Точка невозврата

Саундтрек к части разговора Олега и Влада, которая идёт после того, как Череватый называет свою точку невозврата: Стас Шуринс — Ты моё

-----------------------------------------

Вика приходит в себя в больнице ранним утром. Последнее, что помнит ведьма со вчерашнего вечера — как заваривала чай на кухне и неожиданно почувствовала Виктора рядом. Она так и не смогла увидеть фантома, оглянувшись по сторонам, и бросилась в коридор с желанием попросить помощи у Олега.

Райдос с трудом разлепляет веки и не сразу понимает, где находится. Больничная палата бьёт в глаза ярким белым светом, а голова раскалывается от боли. Вика осматривается, приподнимаясь на кровати, и замечает на тумбочке свой телефон.

Влад заботливо оставил сообщение с кратким пересказом того, что произошло, и просьбой позвонить, как только она придёт в себя. Ведьма сомневается, что лишний раз разговаривать в таком состоянии — хорошая идея, поэтому текстом отвечает, что с ней всё в порядке, желая ему удачи на испытании.

В рассказе Череватого — ни слова о Викторе, и Райдос пытается понять, что же вчера произошло на самом деле. Она наотрез отказывается верить, что ударить её головой о стену мог именно этот фантом.

Вику выписывают в обед, когда голова почти проходит от таблеток, и она отклоняет предложение Саши её забрать. Медиум ещё не до конца восстановился после ранения, и Райдос не видит ни единой причины его напрягать. Она вызывает такси и без проблем добирается домой самостоятельно.

***

В квартиру Вика входит с небольшой опаской, но в комнатах тихо и спокойно. О недавнем происшествии напоминают только остывший чай, невыключенный свет и кровавое пятно на косяке кухонной двери. Ведьма готовит себе ужин, наконец-то оттирает белую краску от крови и всё это время старается думать о чём угодно, кроме Виктора.

Когда за окном окончательно темнеет, Райдос почему-то начинает чувствовать себя неуютно в собственном доме. Она не может понять, страх это или что-то ещё, но где-то спустя час Вика понимает, что уснуть здесь сегодня у неё точно не получится. Ведьма колеблется ещё какое-то время, а потом всё-таки одевается и вызывает такси. Садиться за руль врач ей категорически запретил.

— Привет, — Райдос неловко переминается с ноги на ногу, стоя у чужой двери. — Можно у тебя переночевать?

Голубые глаза искрятся теплом, и Саша с улыбкой пропускает её в квартиру. Он вообще не понимает, зачем ведьма из больницы поехала к себе домой. Шепс настойчиво предлагал ей сразу ехать к нему, чтобы не оставаться одной после ужасного инцидента.

После вчерашнего Саше за Вику страшно, пожалуй, даже больше, чем за собственного брата. Он знает, что Олег ежеминутно находится под защитой тёмных сил, которых хоть отбавляй и во Владе, и в нём самом. А ещё медиум знает, что Череватый скорее умрёт сам, чем позволит кому-то хоть как-то навредить Олегу, и от этого Саше немного спокойнее.

Самой уязвимой среди них всех Шепс считает именно Райдос. Ведьма рискнула, представившись Краснову Хранителем, да ещё и имеет привязанного к ней фантома, которым Артём может управлять. Саша думает, что это худшее сочетание, которое можно представить в данной ситуации, и поэтому безумно радуется тому, что Вика сейчас сидит рядом.

Они говорят о чём-то отвлечённом, и ведьма ни капли не жалеет, что всё-таки уехала из дома. Она вдруг замечает, что не думает ни о каких проблемах, кроме одной: Саша морщится от отголосков боли, когда смеётся, и Райдос старается воздержаться от шуток, чтобы его не ранить.

Вике со старшим Шепсом всегда было легко. О том периоде, когда она была охотником, ведьма предпочитает не вспоминать. Она до сих пор не понимает, как Саша простил ей предательство, но безумно рада тому, что не потеряла близкого друга из-за своей мести. Несмотря на то, что они так никогда и не говорили о чём-то личном, как с Владом, Райдос после стольких лет просто не может считать медиума чужим.

