Ежевика Её Светлости

- Вот он, вот! - торжествующе завопил мертвец-провожатый, вытянув ручку-веточку вперед. Да Инга уже и сама догадалась. Из-за вековой корабельной сосны доносилось хриплое, тяжелое дыхание, удушающая завеса запаха крови висела в воздухе, как туман. Точно, как на свином забое! И псы за решетками псарни вот так же хрипят и бесятся, умоляя забойщиков пустить к ним на пир!

- Да твою же едреную мать... - прошептала Инга, и осторожно прислонила старушку к дереву. Та сползла по сосне, как ветхая тряпка. Инга на всякий случай нож приготовила, и осторожно высунулась из-за дерева. Старик соврал, волков оказалось два, а не один. Огромные серые, с черными хребтами звери терзали бурую от крови оленью тушу, тащили каждый на себя, с треском рвалась горячая плоть, кровь толчками плескалась на траву. «Поторопиться бы, пока они все не слили почем зря!» - тревожно подумала Инга, и вдруг вышла из-за дерева. Ноги, как обезумевшие, сами ее вынесли. Она встала прямая и острая, как стрела, намертво не представляя, что собирается делать. Волки на коротенький миг замерли. Черная туча, что лениво ползла по серому небу, наконец повалилась на бок, и открыла Луну. Свет пролился на поляну, и отразился в желтых глазах мощных зверей. И не было в них ничего, одна только горячая, спелая смерть! Оба чудовища напружинились, готовые на белого зайчонка в тоненькой человечей шкурке наброситься, но зайка вдруг обе ручонки подняла, и велела им:
- Оставьте это мне, и уходите домой! Хватит вам на сегодня, знаю я - это не первая ваша добыча, я был добр к вам, время делиться с сестрами вашими!

Волки уши навострили и не веря своим глазам, все-таки развернулись и неохотно побрели в темную чащу. Глаза-то могут и соврать, а вот уши не врут никогда! Когда Отец говорит - не имеет значения,чей голос он использует. Надо подчиняться, даже если звучит он из тела зайчишки на двух ногах!

Ежевика посмотрела им вслед, и выдохнула. Во рту остался горький и острый вкус незнакомых слов. «Благодарю тебя, Отец!» - мысленно прокричала она, всем нутром своим. И он ответил ей, словно легким шелковым покрывалом сквозь все ее тело прошел. Она зажмурилась, с наслаждением вдыхая влажную ночную тьму, как вдруг ледяная капля шлепнулась ей с ветки за шиворот.

«Упырица!!» - вскинулась она, и одним прыжком оказалась рядом со старушкой. Та уже вся рассыпалась в прах, кое-где уже отошла клочками кожа, показался голубоватый от Луны скелет. Как ни странно, но умирающая все еще умирала, едва заметно дыша. Инга подхватила ее и бережно отнесла к растерзанной туше. Едва не оскользнулась в растащеных кишках, чертыхнулась, спугнула какую-то животину. Знать, крысы давно выжидали своей доли на этом пиру. Ничего, родимые, потом полакомитесь! А сейчас она свою ношу осторожно спустила на липкую от крови землю, перевернула и ткнула лицом в разорванный бок. Олень глядел в небо с укоризненным ужасом, неказисто вывалив язык. 

- Ты не обижайся, братец, что ж тут поделаешь! Сослужил ты Отцу добротную, святую службу! Он тебя наградит, ты даже не сомневайся! - ласково прошептала ему Ежевика, и по твердой морде погладила. Закрыла глаза, и сама не зная, что сотворила какое-то знамение над ним. Тонкими пальцами ухватила животину за веки в длинных коровьих ресницах, и прикрыла оленьи глаза.

Упырица тем временем справно хлюпала кровавым лекарством, втягивая в себя улетающую оленью самость. Волки успели только по ломтю отхватить, весь сытный, внушительный пирог с жизнью ей достался. Ежевика деликатно отвернулась, будто происходило что-то донельзя сокровенное, не для чьих бы то ни было глаз. Сорвала буздылек, и в рот сунула.

