница. Как там она сказала? Да, «хорошая дверь». Может, и хорошая, но вряд ли ей подойдёт. Она в сотый раз за день нащупала в кармане бархатные бока коробочки с кольцами и в сотый раз вздохнула. Заставила себя вытащить из кармана руку и протереть зигзаг на пыльной глади. Из зеркала на неё посмотрела незнакомая женщина с жёсткими холодными серыми глазами и упрямой линией губ. За спиной у женщины виднелись тёмно-синие крылья Алконоста. А ещё она была отчаянно, невыносимо одинока, и Ани казалось, что от её дыхания стекло покрывается с той стороны тонкими морозными узорами. Узоры медленно затянули протертую её рукой полынью и скрыли видение, так что она снова прикоснулась к обжигающе холодному стеклу и провела по нему ладонью, перечеркивая один зигзаг другим.
Зеркало отразило её, такую, как она была сейчас, и никакой птицы рядом. Она моргнула, но отражение не повторило это, а обернулась и улыбнулась кому-то высокому, подошедшему сзади и положившему руку ей на плечо. Он был слишком высок, чтобы его можно было разглядеть в протёртой части зеркала, но этого и не требовалась, Ани узнала руку, на которой не хватало мизинца – это был Ральф. Она хотела ухватиться за этот образ и поверить ему, но стекло подёрнулось мелкой рябью, как речная вода, и образ пропал. Теперь в зеркале не отражалось ничего и это пугало. Она нервно провела по стеклу рукой, ещё раз, повторяя предыдущий зигзаг.
Внутри забрезжил свет. Теперь на переднем плане была птица, она сидела на сломанном фонарном столбе и вроде бы пела или кричала – звук не доходил с той стороны, а лицо птицы, как обычно, не выражало ничего. У подножия столба лежало безжизненное тело и вокруг него растекалась тёмная лужа, а рядом на коленях сидела она, уткнувшись лицом в грудь мёртвого мужчины. Когда её зазеркальный двойник поднял голову, ей показалось, что это её убили – такими пустыми были глаза рыдающей девушки. Ей не хотелось думать о том, чьё тело лежало на асфальте, он был одет во всё чёрное и совершенно точно мёртв. Так что Ани просто закрыла глаза и бессильно прижалась лбом к холодному стеклу.
Отвернувшись от зеркала она посмотрела на свою грязную ладонь и пошла мыть руки и заодно умываться. Гадание не принесло ей ничего нового. Этими сомнениями она жила уже несколько дней и не могла думать ни о чём, кроме них.
Жара измотала всех и когда наконец-то пошёл дождь, половина Дома радостно рванула под серые, едва не шипящие на горячем асфальте капли. Из коридорного окна было видно кружащего в экстазе Табаки и пляшущих вокруг логов. Шакал запрокинул голову и ловил капли ртом, даже просто наблюдать за ним было достаточно, чтобы почувствовать нежные поглаживания дождевых капель на своих щеках. Ей бы хотелось оказаться там, со всеми, радоваться дождю, чувствовать его прикосновения и взрываться от переполняющей её радости. Но вместо этого она сидела на подоконнике, не в силах пошевелиться, намертво прикипев пальцами к бархатной коробочке в кармане, и наблюдала за двором. Ей казалось, что она смотрит на двор сразу сквозь два окна: Дома и свои глаза, остекленевшие и неподвижные, как и её тело, такое же застывшее, ставшее стенами для кого-то живущего внутри.
Из оцепенения её выдернуло мокрое полотенце, шлепнувшееся ей на руки. Удивленно поморгав, она обнаружила рядом улыбающегося Коня:
– Не собираешься идти обедать? Наши уже сползлись в столовую, пойдём!
Она кивнула, и парень снял её с подоконника и, чуть не перейдя в галоп, потащил за собой.
