Глава 2
Ирвайн, пригород Лос Анджелеса, ноябрь 2009
Джеймс Антонио О'Доннелл был типичным представителем мультинациональной семьи. Когда его мама, Изабелла, выходила замуж за его отца, единственным условием бабушки было то, что она даст второе имя своим внукам, всем, сколько бы их ни было. Подразумевалось, что детей будет много, как и принято в порядочных итальянских семьях. Но что-то пошло не так, и программа дала сбой. После рождения Джеймса и Джулии, младшей его на два года, детей у родителей больше не было. А зная характер сестры, он подозревал, вернее, был убеждён, что желание заводить их ее появление отшибло напрочь.
Бабушка упорно хотела называть внуков вторыми именами, чем доводила сестру до бешенства лет так с трех – она терпеть не могла имя Франческа. Уж чего–чего, а настойчивости и упрямства итальянским женщинам не занимать в любом возрасте. Поэтому в кругу семьи он был Тони, а сестра так и осталась Джулией, ну или Джулс. И если вы думаете, что это как-то расстраивало или обижало Патрика О'Доннелл, их отца, то вы глубоко заблуждаетесь. Он уважал и безгранично любил свою "вторую маму", поскольку был сиротой с 10 лет. Ощущение семьи и понимание, что это, и как должно быть, пришло к нему именно тогда, когда он встретил Изи. Поэтому для своих женщин он был готов на все, лишь бы видеть их счастливыми.
Джеймс рос спокойным ребёнком. Возможно, он и хотел бы прокачать "скрытые таланты", но когда достиг подходящего для этого возраста, родилась Джулия, а с появлением сестры шансов у него больше не было. Так у них и повелось:
Брат – умник и отличник, с великолепными математическими способностями, хорошо разбирающийся в спорте, но при этом не состоявший ни в одной из школьных команд.
Сестра – сообразительная, но ленивая в учёбе, "прости Господи" всей школы (ни одно мало-мальски значимое событие не обходилось без ее участия), а также и всего их квартала. Так что, если вы где-нибудь услышали грохот или, не дай Бог, взрыв, будьте уверены, без Джулии О'Доннелл там не обошлось. Родители ее подруг втайне молились, чтобы девушка поступила в какой угодно колледж страны, но только не в Калифорнийский, и наконец-то уехала. Слишком болтливая, своенравная, всегда знающая, что ответить, а потому не дающая себя в обиду. Кому же такое понравится?!
Несмотря на такие разные характеры, миновав тяжёлую пору детства и вечных драк, брат с сестрой искренне, горячо и безусловно любили друг друга, дополняя, как кусочки пазла, защищая и прикрывая, если было нужно.
Классических свиданий с подругами младшей сестры, как это обычно бывает, Джеймс не любил, но иногда позволял себе пошалить. Парнем он был привлекательным, даже можно сказать красивым. Явно выше среднего роста со своими 187 сантиметрами. Густые тёмные, почти черные волосы, подстриженные в полубокс с укороченным затылком и длинными прядями спереди, смуглый (тут сказались мамины гены), с неожиданно серыми глазами (а вот тут уже спасибо отцу), которые из-за густых ресниц в приглушенном освещении казались графитовыми. Образ дополняли не слишком яркие, но красивой формы губы, широковатый упрямый подбородок и выразительно очерченные скулы.
Серьга в ухе и татуировка розы за ним – и то, и другое добавляло сексуальности. Его тело от природы было хорошо скроенным и мускулистым, так что, простой зарядки во дворе по утрам и занятий на турниках было вполне достаточно, чтобы поддерживать его в отличной форме. Вполне естественно, что такой выразительный антураж не давал покоя представительницам прекрасного пола, что иногда веселило Джеймса, и он заходил дальше простых поцелуев, углубляя их и засовывая руки везде, куда позволяли милые дамы. И тем не менее, так уж случилось, что до колледжа парень умудрился добраться почти монахом. Парочка одноразовых приключений и никаких серьёзных отношений. И причина была смешнее некуда – ни с кем не захотелось чего-то большего. Это умиляло Джулию, которая, в отличии от брата, уже успела познать вкус плотских утех со своим парнем. Разумеется, сей факт держался в тайне от родителей и, тем более, от бабушки.