- А не смогу ли я его после этой... трапезы, ну... оживить? - задумчиво пробормотала она. Оленя, ни с того, ни с сего, было жаль. Не имела она права никакого распорядок нарушать, да и уже обещала ему, что о нем Отец позаботится. Но впервые в жизни ощутив себя чьим-то ребенком, настоящим, родным, и даже — если можно так робко сказать, любимым, она захотела предел этой любви испытать. Чтобы по заднице шлепнули, больно, но ласково, как господское дитя! Ведь она же теперь лучше, чем принцесса! Ее Отец - выше чем сам король, да король рядом с ним, тьфу, червь земляной, соринка в башмаке! И потому упрямое и озорное желание взбрыкнуть, побаловаться, сделать, что Отец не велел, так и зудело в ней, так и кололось, как плохой шерсти зимние штаны!

А упырица уже поднялась на ногии потянулась сладко всем гибким истройным телом. Волосы ее снова спадали до талии вороновым крылом, щечки налились и зарумянились, кожа сливочным атласом переливается. И платье гладкое, изумрудное! А на пальце колечко, которого не было. Рассматривает его в свете лунном, и смеется, довольная.
- Ох, моя красавица, вы вернулись! - заахал мертвый старикан, и чуть не заплясал. Трясется весь от восторга и вожделения, да куда ему, он и при жизни-то небось уже давно с девками непригоден наглухо был! А та и ухом не ведет, знай, на колечко свое любуется. Где только взяла?.. Уж не у оленя же в распоротом брюхе?

- Только позвольте, милая, у вас платье кхм... не вполне цело, - пролепетал князишко, и потянулся к рваному подолу девицы, сквозь который нежно и призывно светилось бедро.
- Это ерунда, это легко поправить! - отмахнулась девица, и наклонившись к тушке, обмакнула ладонь в густую, стынущую кровь. Облизала пальцы, и прореха сама затянулась, и следа на полотне не оставила!

- Так ты что, видишь его? - подозрительно прищурилась на нее Ежевика.

- Ну, - пожала плечами девица. Князь разинув рот, на нее уставился.
- Ну а ты не смей оленя оживлять, у тебя все равно не получится! - надменно бросила Ежевике девица. - Кстати, я — Вороника!

- Да я и не собиралась! - с деланным равнодушием отвернулась девочка. А сама тревожно вперилась в мертвую тушу, то и дело стреляя глазами в названную Вороникой. Откуда она знает?
- Да чего тут знать, догадалась я! - ответила ей девица. - Смотри лучше, какое у меня колечко выросло!

- Выросло-то выросло, да скажи уже - ты что, в голове у меня шаришься? - гневно вскинулась Ежевика, и тревожно подумала: «Как-так, выросло?»
- Ну что ты за глупая такая, а? - возмущенно, как дитя, топнула Вороника: - Знаю я и все! А ты оленя не оживишь, потому что это не делается запросто так!

- А как делается? - растерянно пробормотала Ежевика и прикусила щеку изнутри. Ну и дела...
- Да так делается, что ты должна искренне захотеть, как тогда с собакой! А про оленя ты ничего такого не хочешь! Вот и князь за тобой шастает, потому что...
- Погоди, погоди, не ломись-ка так! - выставила перед собой руки Ежевика: - Про собаку ты знать никак не могла, и в голову ко мне лазить я тебе запрещаю, запрещаю, ты!!
- Да не лезу я! - взорвалась Вороника, и сжав кулачки, тяжело задышала и надулась.
- А как тогда?! - закричала ей в ответ Ежевика. Обе девушки были точь-в-точь как дети, готовые драться или бежать.
- Да так, я ж тебе уже сказала - я растение, ты не поймешь, как, но мы не слушаем, а слышим что вы думаете! Я все про тебя знаю, ты не умеешь листья в бутон свернуть, и спрятаться! Любая коза подойдет и сорвет тебе голову, дура ты!
- Сама ты дура, я тебя от смерти спасла! - возмущенно выкрикнула Ежевика, и отвернулась. Девчонки насупились и замолчали, не глядя друг на друга. Мертвый князь отплыл в сторонку, от греха подальше.
- Милые сударыни, я считаю, что... - заблеял было он, но обе красотки выкрикнули в едином порыве:
- Заткнись!!

