Многие знания...
13 аркан -- Смерть*
Рассекло запястье лезвие трона,
На затылке счастье – алая корона.
Кто же нас поставил у самого края,
Где же ты моя родная стая?
Моя дорогая, «Стая»
Половинки ореховой скорлупки шлёпнулись прямо на колени Табаки. Он удивлённо поднял глаза и обнаружил нависающую над ним и чем-то раздражённую девушку.
– А где песня?
– Ты знал, – обвинила она. – С самого начала знал.
– Не понимаю, с чего ты так завелась и о чём я по-твоему знал, – попытался изобразить невинность Табаки.
– Ты знал, – прошипела она, наклонившись так, что её лицо оказалось совсем рядом, – как Алконост появился в Доме. Знал, про договор. Не прикидывайся, кому, как ни тебе знать, что именно произошло на прошлом круге, Табаки.
Последнее слово она почти выплюнула, подразумевая совсем другое имя. Что ж, Шакал был не прочь поговорить. Она выбрала хорошее время и место – пустой коридор у столовой, после окончания ужина, где Табаки задержался, разглядывая настенные надписи.
– Допустим, – он поковырял скорлупу пальцем. – Это не меняет того, что ты обещала мне песню.
– Договаривайся с Алконостом, – фыркнула она, выпрямляясь. – А я посмотрю.
– Может объяснишь, что тебе так не понравилось, – примирительно начал Шакал. – Ты, вроде бы, хотела узнать, почему появилась здесь. Узнала?
Девушка кивнула.
Чёртов Хозяин Лжи, то есть, конечно, Времени! Он всё это видел: как умирала безумная женщина ветра, как она ушла, оставив Дому птицу и свой осколок. И, конечно, знал, что пообещал Ральф.
А она-то гадала, считает ли он красивой птицу. Узнала? Рада?
– Он её любит!
– Любил, – поправил Табаки. – И это было на другом круге. Люди не повторяют себя на следующем круге, знаешь ли. Память – часть личности...
– Он помнит! Пусть не на поверхности, но в сердце. А я – не она!
Круглые глаза Табаки засмеялись искрами.
– Правда что ли?
– Нет! Я – чёртов осколок, моя судьба была рождаться и умирать, чтобы её не нашли. Я – одна из сотен.
– И в то же время, её часть. Хотя не совсем она, конечно. В чём-то вы не похожи, например в том, что ты – живая и здесь. А она – нет.
Это было подло, но верно.
– И вообще, если тебя так раздражает вопрос твоей подлинности и подлинности чувств Р Первого, то это не ко мне, – резюмировал Табаки. – А Алконост ещё должен мне песню за то, что предпочёл спихнуть на меня это чудесное открытие. А ведь мог бы просто объяснить тебе сам, что ваши судьбы с самого начала были связаны. Или тебе не нравится именно это?
Она вздёрнула подбородок, развернулась на каблуках и унеслась по коридору, так и не ответив на его вопрос. А Шакал покачал головой, пробурчав себе под нос что-то о сумасшедших и влюбленных.
Открытие было не самым приятным, что уж тут говорить. Она проснулась от того, что подушка была мокрой от её слез. И вспомнила. Память предыдущего круга разбудила другую память, её собственную. Чёртов человек ветра и её чётров, чёртов дар.
В первый раз она увидела её в зеркале в собственной крошечной квартире. Красивую синеглазую женщину, на которую она была похожа весьма отдаленно. Хотя теперь она знала, что таким неправдоподобно синим цветом глаз эта женщина была обязана Алконосту.
– Кто ты? – спросила она у незнакомки, которая заменила собой её отражение.
– Я – это ты, ты – часть моего духа, который когда-то пришлось раздробить на осколки. Так было надо. Но теперь пришло время, я собираю вас вместе.
Она ничего не поняла, но почувствовала, что это правда.
– И что теперь? Я снова стану твоей частью и перестану быть?
– Нет, – засмеялась женщина за зеркальным стеклом. – Я соберу вас в себе. Вы будете жить, как и жили, просто станете чуть мудрее и немного сильнее. Или намного. Не знаю, этого я уже не увижу.
Интересно, она уже тогда знала, что умрёт? И как именно это будет? Что будет умирать так страшно, сойдя с ума и лишившись силы, одинокая, сбежавшая ото всех, кто её любил, чтобы не причинять им боль своими страданиями.
Ани была совершенно точно уверена, что она умерла. Дом выполнил свою часть договора, так что она добралась до того мира, куда хотела попасть. И там умерла. Это знание просто было в ней. Такое же чёткое, как то, что умерла её мать.
Честно говоря, она обрадовалась тогда, когда встретила её в зеркале. Это было первое и единственное чудо в её скучной и несчастливой жизни. И что-то говорило ей, что та её жизнь была далеко не первой в череде обыденных и несчастливых. Ей никогда не удавалось вписываться, быть своей, как другие. Она всё время чувствовала себя словно бы инопланетянкой. Но правда была в том, что она ничем не отличалась от других людей того мира. И встреча с женщиной в зеркале была её единственным отличием. Поэтому она берегла её как драгоценность, хотя её и посещали сомнения, что это мог быть просто сон или галлюцинация.