Первые месяцы в Школе информатики и компьютерных наук Калифорнийского университета были невероятно интересными и насыщенными: знакомство с сокурсниками, преподавателями, куча дисциплин. Огромная территория с парками и аллеями. Кампус — это вообще отдельная история, чего только стоило его заселение. Все, абсолютно все нравилось Джеймсу и, в первую очередь, возможность начать новую жизнь. Жизнь, в которой он был бы главным законодателем, как, впрочем, и главным экзекутором. Ничто так не радует и не веселит, как возможность совершать свои собственные ошибки и разгребать их же последствия. Именно из этого обычно и состоят воспоминания об учёбе в колледже, да и всей студенческой молодости.
Джеймс приезжал домой по выходным, на воскресные обеды, что было свято, и всяческие семейные праздники, дни рождения и прочее. Мог и просто так заехать, если на следующий день с утра не было важных пар. Но по большей части все же предпочитал кампус – это было традицией школы, первокурсники жили именно там, в студенческих общежитиях.
Одним из обязательных условий получения стипендии, помимо высоких баллов по предметам, было участие хотя бы в одной из школьных спортивных секций или какая-то иная факультативная деятельность, обязательно направленная на укрепление и поддержание имиджа учебного заведения.
Проблема же была в том, что еще со средней школы Джеймс однозначно для себя понял – вся подобная активность и суета совсем его не привлекала. Куда интереснее было не играть в футбол, а разрабатывать стратегию игры. И если в школе ему легко удавалось выкручиваться, принимая участие во всевозможных математических конкурсах, и затем, в своё удовольствие, наблюдать игру, то в Университете дела обстояли в разы серьёзнее. А значит, нужно было искать варианты, как это условие обойти, не рискуя остаться без стипендии. Обидно, черт возьми, когда иметь отличные мозги оказывается недостаточным. Но правила есть правила.
– Если бы я не собирался быть программистом, мог бы стать известным футбольным тренером, – часто говорил парень дома.
– Мог бы, конечно, Тони, – поддакивала бабушка, неизменно вызывая у сестры приступ смеха:
– Каким тренером, Ба?! Он же не знает, с какой стороны ударить по мячу!
– Зато ты больно знаешь, – ворчала сеньора.
Бабушка до сих пор считала, что характер Джулии испортился окончательно именно потому, что ее называли так в семье. Вот и выросло то, что выросло. И тот факт, что все соседи наперебой говорили, что внучка, как две капли воды, что внешне, что по характеру похожа на своего деда, в былые времена грозу квартала и плейбоя номер один, конечно же, ровно до тех пор, пока он не встретил ее, аргументом не считался.
Лучший и по совместительству единственный друг Джеймса, Теодор Мартинелли, Тео, был зачислен в университетскую футбольную команду. Благодаря спортивной стипендии парень учился в Школе медицины и собирался стать реабилитологом. Джеймс и в Университете по привычке часто приходил посмотреть игры команды. Его глаз был цепким, оценки трезвыми. Он умел видеть игроков в разрезе их сильных и слабых сторон, а также чётко подмечал ошибки в комбинациях. Свои комментарии по играм он рассказывал Тео. Друг как-то обмолвился тренеру, а тот оценил замечания парня, пообщался с ним и стал приглашать на тренировки в качестве «дополнительной головы».
И если поначалу парни из команды не понимали и даже возмущались, «какого черта этот умник-задрот приперся», то впоследствии, когда его подсказки помогли им выиграть подряд несколько игр, стали смотреть на него с уважением.
Во время одной из таких тренировок он и встретил Марка.
***
Ноябрьское солнце было мягким, совсем не жарким. Джеймс сидел на своём привычном месте на трибуне стадиона, чуть правее выхода, в третьем ряду. Тренировка постепенно подходила к концу, все нужные заметки он уже сделал и просто наслаждался теплом, сняв куртку и подставив лицо лучам. В это время трибуны всегда были пусты, что его несказанно радовало. Юные фанатки игроков либо уже ушли, поприветствовав своих кумиров до начала тренировки, либо еще не пришли, если рассчитывали на счастливый билет после неё.
Его приятное расслабленное состояние внезапно было нарушено странными звуками, больше похожими на нечто среднее между мяуканьем котёнка и кваканьем лягушки. Звуки доносились откуда-то из-за спины, и как Джеймс ни пытался абстрагироваться, они все равно проникали в его сознание.