В столовой было шумно и мокро от праздновавших дождь. Казалось, сюда набилось всё население Дома, хотя в последние дни обеды посещали неохотно, а на завтраки и ужины столовая почти пустовала. Она устроилась рядом с мрачным и каким-то бесцветным, несмотря на праздничный прикид, Стервятником, отметив, что после обеда надо будет попытаться узнать, что у него произошло. Мокрые встрёпанные птицы радостно переговаривались и уничтожали обед. Надо было тоже съесть что-то, хотя кусок в горло не лез, поэтому она крутила головой, рассматривая присутствующих. Обычный бардак за крысиным столом. Рыжий, кажется, подмигнул ей из-за зелёных стекол очков. Фазаны молча и методично пережевывали пищу. Псы перешучивались, только Чёрный сидел молча, погружённый в какие-то невесёлые размышления. Всех вожаков сегодня накрыло что-ли? За столом четвёртой было пустовато. Сфинкс только пришёл в сопровождении Табаки и Лэри. Курильщик кормил Толстого, рассеянно оглядываясь по сторонам, будто что-то потерял. Рыжая с Русалкой скучали над своими тарелками.
Мрачной тенью отца Гамлета вошёл Ральф. Обвел всех тяжёлым взглядом, от которого у неё заныло сердце, и оповестил, что в спальнях проводятся обыски. Притихшие было домовцы подняли дикий гвалт, под аккомпанемент которого в столовую просочился совершенно сбитый с толку и одичавший Горбач. Конечно, он-то торчал на дереве последние дни. Точнее, Ани повела носом, на Изнанке он торчал, кто бы сомневался...
В столовую потихоньку приводили то одного, то сразу по несколько человек из оставшихся в спальнях. Привели злого спросонья Лорда, всё ещё тихарящегося от всего и всех Македонского. Рыжий каждый раз пытался что-то выяснить у пришедших, его взволновала новость об обысках, непонятно, почему. Приведённый ящиками Слепой был спокоен, как удав, если смотреть на него глазами, и нервничал, если прислушаться к ощущениям.
Через пару часов Ральф объявил, что обыски спален окончены, но теперь будут обыскивать всех, кто находился в столовой. Воспитатели поставили у дверей пару столов и сгрудились каждый на своей половине: мальчики направо, девочки налево. Пока столовая бушевала праведным гневом, Ани лихорадочно соображала, как ей быть. В её кармане всё ещё лежала коробочка, содержимое которой ей ни за что на свете не хотелось показывать воспитательницам.
Обыск рюкзаков дело не быстрое, но надо было что-то делать. Она ещё раз окинула столовую взглядом и увидела дремлющую на подоконнике Крысу. Пробравшись к ней как можно незаметнее, шёпотом сообщила ей о своей проблеме. Отражающиеся в маленьких зеркальцах глаза Крысы округлились от удивления.
– Не думала, что Стервятник решится на официальный шаг...
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Мне сейчас не до объяснений, но если их найдут, будет очень и очень плохо. И не только мне...
Крыса отмахнулась:
– Не ной. Сейчас вернусь, – и соскочила с подоконника, исчезая в толпе.
Ани машинально прижала ладонь к груди и обнаружила, что сердце бьётся как бешенное, наверное поэтому ей никак не удавалось как следует вдохнуть, словно воздух стал вязким и шершавым. Вернулась Крыса, а за ней оглядывающаяся, чтобы не пропустить ничего интересного, Русалка.
Крыса приблизилась к ней почти вплотную и протянула руку. Со вздохом она вытащила коробочку из кармана и положила Крысе в ладонь, стараясь, чтобы никто не заметил этого жеста. Крыса накрыла коробочку другой ладонью, быстро вытащила её содержимое и сунула в руку поджидающей рядом Русалки, а сама снова удалилась в направлении маячащей среди других рыжей макушки.
– Не волнуйся, – тихо ободрила её Русалка. – Мы всё сейчас спрячем так, что никто не найдет. Повернись только.
Ани, как зачарованная, отвернулась к окну и почувствовала, как лёгкие пальцы Русалки зарылись в её волосы и начали разбирать непослушные пряди. Через десять минут она увидела в прозрачном оконном отражении, что Русалка заплела ей косички, плотно прилегавшие к голове и словно бы обнимающие её несколькими плетеными рядами.