Ежевика, вся растрепанная и раздерганая вихрем мыслей и догадок, чтобы чем-то себя занять, достала нож и принялась чесать искусанные колючим лесом ноги. Это что же, она только что упыря от смерти спасла? А разве не надо было адскую тварь бросить подыхать, если уж сама не смогла пришибить, как комара-переростка? «Но я же теперь и сама не от бога... да, и она же мне жизнь спасла... ага, только сначала чуть всю до капельки не выжала! Но ведь поняла же, что зря, и вернула все обратно! А все ли? И как она вообще это сделала?» Вдруг, врет, а Ежевика сама попросту отлежалась, а упырица и бровью не дернула, чтобы ее выходить? Ну, и что же теперь получается...да как-то ничего не получается!
- Ну вас через пень да на задницу! - разозлилась Инга, зло сплюнула на землю, и пошла прочь, не разбирая дороги. Зацепилась за корни, упала, чертыхаясь и отбрыкиваясь, запутывалась еще сильней.
- Погоди, я тебе помогу! - подскочила девка.
- Да отвали ты, напомогалась уже! - закричала на нее Ежевика. - Хорошо тебе, нажралась, и довольная, а я че жрать буду?

 Девка остановилась, по-детски сложив точеные ручки. Ни дать, ни взять - красотка на выданье из приличной семьи!

- Так там это... олень! - мотнула она головой.
- Я, как господин этих земель, вам не позволю охоту водить без охотной печати! - возмущенно затрясся князь, весь как студень из лунного света. Студень... эх, сейчас бы мисочку... ну, хоть ложечку! Да с хлебушка кусочком, и лучком! Живот Ежевики завыл от голода. Олень - это дело. Мясо, пусть бы и сырое, подумаешь! С каждой свинки ей по ломтю отрезали, в забой, и она там же его и сьедала, как пес. Забойщики посмеивались, кухарки крестились. А Инге было совсем не смешно! Живот скручивало, аж дышать больно, тошнота так и прокатывалась от макушки до пят, и в обратную сторону. А жареного-то мясца ей никто не подкинет затак! Вот подзатыльника, да плетью по лопаткам - это мы запросто, этого добра у нас навалом!

Олень, значит... нож есть, так чего бы и оленя не сьесть? Ежевика бодро двинулась к истерзанной туше. И остановилась. Комок в горле завяз, не сглотнуть. Это ж его после упырихи доедать... После собак бы доела, не раздумывая! Из свиных помоев кусочки выбирала, не жаловалась! А тут, вдруг как дамочка брезгливая, морду сделала и стоит. И уйти, ни подойти не решается.«Соглашайся, полоумная, в другой раз волки так любезны не будут, чтоб тебе столы накрывать!» - подсказали пустые кишки, и она, тяжело вздохнув, наклонилась над тушей. Жесткую, неподатливую шкуру ее нож бы все равно не взял, но и не надо было, когда есть разгрызеный бок! Инга опустилась на корточки и засунув руки в разверстые раны животного принялась снимать плотные ломтики. На свое счастье, она добралась до печени. Вот уж радости-то! Печеночка мягкая, пахучая, кусать ее легко, будто разваренную! Так бы и спала на ней, вместо подушечки! Прям как сестра Катэрина ей стелила... Эх, Катэрина, как ты там теперь, вдовой? Вот он, твой новопреставленный муженек, волочится за первой попавшейся потаскухой-кровопийцей, и не стыдно ему! Забыл про тебя, будто и не было никакой жены у него! Не зря судачили мамашка с подруженцией своей, кухаркой, за кружкой грязного пойла —ни одному мужику на свете верить нельзя! Даже князю. А уж князю, и подавно! Сколько горя, ужаса, отчаяния, боли и проклятий несут господа, а?! Сами-то хоть навскидку подсчитывали? Или не трудились, не до того им - этого запытать, того на дыбу отправить, этих выжечь целой деревней, того отравить, этих разлучить, тех свиньям скормить, эту изнасиловать! Вон сколько труда, прям невпроворот! Сидит, любезничает с этой дурой комарихой, а та все хихи, да хаха! Какая же ты балбесина! И пропадите вы оба к чертям собачьим, пропадом!