Обернувшись назад, недовольный непрошенным соседством, парень увидел того, кто был источником его раздражения – через 2 ряда от него, ровно позади, сидел незнакомый студент и, уткнувшись в книгу, раскрытую на его коленях, водил пальцем по тексту и что-то говорил.
Самое смешное, что усердный ученик так разошёлся, что не видел никого вокруг и не отдавал себе отчёт в том, как громко он все это воспроизводил. Из увиденного и услышанного Джеймс сделал вывод – его странный сосед учил какой-то язык. И точно не европейский, судя по произношению.
Рассматривая его уже откровенно и не стесняясь, ведь тот все равно его не видит, он совсем не ожидал, что «ученик» вдруг поднимет голову, и глаза самого невероятного за всю его жизнь оттенка зелёного посмотрят прямо на него.
Светлые, как прозрачные, удивительно чистого нежно–зелёного цвета с лёгкой серебринкой. Такой бывает трава на севере страны, только-только пробившаяся, бледная, еще не поджаренная солнцем. Они с семьёй ездили несколько раз к Великим Озёрам именно весной, чтобы заметить пробуждение природы. В Калифорнии такого не увидеть. С весенними глазами в комплекте шли густые пепельно–песочные волосы, бойкими кудряшками обрамляющие линию скул. Чистая кожа приятного медового цвета с румянцем на щеках и брови вразлёт. То ли из-за солнечных лучей, то ли из-за лёгкой отрешённости весь он казался каким-то тёплым и нежным, как нагретый на солнце цветок. Джеймс по-дурацки замер – незнакомец был красивее всех девушек, которых он встречал за свои девятнадцать лет.
– Вау! Такой красивый. Глаза невероятные, никогда таких не видел. И волосы, шёлковые просто, мягкие, наверное... Что–что–что? Это я сейчас о нем?
Но подумать над вопросом, который его здорово ошарашил, не удалось. Зелёные глаза моргнули и наконец-то сфокусировались на нем.
– Ой, извини, слишком громко, да? – с узнаваемым французским акцентом спросил парень, закрывая книгу. – Не хотел тебе помешать. По правде говоря, я тебя и не увидел, когда пришёл сюда. Видишь ли, когда бываю увлечён чем-то, рядом может пробежать стадо бизонов, но я их даже не замечу.
– Да нет, ничего, – ответил Джеймс, чувствуя, как краснеют его щеки, словно у пойманного с поличным. – Обычно в этом секторе никого. Вот я и удивился соседству, да еще и такому необычному. А что ты учишь? Это какой-то язык? – не дожидаясь ответа, он спохватился. – Оу, где мои манеры?! Прости, меня зовут Джеймс, Джеймс О'Доннелл. Школа информатики. В свободное время подрабатываю независимым экспертом на безоплатной основе. Проще говоря, смотрю игры и обсуждаю нюансы с тренером, помогаю разрабатывать стратегию для университетской команды. Получаю дополнительные баллы, которые засчитываются к стипендии. А ты откуда?
– Маркус Лефевр, но лучше просто Марк. Школа искусств, восточное направление. Учу тайский, но с произношением пока совсем беда. Вот и приходиться все время проговаривать.
– На стадионе?
– Идеальное место. В кафе люди – я стесняюсь, в библиотеке не поговорить. В парке все время отвлекаюсь. Соседа по комнате я уже, похоже, здорово достал. Вот и решил попробовать здесь. Тут пусто, звук игры далеко и почти не слышен. Может, до меня даже правила наконец-то дойдут. Это просто позор, но я никак не могу их понять.
– Ты серьёзно?! – удивлению Джеймса не было предела. Ему искренне казалось, что уж где–где, а в футболе все понятно, как дважды два. – Послушай, хочешь, я тебе все разжую? Тут проще простого. Ты же американец, нет?! Значит, обязан в этом разобраться.
– Ну, американцем я пока не стал. Мы с родителями всего три года живём в Штатах. Но, за помощь спасибо. Конечно, я согласен, вот только не сегодня уже. Мне еще нужно сходить в библиотеку.