Почему она вспомнила именно о ней, когда покидала Дом? То, что её присутствие в Доме не было случайностью, Ани тоже знала без тени сомнения. Даже не потому, что стены Дома сохранили отпечатки мыслей женщины ветра, а потому что, как бы слаба она ни была, только она диктовала условия своим осколкам. Случайностей здесь просто не могло быть, ведь она даже расписалась кровью в своей воле.
Значит, женщина ветра призвала в Дом несчастливый и одинокий осколок себя в качестве платы. Для того, чтобы человек, слишком дорого заплативший за то, чтобы дать ей последний шанс, не был одинок.
Ани это знание далось нелегко. Оно подтачивало её уверенность в подлинности собственных чувств и, что гораздо хуже, в том, кого видит Ральф, когда на неё смотрит.
Подходя к зеркалу, она в сотый раз осознавала, что ей никогда не удастся заменить её, что она просто копия, терзаемая ревностью к оригиналу. Она никогда не будет такой красивой, даже если не брать в расчёт, что в последние дни своей жизни женщина ветра была не в лучшей форме. Не будет такой сильной и независимой, как она. Ей не будут открыты все дороги Вселенной, да и её тайны. Только жалкий огрызок, и тот доступный ей благодаря близости Алконоста, который не захотел оставаться полностью отдельным существом. Жалкая, обёрнутая в цветную фольгу, шоколадная монетка вместо настоящей, золотой. Шлифованное стекло, вставленное вместо утерянного бриллианта. Вот кто она такая, и это – её потолок.
Наверное, будь всё это не по-настоящему, а какой-нибудь сказкой, всё было бы совсем не так.
Был бы мудрый старец, которые рассказал бы ей, в чем дело и как дальше быть. Вот Фродо, тебе кольцо и неси его к горе. Всё просто и понятно. Но такого старца у неё не было. Алконост не собирался ничего ей объяснять, да и вредный Хозяин Времени ничего не объяснит, разве что подсунет ей очередную волшебную ерундовину, вроде давешней скорлупки, чтобы она разбиралась сама со своими чудесами.
Может, в правильной сказке Ральф бы понимал, что происходит. Но он не знает, не помнит. Что-то чувствует, о чём-то догадывается, а о чём-то, она руку на отсечение была готова дать, не думает, потому что не хочет. Так что на него она тоже не могла переложить всю ответственность за происходящее.
Даже виновница всего этого, взбалмошная женщина ветра, по чьей милости она оказалась здесь, не могла ей ничем помочь. Она даже не удосужилась свести между собой свои осколки, так что о существовании остальных Ани знала только теоретически, а теперь ей было не у кого спросить.
Ночью она не хотела идти к нему. Боялась, что не удержится и ляпнет какую-нибудь злую глупость, хотя он ни в чем не виноват. Табаки строго-настрого наказал ей ничего не говорить про свою память Ральфу. Дескать, он уже пообещал Дому свою жизнь и, если Дом захочет, даст ему об этом знать сам, а её слова могут слишком дорого ему стоить. До Самой Длинной она бы не поверила в это, подумала, что Шакал просто пытается её запугать, и рассказала... Но в ту ночь ей пришлось убедиться в слишком высокой цене собственных слов.
Помаявшись немного у потихоньку темнеющего окна, она всё-таки решила идти. За порогом её ждал Слепой и Лес, что уже было привычно. Но сегодня она ни о чем не спрашивала и ничего не говорила.
Лес не помог на этот раз, не смог растворить её грусть и обиду, поэтому до его кабинета она дошла в совершенно подавленном настроении, которое никак не могла объяснить. Ральф попытался узнать, что её так расстроило, но очень быстро понял, что не добьётся правдивого ответа. И это его огорчило. Ани почувствовала это, хотя он старался не показывать ей своего расстройства.
Падает птица,
падает как-то странно.
Правда, на небе мраморном
в розово-серой мгле
падает птица раненная,
об одном крыле...
Что же ей делать птице
и на Земле?**
Весна окончательно утвердилась в своих правах.
Несколько недель ей было очень сложно держать себя в руках. Просто жить и не падать в чужое прошлое, не застревать в памяти, оставляющей на сердце горький след. Смотреть на тех, кто её окружал, и не гадать, что бы они чувствовали, будь на её месте она-другая. Ральф, Табаки, Валет, Слепой, Стервятник, – все они были в той памяти. Такие же или почти такие. И больно было вспоминать, что призрак Тени там также шёл за своим братом.
Иногда по вечерам она пела в Четвёртой. По ночам пропадала в Лесу, безуспешно пытаясь научиться выходить из Леса куда и когда ей вздумается. Неизменно сопровождаемая Слепым.