Ежевика покосилась на парочку. Вороника все на свое колечко любуется, князь на нее неотрывно глядит, слюни пускает.

- А вы и короля, небось, лично знаете? - мелодично, колокольчиком звенит Вороника.

- Да, моя красавица, как брата родного знаю его, мы, так сказать, с Его Величеством на короткой ноге! - и противно прихихикивает,  дряхлый пес!

«Тьфу на вас! Хватит с меня вашей шатии-братии!» - решила Ежевика и проворно отпилила кусочек шкуры там, где она тонкая и податливая — внизу брюха, и как в тряпочку завернула в нее три кусочка мяса. А больше все равно не унести! Положила сверток в карман, и бесшумно двинулась прочь. Провалитесь вы, господа княжеские упыри!

Она осторожно, стараясь не цепляться за колючие когти леса, и не падать, брела через грязные заросли. «Ну еще бы, не сады тебе, с каменными дорожками!» - злорадно думала она, прыгая через ручей. Оскользнулась, упала.Поднялась, чертыхаясь, вся до пояса вымокла. Пришлось штаны снимать и отжимать, насколько получится.
- Что ты какая медленная, мы тебя ждем-ждем! - капризно заныл звонкий голосок. Ежевика как раз выкручивала штаны, да так и застыла с ними в руках. Медленно подняла глаза. Ну, да, так и есть! Стоят перед ней ее чертовы «сотоварищи» и глядят на нее. Она недовольно, он — насмешливо.

- Ну уж прости, государыня матушка, опростоволосилася я, дура грешная! - глумясь, ответила Ежевика и раскинула руки в стороны. Хотели — любуйтесь! Князишко ахнул и замахал руками, выкрикивая «бесстыдница, блудница!», а Вороника только хмыкнула и отвернулась. Губа ее надменно выпятилась.
- Одевайся и поспешим!

- А куда это, позвольте свиное рыло засунуть в ваши дела, мы так торопимся-то? - с издевкой спросила Ежевика, и начала натягивать отвратительно холодную, мокрую тряпку, нарочито медленно.
- Как это куда? К королю! Мы идем к королю! Его Светлость меня с ним познакомит!

- И на кой ляд тебе тот король? - проворчала Ежевика. Хотелось скулить, до того тряпка мерзко липла к промерзшим ногам, уууу!

- А я за него замуж выйду! - ни с того, ни с сего, заявила упырица. Князь попытался что-то лепетать, но его, как обычно, никто в расчет не брал. Ежевика остановилась на мгновение. И расхохоталась от всей души, запрокидывая голову и гогоча.

- Ты? - икая от смеха, переспросила она. - Ты, за короля? Ой, батюшки, держите меня, ща помру, ой, не могу, черт, ахахаха!! Ну, ты отчебучила, красотка, ой, помираю, а?!
- Да, я стану королевой! А что тебя так развеселило-то? - обиженно надулась Вороника.
- Ох, матушки, да тебе еще обьяснять надо? Какая же ты ворона пучеглазая-то, Вороника, ахахаха!! За... короля! Тру-ля-ля, за короля!! Ой, мама, ну ты и эта!

Ежевика уже рыдала, заходясь. Лес кружился, хохоча вместе с ней,древним,  утробным, подземельным хохотом, ничего общего с весельем не имеющим. Ноги подгибались, глаза застило пеленой. Ежевика не удержалась, повалилась на спину и каталась, и ревела, и совой ухала, и свивалась червивыми кольцами. Колотила себя по бокам, колошматила землю, рвала на себе волосы, и не могла, и не хотела остановиться! Ей казалось, что земля уже расступается под ней, и гул идет сквозь трещину из самого Ада, и вот-вот земля примет ее и она наконец, домой, к своему Отцу провалится... и упадет ему прямо на руки, грубые и заботливые, и разорвет Он ее, как волки оленя, и сьест, и будет это самое горячее и волшебное, самое ТО, ДЛЯ ЧЕГО ОНА РОДИЛАСЬ!
 