Обменявшись телефонами и договорившись встретиться завтра после занятий на том же месте и в то же время, парни разошлись. Поздно вечером, валяясь в кровати в своей комнате в общаге и пытаясь заснуть, Джеймс вспоминал нового знакомого, его удивительные глаза и кожу. Почему-то казалось, что она должна быть бархатистой на ощупь. И свой собственный нечаянный и, слава тебе, Господи, несказанный вслух комментарий по поводу его красоты. Сосед по комнате гулял с подругой, так что, будучи один на один с самим собой, Джеймс вновь вспомнил свою мысль, которая пусть и не настолько сильно, как в первый раз, но все же опять ошарашила его – он считал красивым парня! Именно в этом смысле, так, как если бы речь шла о девушке. От этого открытия он даже сел.
– Я... меня привлекает парень? Но такого никогда не было... Или было?
Попытавшись представить кого-то другого на его месте, Тео например, или игроков из команды, Джеймс ровным счётом ничего не почувствовал. А местами даже рассмеялся, так нелепо это выглядело в его голове. Тогда что же с ним? Почему на Марка он смотрел по-другому?
– Чувак, это вполне могло показаться. Он хорошенький, не спорю. А вот тебе, похоже, нужен лечебный горячий секс. Девчонок в Университете пруд пруди. Так что, пора бы найти кого-то, а то уже ерунда всякая мерещиться начала.
На следующий день, едва закончились занятия, Джеймс поспешил на стадион. Его подгоняло не только и не столько желание побыть немного наставником и поумничать, как собственное любопытство, которое со вчерашнего вечера так и не утихло. Увидев, что Марк уже сидит на трибуне и пока его не заметил, он остановился в начале ряда, вновь рассматривая его и пытаясь найти хоть какие-то намёки на то, нравится он ему или нет. Парень сидел ровно в той же позе, что и он вчера, закрыв глаза и подставив лицо солнцу. Без книги, без своей сосредоточенности и погружённости в процесс он выглядел абсолютно расслабленным.
– Вроде бы ничего особенного. Просто сидит. Просто парень. Показалось, – подумал Джеймс и собрался уже было подойти, как Марк повернул к нему голову, увидел и замахал рукой, широко улыбаясь.
И в этот момент у Джеймса что-то ёкнуло внутри. Он никогда раньше не чувствовал ничего похожего. Девушки, которым он нравился, чего только не делали, чтобы заполучить его: улыбки, одежда, макияж, маленькие и не очень женские хитрости, даже откровенные приглашения. Все это было очевидным, заметным, и веселило его, подпитывая мужское эго, но не более того. Ни на одну из них он не посмотрел так, как сейчас на сидящего на трибуне парня, чувствуя, как сердце вышло на бешеный ритм, а воздуха стало мало, и эта его улыбка напрочь сносила крышу.
– Привет! – все еще улыбаясь, сказал Марк подошедшему. – Ты так часто дышишь, все хорошо?
– Да, просто опаздывал немного, пришлось пробежаться, – убедительно врал Джеймс и изо всех сил старался не таращиться на его губы. – Ну что, ты готов к обучению? Ребята скоро выйдут. В игровой период тренировки каждый день. На этой неделе важная матч, а потом *«Парад роз».
(* Во время парада роз, которых проходит в Пасадине, в первый день Нового года, проводится легендарное событие в мире американского футбола — матч лучших студенческих команд за «Розовую чашу». Первая игра состоялась 1 января 1902 года. С 1922 года матч проходит в стенах арены «Роуз Боул»)
Команда вышла на поле, и Тео помахал ему по привычке, а когда Джеймс ответил, казалось, даже со своего места заметил, как у того застыл вопрос в глазах. А все потому, что друг никогда не приходил с кем-то на стадион. Решив, что спросит позже, Тео увлёкся игрой. Быть квотербеком – задача не из лёгких.
Первые два периода Джеймс объяснял правила по ходу игры, предварительно рассказав амплуа игроков и нюансы разметки. Но как он ни старался, Марк никак не мог уловить сути. Постоянно путался в терминах и линиях поля, почему мяч переходил другой команде после четырёх неудачных попыток так и осталось для него загадкой, как и все эти кик–оффы и сэйфти.
Но как только Джеймс начинал злиться, парень виновато смотрел на него своими весенними глазами, чуть–чуть оттопырив нижнюю губу, и вся злость сдувалась, как воздушный шарик. А еще от него приятно пахло, чем-то неуловимым и тонким, но вот чем, он понять не мог.