Шепс предлагает сворачивать посиделки, когда замечает, что Вика начинает потихоньку засыпать. Ей вообще был нужен полный покой после сотрясения, но эту женщину невозможно заставить просто лежать без дела, и Саша радуется хотя бы тому, что этот вечер ведьма провела, удобно устроившись в мягком кресле.

— Комната Олега в твоём распоряжении, — с улыбкой говорит Шепс.

— Надеюсь, Олег не будет против, — Райдос неловко поджимает губы.

— После того, как его Череватый месяц провалялся на твоём диване, он тебе точно должен, — усмехается Саша, заставляя Вику рассмеяться.

Они расходятся по комнатам, желая друг другу спокойной ночи, и ведьма засыпает почти сразу, искренне надеясь, что сегодня ночь будет по-настоящему спокойной.

Шепс после ранения спит хоть и много, но плохо. Он постоянно просыпается и от этого чувствует себя разбитым даже днём. Где-то после часа ночи он получает от Олега сообщение, что у них всё в порядке, и снова возвращается к мыслям о необходимом ритуале.

Саша, конечно же, не хочет, чтобы его брат обращался к бесам. Он Олега понимает как никто другой, но в этой ситуации больше удивляется Владу. То, что Череватый, давно сроднившийся с нечистью, даже в такой момент уважает принципы Олега, вызывает у медиума огромное восхищение.

Шепс проваливается в сон, останавливаясь в своих размышлениях именно на этом, но снова просыпается ближе к утру. Он встаёт, чтобы сходить на кухню за водой, как вдруг в полной тишине квартиры слышит негромкий шум из спальни. Саша тихо стучит, а затем медленно приоткрывает дверь, заглядывая в комнату.

— Вика!!! — он вскрикивает, тут же бросаясь к кровати.

Райдос лежит бледная, задыхается, пытаясь ухватить воздух губами, и в отчаянии дёргает руками, словно пытаясь от кого-то отмахнуться. Шепс чётко чувствует в комнате фантома, но не видит его. Он бегом срывается к своему алтарю, но уже через несколько секунд возвращается обратно в спальню.

Саша резким движением руки рассекает воздух заговорённым ножом и приходит в ужас от увиденной картины. Прямо перед ним, на кровати, фантом Виктора хладнокровно душит свою любимую ведьму.

Вика тоже начинает видеть призрака после действия медиума. Она со страхом смотрит на Виктора и уже почти теряет сознание, когда Шепс рассыпает над ней большую горсть четверговой соли, наконец-то позволяя вдохнуть. Виктор исчезает, и стеклянные, покрытые странной дымкой глаза перед её лицом тут же сменяются испуганными голубыми.

— Дыши, всё хорошо, дыши... — Саша помогает ей сесть, придерживая за плечи, хотя дыхание от страха сбилось и у него самого.

Ведьма медленно приходит в себя, а Шепс считает, что в случившемся есть и его вина.

— Прости, я должен был сразу поставить защиту...

— Перестань, — выдыхает Вика, слабо сжимая его руку в своей. — Ты и так меня спас. Спасибо.

Она говорит с трудом, потому что всё ещё дрожит и не может отдышаться, и Саша крепко обнимает её, чувствуя, как трясущиеся руки изо всех сил комкают футболку на его спине.

Ведьма отпускает его только минут через десять, когда немного успокаивается, и дальше просто сидит на кровати, наблюдая за тем, как Шепс опускается на пол и начинает ритуал.

Саша знает, что в одиночку не сможет поставить на комнату такую же мощную защиту, какую они с Олегом когда-то сделали для кабинета в мастерской, но уверен, что до утра точно сможет запечатать эти стены, закрыв вход фантомам.

— Теперь ты в безопасности, — задувая свечу, говорит медиум. — Я принесу тебе воды.