И была с Ральфом.
Истина смята,
скомкана на весах...
Я по земле когда-то
бегала вдоль заката
запахом свежей мяты
в ветреных волосах.
Что же мне делать,
женщине, на небесах?
В Доме же прочно царило весеннее обострение или настроение, как кому угодно.
Сфинкс начал встречаться с Русалкой. Рыжая с Лордом ссорились и мирились, кажется, по пять раз на дню, впрочем, оба получали от этого удовольствие, иначе и быть не могло.
Воспитательницы уже даже не пытались урезонить девушек. И некоторые из них периодически оставались на ночь на чужой половине. Ани тоже воспользовалась этим и под предлогом своего романа с папой птиц, почти полностью перебралась в Третью. Птички были в восторге, Макс тоже обрадовался, а что об этом на самом деле думал Стервятник, никто так и не узнал. Но он не возражал – для его имиджа это было полезно, да и безопаснее. После её второго заточения в клетке, он начал нервно относиться к её жизни на половине девушек. Всё-таки, какие бы нелепые слухи про Стервятника ни ходили в Доме, он безупречно умел брать под крыло всех, до кого мог дотянуться. А с тех пор, как Ральф притащил её в Третью и сдал на руки птичьему папе, тот смирился с мыслью о том, что она – одна из птичек, и волновался о ней всерьёз.
Пробежки по Лесу после этого стали гораздо реже – теперь от кабинета Ральфа её отделял Перекрёсток и один коридор, и никто из воспитателей, кроме него самого, не совался ночью на эту территорию.
Рыжий ещё один раз принёс тревожные вести о разыскивавших её по округе подозрительных типах. Стало понятно, что так просто они не уймутся и рано или поздно выйдут на Дом, хотя хотелось, чтобы это случилось как можно позже. Иногда, засыпая, она молилась, сама не зная, кому, чтобы её не нашли в Доме.
Незаметно подобрался май, и близилось время всеобщей аттестации учеников. В Третьей по этому поводу царило единственное мнение – Стервятника – что показывать истинный уровень своих знаний может разве что Слон, а остальные пусть изгаляются, как им вздумается, но так, чтобы не набрать проходной балл. Ей было всё равно, поэтому она решила поддержать птичек, тем более, что у неё был богатый опыт прохождения тестов с заданным результатом.
За эту весну её посетили аж три психиатра или психолога – она не спрашивала их специализацию. Они очень старались, хотя и напрасно. Вдвойне.
Потому что после её второго пребывания в клетке за её жизнь стал волноваться ещё и Янус. И если раньше он приходил только на объявление и интерпретацию результатов, то теперь все осмотры и тестирования проходили строго под его наблюдением. Это было трогательно и иногда полезно. Один наивный человек пытался даже её загипнотизировать под видом какого-то очередного дурацкого опроса. Ян прервал это безобразие на самом важном месте, и Ани даже пожалела об этом. Ей уже было понятно, что гипноз на неё не подействует, но если бы у гипнотизера начало получаться погружать её в транс, то там бы он встретился с Алконостом. И никто не мог сказать наверняка, чем бы закончилась такая встреча, и на что в итоге оказался бы запрограммирован сам гипнотизер. Потому как будь ты хоть кем, но ни один человек не мог противостоять голосу Алконоста. Ночью после того случая птица не поленилась ей присниться и сообщить, что целью гипноза было её самоубийство. Тётушка действительно перешла к решительным действиям. И её счастье, что ни Дом, ни Алконост не желали выдавать её наружности.
В общем, чем ближе становилось лето, тем меньше Ани отличалась от других жителей Дома. Теперь её по-настоящему пугал выпуск и та неизвестность, в пасть которой их всех бросали.
Дурацкие тесты, что аттестационные, что психологические, она заполнила, мучаясь от скуки. Особенно её раздражала шкала лжи и невозможность специально проставить галочки так, чтобы ни один ответ не совпадал с предыдущим.
Солнце становилось всё жарче, горячими лучами толкая её в темень давнего сна. И по ночам она то и дело просыпалась с мокрыми от слёз щеками, а когда Ральф замечал это, неубедительно врала, что ей снятся кошмары.
Объявление директора о проваленной аттестации не вызывало у неё ничего, кроме слабой усмешки. Прощание с учителями тоже её не волновало. Тем более, что вскоре после этого Рыжий в очередной раз принёс ей весть о том, что её ищут. Только на этот раз у него созрело желание, так что она решила не тянуть и рассчитаться с долгами, хотя бы перед ним.
----
* Сотворение и уничтожение, сила и господство, конец негативной ситуации, глубокие внутренние изменения, возрождение. Это не последняя карта, а вместе с картой Повешенного означает переход ко второй колоде карт. Коса или серп - атрибуты Смерти являются также атрибутами времени.
** Здесь и далее в этой главе – Моя дорогая, «Офелия»