Тренировка пролетела быстро и, когда пришло время расставаться, Джеймс понял, что не хочет. Пусть это называется, как угодно, но ему было мало. Мало времени с Марком.
– Может, сходим в кафе? Или в кино? – предложил он, даже не догадываясь, как покраснели его щеки, и совершенно забыв о Тео, которого обычно ждал после игры, чтобы поделиться своими мыслями по горячим следам.
– Я бы с радостью, но нужно приехать домой, чтобы помочь отцу выгрузить товар. Если хочешь, поехали со мной. Ты подождёшь, а потом сходим в кафе. Вот только кино, наверное, в следующий раз – мне еще проект дописывать.
И вот это «в следующий раз» было самым важным, что Джеймс запомнил. Значит он будет, этот «следующий раз». Обязательно должен быть.
У родителей Марка был цветочный магазин в старой части города. Но не простой. В нем можно было заказать букет с подтекстом. Мама хорошо разбиралась во *флориографии. Так что, помимо обычных букетов, могла делать целые послания.
(* Флориография (язык цветов) — символика, значение, придаваемое различным цветам для выражения тех или иных настроений, чувств и идей)
Магазин быстро стал популярным особенно среди азиатских покупателей. В их культуре цветы исконно занимают особое место. Родители старались максимально расширить ассортимент, учитывая национальные особенности клиентов. А поскольку Марк постоянно помогал с семейным бизнесом и первые два года почти пропадал в магазине и студии, услышав восточные языки, он заболел ими. Так родилось понимание будущего направления. А собственно тайский пришёл сам собой – ему нравилось звучание, мягкость и самобытность языка. Родители не были удивлены выбором сына – Марк всегда был творческим и тонко чувствующим. Возможно, где-то в глубине души им и хотелось бы, чтобы он выбрал что-то более приземлённое и практичное, но в их семье было принято давать свободу выбора во всем, и уж тем более в такой изменчивой вещи, как профессия. Несмотря на то, что жил Марк в общежитии, все равно старался помогать и приезжал по выходным.
Сегодня нужно было выгрузить новый товар. И сделать все максимально аккуратно.
– Мам, пап, это Джеймс, мой друг. Мы познакомились вчера. Он тоже учится в Калифорнийском.
Пьер и Софи удивились, увидев незнакомого парня. У их сына было мало друзей, да и те, что были, остались во Франции. В Штатах за три года он так ни с кем и не сблизился настолько, чтобы привести домой. Имелись одноклассники в школе и родственники дома, а, вот, друзей совсем не было.
– Добрый день, мистер Лефевр, миссис Лефевр. Рад с вами познакомиться, – Джеймс видел, что они в замешательстве.
Да он и сам себя не узнавал. Только вчера познакомились, и вот он уже здесь, здоровается с родителями и надеется им понравиться.
– Я пойду выгружать цветы. Подожди меня, пожалуйста. Постараюсь не затягивать, – сказал ему Марк, надевая фартук и специальные перчатки.
– Можно мне с тобой? Ты расскажешь, что и как нужно делать, и мы справимся быстрее, – попросил Джеймс.
Родители только переглянулись, но ничего не сказали. Этот новый друг был интересным, симпатичным и, похоже, бойким. Как раз такого не хватало их сыну. Маркус иногда был чересчур романтичен и оторван от реальности.
Теперь пришло время Джеймсу впитывать совершенно новую для него информацию: все цветы хранятся в специальных шкафах при разном освещении, разной температуре и влажности, в воде или без неё. Даже находиться по соседству могут не все. Марк рассказывал все это в процессе, наглядно показывая нюансы, комментируя качество цветка и объясняя его значение – мама передала ему свои знания, так что он легко мог написать короткое письмо с помощью одного букета. Не сказать, что все услышанное было понятным для Джеймса, а если честно, то много чего он вообще не зафиксировал и пропустил мимо ушей, но одно уяснил точно – он никогда не встречал человека, настолько влюблённого в красоту в целом и в цветы в частности. Посреди всего этого великолепия Марк был совершенно органичен. И хотя он не был хрупким, правда ниже его на полголовы, не спортсмен-качок, но с широкими плечами, гибкой спиной и идеальными руками в футболке с короткими обрезанными рукавами, первая ассоциация с цветком, возникшая в день их знакомства, стала сильнее.