Вика лишь кивает в ответ, и Шепс уходит на кухню. Она не слышит, как Саша звонит Владу, и продолжает сидеть посреди кровати, сдерживая слёзы. Ведьме скорее не страшно, а больно, и даже не физически. Райдос убивает тот факт, что с ней это сделал именно Виктор, хотя она прекрасно понимает, что вины фантома в этом нет.

Шепс возвращается через несколько минут и ставит на тумбочку у кровати стакан воды:

— Вика, попробуй уснуть, — тихо говорит он. — Сюда больше точно никто не войдёт, но, если хочешь, я не буду закрывать дверь.

Райдос молчит и не двигается, глядя в одну точку. Медиум тяжело вздыхает и делает шаг в сторону коридора, как вдруг оборачивается, слыша за спиной слабый голос.

— Саш... — ведьма поднимает на него пустые глаза. — Не уходи, пожалуйста...

Шепс возвращается, глядя на то, как Вика укладывается на подушку и сдвигается в сторону, освобождая ему место на кровати. Он ложится рядом и молча берёт её за руку, наблюдая за реакцией. Ведьма слегка улыбается, прикрывая глаза, а Саша так и не решается уйти, даже когда она наконец-то засыпает.

***

— Я не рассказывал тебе раньше, потому что надеялся, что тебе это не пригодится, — тихо начинает Влад. — Тебе не стоит бояться этого ритуала, потому что всё, чем тебе нужно будет за него заплатить — это только твоя энергия.

— Но ты сказал, что он сложный, — не понимает Олег.

— Он сложный тем, что у тебя нет столько энергии, сколько нужно бесам. И самая большая проблема — получится ли у тебя её добыть.

Шепс внимательно слушает, спокойно сидя на кровати. Спать после звонка Саши перехотелось обоим, и они ведут диалог в лёгком полумраке номера, почти не чувствуя вчерашней усталости.

— Ты слышал когда-нибудь о таком понятии, как «точка невозврата»?

Олег слегка хмурится, услышав вопрос. Он знает, что судьба многовариантна. За свою жизнь человек проходит несколько точек невозврата, определяющих очередной виток событий, но медиум не совсем уверен, что в контексте чёрной магии это значит то же самое. Он озвучивает свои мысли Череватому, и тот кивает в ответ.

— Это общее значение, — поясняет Влад. — Но у каждого чернокнижника точка невозврата только одна — это момент, который толкнул его на тёмную сторону.

— Заключение договора?

— Нет, — улыбается Череватый. — Это было бы слишком просто. Суть в том, что в твоей жизни есть момент, после которого у тебя уже не было другого пути. И рано или поздно ты бы всё равно пришёл к дьяволу, что бы ни происходило.

— И чем так важен этот момент?

— Именно его осознание несёт в себе ту огромную силу, которой достаточно для любого, даже самого мощного ритуала.

— То есть мне нужно просто понять эту точку невозврата? — вскидывает брови Шепс. — И всё?

— Это не просто, Олег, — Влад глубоко вздыхает. — Ты живёшь почти тридцать лет. И этой точкой может быть что угодно. Вообще что угодно, понимаешь? Это могло случиться в детстве или в юности, пять лет назад или вообще за день до договора...

Медиум прокручивает в голове последнюю фразу и удивлённо приоткрывает рот, осознавая её смысл.

— А как я смогу это понять? — он поднимает на Череватого округлённые глаза. — Что это вообще должно быть?

— В том-то и дело... что угодно, — Влад смотрит на него с небольшим сожалением. — Фраза, поступок, решение, какой-то случай... Это просто момент, который что-то в тебе изменил. И, скорее всего, ты тогда этого даже не понял.

Олег потрясённо молчит и понимает, что чернокнижник был прав. Он вообще не представляет, как можно что-то откопать в воспоминаниях, когда ты не знаешь, что искать.

— А если я вдруг вспомню... — растерянно начинает Шепс. — Как вообще понять, что это именно то, что нужно?

— Ты почувствуешь, поверь, — Череватый улыбается и вспоминает, что ощущал, когда нашёл свою.