Она замолчала так же, как и начала хохоть - внезапно и наглухо. Тихо-тихо лежала, и даже дышать перестала, чтобы тишь ту не нарушать. Она поняла, со всей ясностью, кто она и зачем в этот мир пришла. Быть Оленем Его, чтобы Он призвал волчьим воем ее к себе, и сьел, когда сочтет это нужным! А пока, одна забота у нее, бродить по лесам и долам, и нести свое, оленье на кривых ногах в мир!

А раз так - не все ли равно, куда ей идти?
- К королю, так к королю! - хрипло прошептала она, поднялась на слабые ноги, и шатаясь побрела прямиком на свет Луны...
- Парочка старикан и девчонка подхватилась, и побрела вслед за ней. Ну и глупцы же вы! Будто она сама знает, куда идет!
- А на кой черт тебе в королевы-то лезть, а? - сказала Ежевика, чтобы что-то сказать. Интересно не было, но казалось, что не разрушь тишину - и забудешь, что ты не зверь, одичаешь и навечно в лесу останешься. Пусть так, пусть хоть обманное чувство, но человечность какая-то в ней останется.

- А так все просто! - оживилась и радостно затараторила Вороника: - Матушка моя короля ненавидела, я и подумала - наверное, не такой он плохой! И думаю - а стану-ка я сама королева, отчего бы и нет, ведь правда же?

- А что, у нас с тобой не так уж и мало общего, а? - усмехнулась Ежевика. Ноги ее ломило от сырости, как то всегда и бывало с ней. Коленки так и зудят, так и разламываются. Эх, как бы узнать, каково оно - прямые ноги иметь, здоровые? А Вороника все про свое:
- Так вот, матушка моя меня растила, чтобы я стала ядовитая, и ягоду мою сьесть, в которой моя юность и суть, ну, ты понимаешь же? Хотела она молодой опять обратиться, и даже кровью своей меня два раза напоила! Ой, она такая вкусная была, вкуснющая, ты не поверишь! Ну и вот, а потом, когда она меня сожрать хотела, я ее убила, ну, не нарочно, не надо на меня так смотреть!
- А я на тебя и вообще не смотрю! - равнодушно буркнула Ежевика, и остановилась потереть болючие ноги. Никакого средства нет от этой боли, никакого!
- Ну, нет, я видела, ты смотришь, ты меня судишь, а сама-то!
- И что я сама?
- Ну, я не знаю, уж чего-нибудь плохое-то ты сделала! Сделала, сделала, и не отпирайся! Ну так вот, слушай, и не обижайся, что я твою кровь пила, а я знаю, я видела - ты обижаешься! Я не могу теперь кровь не пить, я раньше сок из земли корнями тянула, а теперь мне что делать? Я тяну, как могу! У тебя очень вкусный сок, и душистый, как мышиный горошек, ух, вкуснятинка! Только я не поняла, что это ты, и что тебя тянуть не надо, ну и попила немножко, так и что теперь, вечность на меня зыркать будешь?
- Я не зыркаю, отстань уже! - скривилась Инга, и приготовилась к очередному потоку тупой, музыкальной болтовни.
- Ладно! - вдруг просто согласилась Вороника, и замолчала. Князь молча сопел, тупо глядя на ее зад. Ему этого хватало по уши.

«Что, так запросто - ладно, и все? Не шутишь?» - покосилась на свою изумрудную провожатую Ежевика. Но та и в самом деле топала молча. Девочка вздохнула с облегчением.