Закончив, парни попрощались с родителями и отправились в маленький итальянский ресторанчик через три квартала. Джеймс пообещал лучшую в городе Маргариту и самый вкусный капучино. Ожидая заказ, они болтали обо всем, рассказывая о детстве, семье, школе. Удивительно, но у обоих ощущение было таким, как будто они знают друг друга не сутки, а всю жизнь. Больше всего Марку понравились детские истории друга, в которых неизменно присутствовала Джулия. Сам он был единственным ребёнком в семье, и ему всегда хотелось иметь брата или сестру, но в наличии были лишь кузены, а это совсем не одно и то же.
– Ты напрасно думаешь, что моя сестра ангел. О нет! Это кошмар, успешно маскирующийся под девушку, – выдал Джеймс после очередной истории.
– И все равно она классная, даже если тебе и перепадало, – смеясь, утверждал обратное Марк.
– Я ему так же всегда говорю, но этот засранец мне не верит! – появившаяся из ниоткуда Джулия отвесила шуточный подзатыльник брату и с нескрываемым любопытством рассматривала незнакомого парня.
– Привет, я Джулия, можно Джулс, сестричка–золотце этого чудовища. А ты кто? Я впервые тебя вижу. Обычно мой братишка тусуется с вонючими и потными альфа–самцами, которые гордо именуют себя футбольной командой.
А ты не такой. Ты пахнешь... – она наклонилась чуть вперёд и принюхалась, – Пахнешь цветами. У тебя даже глаза зелёные. Что такой красавчик делает с моим братом?
– Привет, я Марк, друг твоего брата. Правда, мы лишь вчера познакомились, – ответил тот, и улыбка не сходила с его лица. Сестра Джеймса ему однозначно нравилась. – За красавчика спасибо. Мы только что сделали заказ. Хочешь с нами?
– Спасибо, но нет. Меня девчонки ждут, – ответила девушка, показав на столик в другом конце зала, за которым сидели ее подруги. – Ладно, мальчики, я ушла. Приятно было познакомиться, Марк. Чао!
Весь следующий час, сидя в кафе, Джулия была свидетелем двух вещей. Того, как ее одноклассницы жеманились и пытались строить глазки двум симпатичным парням. Тут все было предсказуемо – брат всегда сводил с ума ее подруг, отчего те вели себя, как полные дуры, а Марка с его глазами, лицом и фигурой только слепой бы не заметил. Но ее больше заинтересовало другое – как эти двое себя вели. Они смотрели лишь друг на друга, разговаривали, смеялись и даже дурачились так, как будто никого, кроме них, вокруг не было. Джулия знала брата всю свою жизнь, видела его разным, но никогда – таким, настолько сосредоточенным на одном человеке.
По крайней мере, раньше она ничего подобного не замечала. Это выглядело... ну, почти как свидание. Не знай они все секреты друг друга, она бы даже обиделась. Но раз парни познакомились только вчера, наверное, еще не успел рассказать. Сделав мысленную пометку «все разузнать», девушка переключилась на своих одноклассниц.
После ужина парни попрощались, предварительно условившись встретиться на днях, как только будут свободны. Первый курс отнимал много времени, как ни крути.
Джеймс ночевал дома. Перед сном, стоя в душе под тёплыми струями воды, он прокручивал в голове этот день, оказавшийся очень насыщенным. Знакомство с Лефеврами, встреча его нового друга с Джулс, море цветов и среди всего этого улыбающееся лицо Марка с мягкими губами. Вот он смешно морщит нос от пузырьков содовой, смеётся над его рассказами, и от этого ему хочется вспоминать еще и еще. Или слизывает языком кетчуп с нижней губы. Марк не видит, что там ничего нет, и повторяет снова, не зная, что приятель специально его дразнит – это движение языком такое соблазнительное, что маленькая ложь простительна. Низ живота стянуло настолько знакомым ощущением, что Джеймс рефлекторно потянулся рукой и обхватил вполне себе уверенный стояк. Через несколько секунд до его расслабленного приятными мыслями и ощущениями мозга дошла суть происходящего, и взгляд буквально прилип к руке.
– Что это?! У меня встал!? Встал на парня? – вопросы были, в принципе, излишни, так как более чем исчерпывающий ответ был у него ладони.
Джеймс не помнил, чтобы он когда-нибудь так молниеносно заводился. Тем более, такого никогда не было, чтоб из-за парня. И все же, отрицать очевидное смысла не было. Как, впрочем, и весь сегодняшний день, подтвердивший его вчерашние догадки.