Такого прилива энергии, как он ощутил в ту секунду, он больше не чувствовал никогда. Это несравнимо ни с чем, и ни одна, даже самая сильная эмоция, которыми так любят питаться бесы, не делает чернокнижника настолько мощным, каким его делает осознанная точка невозврата.

Влад не знает, почему это работает так. Может, дьяволу нравится это отчаяние внутри человека, когда тот окончательно понимает, что сам себя отправил в ад конкретным действием, а может, причина в чём-то другом. Череватый знает одно: если Олег сможет найти свою точку невозврата, он окончательно подчинит себе бесов и сможет вернуть себе свою способность.

Шепс сидит в шоке. Он совершенно не понимает, как это возможно. Влад утверждает, что это может быть вообще что угодно, любая мелочь, даже никак не связанное с магией событие, и Олег абсолютно не представляет, как заново пережить в голове каждую минуту своей жизни в поисках нужной точки.

— Прости, я не смогу тебе в этом помочь, — тихо говорит Череватый.

Он понимает, что даже если будет вместе с Шепсом копаться в его сознании, это не ускорит процесса. Только сам Олег сможет почувствовать то, что нужно, и Влада безумно бесит, что в этой ситуации он абсолютно бессилен и оставляет медиума один на один с этим испытанием. Череватый лишь надеется, что в момент, когда Шепс всё-таки столкнётся с окончательным осознанием своего пути, он будет рядом, чтобы помочь медиуму справиться.

— А ты знаешь свою? — вдруг спрашивает Олег, выныривая из своих мыслей.

Он жалеет о том, что спросил, буквально через секунду, потому что Влад мгновенно опускает глаза и тяжело вздыхает. Шепсу резко становится холодно, и он чётко чувствует, что этим холодом тянет от Череватого.

— Я искал долго, — как-то глухо начинает чернокнижник, но Олег не решается его перебивать. — В моей жизни было мало хорошего, и я думал, что к дьяволу меня могло привести что угодно.

Влад грустно усмехается, и Шепс тянется к нему рукой, но тот отрицательно качает головой, закрываясь от медиума и физически, и морально и ныряя куда-то в свои самые тяжёлые воспоминания.

— Хотя, если честно, я даже представить не мог, что стану чернокнижником, потому что в какой-то момент больше не планировал жить вообще...

Олег рвано выдыхает, потому что от этих слов бросает в дрожь даже его, и он боится представить, что творится сейчас внутри Череватого.

— Я перебирал в голове всё. Сначала думал, что это должно было быть какое-то проявление злости. Вспоминал, как в девять лет первый раз ответил отцу на его удар. Хотя я всегда злился в такие моменты, — Влад пожимает плечами. — А это было почти каждый день.

Шепсу хуже с каждым словом. Он никогда не спрашивал Череватого о детстве, потому что знал, что это больная тема, и не хотел бередить израненную душу. А сейчас Влад вываливает на него самую ужасную часть своей жизни, словно не может больше держать это в себе.

Он говорит как-то потерянно и каждой фразой прыгает в разные временные отрезки, будто вырывая из своей истории отдельные страницы. А Олегу эту книгу хочется целиком сжечь в ярком пламени и за руку увести Череватого туда, куда даже самый сильный ветер не принесёт остатки пепла.

Шепс думает, что, если ещё раз услышит, как кто-то назовёт этого человека злым, он точно не сможет промолчать.

— Я до последнего не хотел вспоминать свои попытки... — Влад осекается, чувствуя, как Олег уже тонет в какой-то дикой боли, хотя он закрыт полностью, не давая медиуму чувствовать ни капли его собственных эмоций. — В общем, это была вторая. Я полез в петлю во второй раз, и это стало моей точкой невозврата.

Он замолкает, всё ещё глядя куда-то вниз, и Шепс выжидает буквально секунду, а затем поднимается на колени, оказываясь рядом, и обнимает его лицо холодными дрожащими ладонями.

— Посмотри на меня, — просит медиум.