Не прошли они и триста шагов, прямо над головой зашевелилась грузная тень, и рухнула мешком с криком:
-  Уху! Уху-ху-ху!
Инга пригнулась, закрывая голову руками.
- Тьфу ты, черт, сова! - засмеялась она, когда первый страх прошел.
- Да сова-то - чушь, - отмахнулась Вороника. - Вот мыши, это да, это ужас-ужас!
- Мыши? - захихикала Ежевика. Противная предрассветная сырость уже поползла по ногам, забираясь, как голодная змея в поисках пристанища, под камзол. И плащ не спасал, хоть она куталась, как могла. «И когда я уже привыкну, а?» - в который раз, досадуя на непокорное тельце, подумала она. Волосы еще эти, и чего спрашивается, заколосились? Так резко за какую-то паршивую ночь отросли! Ах, от воспоминаний так и ударило в живот горячим комком, будто угли холодные проглотила, да невзначай они там внутри и вспыхнули! Злая, постыдная тайна между ней и Катэриной, пособницей Дьявола... Гордость и честь обрести, наконец, свою истинную семью! Жаль только, до горечи зверобойной во рту, что не такая они семья, которая вместе у очага сидит, да песни поет под горячее пиво... каждый из детей Его - сам по себе, точно волк степной, а хотелось бы быть ядовитой пчелой, те в большом улье живут, бок о бок греются!

- ...и я такая на них - пшшш, пш-пшшли вон, зашипела, и ядом плюнула, хихи! - трещала тем временем Вороника, да Ежевика не слушала. Силы вдруг ее оставили совсем. Будто впитались в горести по семье, утекли в печали об одиночестве. Невыносимо захотелось прилечь, пусть бы даже и в росяную траву. Казалось, и в подернутой ледяной коркой луже она бы сейчас уснула без памяти. Она заозиралась в поисках подходящего овражика, или лучше дуплишка какого. Она маленькая, без препонов каких уместится. Однако, чего-то не так было вокруг нее. Чего-то не хватало... ах, да! Вот оно! Не маячит с краю глаза князь, не полощется белесая его тень позади.
- А этот-то где, старикан-то наш?
«Чей-та я сказала «наш»?
- Там, где и сообразно ему быть! - отозвался надменный треснутый голос где-то совсем рядом, прям на ухо. Ежевика дернулась, и скосила глаза. Нелепый призрак свернулся в бесформенный комок, и примостился у нее на плече, как птенец неясыти. 
- Ишь че расселся! - беззлобно проворчала девушка. - Я тебя, ваша светлость, кататься не приглашала!
- А князю Лисицкому твое свиное приглашение и не требуется! - гордо высунул рожу с кулачок старикан. 

Ежевика так и прыснула со смеху. Вороника в ответ захихикала. Князь разобиделся, пробурчал что-то, и свернулся обратно. Прогонять его Инга не стала. Пусть себе, не тяготит. Одно только непонятно - и чего прицепился-то? Едет и едет, будто знает, куда! Если умение видеть призраков - это еще один дар Отца, то почему только один мертвый дедок, а не полчища? И отчего князь прямиком в Ад не отправился, как отошел? «А на кой ляд такая кочерыжка там сдалась?» - шмякнулся в голову ответ. И то правда! У Отца там не бескрайний простор, каждую грешную букашку привечать! Тогда другой интерес - а куда же они все деваются, ну, мертвецы? Ведь поучают же святые отцы, что есть Рай для святош и святеньких, а есть - Ад, который... да только не сходится! После всего, что открылось Ежевике, не видится ей правды в поучениях книжных людей, хотя она ни разу в церкви не была и ни единой проповеди не слышала! Но дворовая челядь торчала исправно в храме, каждое воскресенье. Только по тому, что кухарки и прачки опять причесались да чистые платки надели, соображала Инга, что еще одна мучительная, грязная и позорная неделя ее жизни утонула в жиже свинарника...