Вывод может быть сделан лишь один – Марк ему нравился, нравился как человек, но, в том числе, и в сексуальном смысле. И, похоже, сильно. Это «сильно» прозрачно намекало на то, что неплохо было бы хоть что-то с ним сделать. Сам себе Джеймс помогал сбросить напряжение, фантазируя о какой-нибудь красотке, что вполне естественно в его возрасте, когда кровь бурлит и раскачивает фантазию.
– А что, если я...?
Любопытство, молодость и дикое возбуждение взяли верх. Парень закрыл глаза, и ему даже напрягаться не пришлось, чтобы увидеть снова это лицо. Крепче сжав руку, Джеймс сделал несколько движений кулаком, представляя, как он, о Боже! как он целует Марка. Он никогда, ни разу даже гей–порно не смотрел, даже любопытства ради. Но картинка их двоих целующихся возникла настолько быстро и была такой жаркой, что рука задвигалась быстрее, плотно охватывая и скользя по уже полностью мокрой головке. Второй Джеймс оперся в стену, удерживая себя. Возможно, он перевозбудился или сказалась долгая пауза, но спустя минут семь приближение финала было очевидным.
Оргазм спускался по позвоночнику вниз, поджимая пальцы на ногах и заставляя дышать рывками. Последняя фантазия, в которой это не он, а Марк ласкает его член своей рукой, крепко сжимая и развратно смотря ему в глаза, и все.
Волна наслаждения взорвала и, казалось, расшвыряла по кусочкам захлебнувшееся в ней сознание. Неожиданно для самого себя Джеймс издал глухой рык, не в силах удерживать весь этот сгусток накопившейся энергии внутри. Тело еще несколько раз дёрнулось, сердце колотилось, отдаваясь звоном в ушах, в голове полнейшая пустота. Через полминуты, отдышавшись, парень медленно открыл глаза и посмотрел на свою руку, сжимавшую все еще твёрдый член.
С пальцев капала сперма, часть ее была на стене напротив. И это было еще одним доказательством реальности произошедшего.
– Я только что кончил на Марка, представляя, как он дрочит мне. И мне понравилось, – мысленно произнес он.
Какой смысл врать самому себе. Этим Джеймс никогда не занимался. Выключив воду и вытеревшись, он лёг в кровать. По годами выработанной привычке его внутренний аналитик включился.
– Получается, я гей? Иначе как объяснить то, что произошло? Но до этого мне парни никогда не нравились. Может, я би? Черт, и спросить не у кого! Хорошо, допустим, я гей. А Марк? Как мне узнать, что думает он? Не подойдёшь же и не спросишь в лоб: «Привет, ты мне нравишься. Как ты относишься к отношениям между мужчинами?» Стоп! Отношениям? Мы уже об этом? Похоже, я слишком разогнался. Мне НЕ нравятся мужчины. Только один. И целых полтора дня. С точки зрения анализа данных маловато для выводов. Давай, Джейми, думай. Чтобы окончательно понять, нужно больше информации. Значит, необходимо ее собрать.
Как обычно, приняв решение, его мозг успокоился, переключившись на план реализации задуманного, и он, наконец-то, заснул.
Джеймс даже не подозревал, что через несколько кварталов от него так же не мог уснуть его новый друг, ворочаясь в кровати и думая, почему, как только он закрывает глаза, видит лицо парня, с которым знаком чуть больше одного дня. Очень мало, наверное, чтобы влюбиться. В отличие от Джеймса, Марк давно понял, что он гей. Родители были в курсе и всегда поддерживали его. Это тоже являлось частью их семейной религии – быть заодно, не осуждая и несмотря ни на какие бури вокруг. И, хотя его новый знакомый был таким маскулинным и даже слегка брутальным, и он заметил, как реагировали на него девушки в кафе, Марк разрешил себе всего лишь немного пофантазировать, представляя их вместе. Какие его губы на вкус и каково это ощущать их на своих. Вот только как теперь не выдать себя, ведь неизвестно как Джеймс относится к таким, как он? Не все друзья в Тулузе его приняли. В Штатах, конечно, проще, если в целом, а с конкретным человеком как? И все же усталость дня взяла верх, и он уснул, раздираемый неуверенностью и желанием.