– Ну что? – поинтересовалась вернувшаяся Крыса. И критически осмотрев её новую прическу, удовлетворенно хмыкнула. – Сойдёт. Рыжий забрал твоё барахло к себе в рюкзак. Там ни у кого не вызовет вопросов, что это за штуковина.
Ани сглотнула подступивший к горлу комок.
– Ты уверена?
– Сама посмотри, – кивнула на выход девушка.
Рыжий уже грохнул на стол свой рюкзак для досмотра воспитателями, и Шериф начал с брезгливым изумлением вытаскивать из него полные горсти блестящих пакетиков с презервативами.
От неожиданности Ани прыснула и зажала рот рукой, чтобы не рассмеяться, побоявшись, что этот смех перерастёт в истерику.
– Ну что, – взяла её под локоть Русалка, – пойдём? Я тебя провожу, чтобы не было так страшно.
Ей даже удалось благодарно улыбнуться. И на негнущихся ногах она пошла к столу, за которым царила Душенька, на ходу скидывая с плеча свой худой потрепанный рюкзак, в котором не было ничего противозаконного.
Выслушивая недовольное бурчание воспитательницы и едкие комментарии на тему, что такие причёски ей не идут, она спиной чувствовала напряжение стоящего неподалеку Ральфа. Он волновался напрасно. Разочарованная её невинным рюкзаком Душенька, похлопала по пустым карманам и отпустила на все четыре стороны, а сразу за ней и Русалку, у которой не было собой рюкзака.
В маленьком предбаннике столовой она остановилась, якобы чтобы дождаться подругу, а на самом деле, чтобы опереться на ближайшую стену. Русалка догнала её и снова взяла под руку, потянув вперёд. В коридоре они снова остановились, потому что Ани нужно было отдышаться. Она опустилась на корточки и хрипло дышала, держась за пульсирующее от боли сердце.
– Помощь нужна? – осведомился ленивый кошачий голос. Рядом с ней остановились дырявые кеды и некогда белые в цветочек штаны Рыжего.
– Нет, – прохрипела она, поднимая голову. Рыжий кивнул и молча протянул ей пустую коробочку. Она приняла её и снова протянула руку, Рыжий помог ей подняться и опередил её вопрос:
– Не за что, – блеснул он очками и улыбкой. – Мне скоро пригодится твоя песня. До встречи!
Он помахал девушкам и удалился по коридору.
– Ты как? – заботливо спросила Русалка.
– Плохо, – честно сказала она.
– Но никто ничего не заметил...
Ани устало улыбнулась.
– День такой. Сегодня мне плохо. И будет ещё хуже. Спасибо, что беспокоишься.
– Не за что, – непонимающе прошептала подруга.
Русалка проводила её до птичьей спальни, где уже крутился не любящий оставаться в одиночестве Слон. Ани тут же забилась в туалетную комнату, пока не появились остальные птицы. Поставила коробочку на умывальник и очень осторожно расплела туго затянутые косички, аккуратно вытаскивая из них кольца. Душеньке и в голову не пришло провести рукой не только по её карманам, но и по прическе, в которой наощупь можно было обнаружить два подозрительных бугорка.
Наполовину распустив волосы, она застыла с кольцами на ладони. Больше всего на свете ей хотелось надеть свое кольцо и отдать второе Ральфу. Но перед глазами вставали увиденные в зеркале картины и предупреждения Рыжего. Её ищут и рано или поздно найдут. Ральф сказал, что она должна в него верить, но верит ли она? В то, что он выживет, если она останется с ним... В то, что с ней он сможет быть счастлив. В то, что они хоть где-то смогут жить спокойно.
Она не верила в это.
-----
* Тайна, ложь, риторика, коммерция, а также измена себе. Карта изображает хозяина преисподней, к встрече с которым человек должен быть готов, когда изменяет себе. Цепи означают несвободу как результат ложного выбора.