Его голос срывается, и Череватый всё-таки поднимает глаза, а Олег тут же продолжает:

— Ты больше никогда не будешь чувствовать себя так, как в то время. Никогда, слышишь? Я тебе обещаю.

Взгляд светлых глаз вдруг меняется, и Влад в тот же момент тонет в невероятно тёплом море спокойствия и любви. Он отчаянно не понимает, как Шепс умудряется за доли секунды бросать его из одного состояния в другое.

Олег губами касается кончика его носа, вынуждая прикрыть глаза, а следом тянется выше. Он оставляет почти невесомые поцелуи на лбу, расслабляя нахмуренные брови, и совершенно не собирается останавливаться.

У Череватого вокруг будто схлопывается весь остальной мир. Он перестаёт слышать и назойливое тиканье часов, висящих на стене, и негромкий лай собак где-то за окном. Влад чувствует только то, как Шепс покрывает поцелуями его лицо, и эта нежность комом медленно сворачивается у него в горле.

Медиум наконец-то касается его губ своими, слегка углубляя поцелуй, и Череватый, кажется, даже не чувствует, как его бережно укладывают спиной на кровать. Олег отрывается, мягкими касаниями спускаясь вниз на шею, а Владу даже не хочется открывать глаза.

Он думает о том, какой же это всё-таки парадокс — то, что они вместе. Такой добрый и светлый Шепс, до сих пор отрицающий абсолютно всё, чем живёт Череватый, и сам Влад со всей своей дьявольской чернотой и таким же угольным сердцем, которое будто по инерции всю жизнь раздражалось от чужой чистоты.

И если чернокнижник хоть как-то осознаёт, за что он полюбил Олега, то как Шепс со своим ангельским нутром настолько в нём утонул, Череватый не понимает совершенно. Он думает, что, наверное, никогда не узнает, как умудрился стать для Олега исключением из всех его правил, но почему-то безумно счастлив им быть.

Шепс целует где-то чуть ниже рёбер, и Влад шумно выдыхает, слегка прогибаясь в спине, а через секунду вздрагивает от неожиданного шёпота около уха.

— Я люблю тебя. И я всегда буду рядом, чтобы больше никто и никогда не сделал тебе больно.

Череватый взрывается от эмоций, за шею притягивая его к себе. Олега хочется ближе, хотя между ними нет ни миллиметра, и Влад целует так, что медиуму кажется, что он уже где-то под кожей.

Обоим тут же становится жарко, хотя буквально час назад даже вечно довольный холодом Шепс кутался под тёплое одеяло. Череватый руками сжимает его талию, а Олег крепко держит его лицо в своих ладонях, не разрывая какой-то безумный по ощущениям поцелуй.

Медиум чувствует, как Влад наконец-то отпустил себя, перестав закрываться где-то внутри, и там, под хрупкими рёбрами, уже нет ни боли, ни других отголосков ужасного разговора.

От Череватого волной бьёт только бесконечная благодарность, какое-то запредельное счастье и дикая страсть, которая с головой за несколько секунд накрывает обоих.

Они избавляются от белья быстро, и Шепс со стоном опускается на его бёдра, начиная двигаться. Влад снова держит его за талию, не отводя взгляда от потемневших глаз, но через пару минут вдруг спиной отрывается от кровати. Он садится, своей грудью прикасаясь к чужой, и сильнее прижимает Олега к себе.

Медиума плавит от этой близости, от того, как Череватый оставляет лёгкие укусы на его шее, и от бешеного стука чужого сердца, которое бьёт прямо по его рёбрам. Они доводят друг друга быстро, и Влад падает обратно на подушки, всё ещё не выпуская Шепса из кольца своих рук.

Они больше не говорят ни слова, потому что Череватый и так сказал слишком много, а Олег сказал ровно то, что Владу нужно было услышать. Это был ужасно долгий и тяжёлый день для обоих, но, несмотря на всё, что происходит, сегодня они снова засыпают счастливыми в объятиях друг друга.