- Ну и пральна, че те там делать? А то в церквах правда какая есть, тьфу! - пробурчал старушечий голос. Инга подскочила и проснулась. Оказалось, она уже давно брела звериной нахоженной тропкой, окуклившись в плащ, с закрытыми глазами. Вороника брела за ней, как привязанная на веревочке, а сна у проклятой ни в одном глазу! Так и блымкает глазищами вороньими, а улыбочка с губ не сходит. Все ей хорошо, все ей ладненько! А рядом бабка волочится. Ну, чисто Баба Яга! Скрюченная пополам, седые лохмы криво торчат из-под шапочки, штаны и сапоги на ней мужицкие, и рубаха истрепанная, а поверху еще доха драная нацеплена.
- Эх, не поскупились же сынки да внучата, нечего сказать! - с издевкой оглядела себя бабка. - Ну, и радость же - за сотню лет хоть одной живой душе пожалобиться, в чем старуху свою драгоценную хоронить отправили, а? Я уж волкам рассказывала, да по гвоздям поссать им мои рассуждения!
- Да мать твою наглухо, - выругалась Инга и сплюнула под ноги тягучую, сухую слюну.
- Ну, и я ж говорю! - заулыбалась старуха
- Отец, на кой ляд Ты мне дал этот дурацкий дар, не понимаю я, открой уже секрет! - взмолилась Ежевика, сжимая под плащом нож. Против призраков он ей, конечно, не товарищ, но с ним как-то уютнее.
- Да не скажет Он тебе, - глупо захихикала Баба Яга. - Он такого не открывает никому, хоть ты вой, хоть по углям катайся!
- А ты откуда знаешь? - прохладно бросила ей Ежевика. Ох, как же все-таки спать хочется...
- Да уж знаю, - неопределенно пробурчала бабка. - Не спи прям тутова, погоди, еще малясь, и пришли уже!
- Куда пришли? - проныла замученная Инга, радуясь, что ни Вороника, ни князь ртов не разевают. И сглазила!
- Но нам нельзя нигде прохлаждаться, мы идем к королю! - выпалила надоедливая девка.
- Шшш! - шикнула на нее Баба Яга. - Я тебе гоношиться не разрешала!

Вороника изумленно захлопала глазищами, но блаженную тишину больше не нарушала. Ежевика же решила — а, пусть его, пропадай и будь что будет! И поплелась, практически засыпая, вслед за мертвой старухой. Куда, зачем, почему? Да какая разница? Когда можно просто брести, как спящая на ходу лошадь, и не мутить себе голову никакими задачками. «И эта бабуська туда же, мертвая, как есть, мертвая!» - перетирала Ежевика мыслишки в сухой порошок, и он ссыпался, ссыпался у нее из ушей прямо на сырую траву. Росы копилось все больше, все прибывала холодная влага. Штаны вбирали ее так охотно, будто только для того и предназначались, и противнущая сырь уже поднялась до самых чувствительных мест. Не сказать, чтобы уж она не была привычная, но предложи ей кто у огня свои пожитки развесить, она б люто обрадовалась! Эх, Катэрина, сестрица, прогадала ты со штанами из бархата, хорошо они собирают росу, тут бы лен какой лучше подошел. Или что там еще бывает? Впрочем, откуда бы Ежевике знать, она только умозрительно рассуждать способна, никакого опыта с материями унее нет!
- Эх, баушка, сказала бы ты мне, с какой балды ко мне мертвяки вдруг липнуть начали, а? - проговорила Ежевика так отчетливо, что сама себя разбудила.
-  А почем мне-то знать, метелка ты недозрелая?
- Ну, ты же мне сама явилась, а этот вон, стручок высокородный, вообще, как репей собачий прицепился! Че вы за мной ходите, скажи на милость?

БабЯга только ехидно усмехнулась и промолчала. Она деловито раздвигала клюкой ветки, и тяжело топала одной ей понятным путем, однако же, идти за ней след в след было очень удобно. Ни сучка тебе, ни колючих кустов! С чего Ежевика приняла ее за мертвую, когда не особо-то на то похоже? Ах, да, старуха же сама чет-такое сказала. Ох, Отец, странны жетвои подарочки, загадочны! Не поймешь тебя с наскока, за так!

А старуха вдруг остановилась: 
- Заползай, нюнешка! - ворчливо велела она, тыча клюкой в темный провал в заросшем холме. Похоже на нору, или даже логово медведя. Точно не подводит их под монастырь, в самую пасть свирепого зверя? Ну, а если так - то кому его бояться? Духу бесплотному на плече? Воронике-упырихе, которая сама кого хочешь загрызет? Ежевике? Так она ж с волками как-то управилась, не оставит, поди, и на этот раз ее тайная сила! А если того батюшку Бера выселить, то можно же и прикорнуть на вонючей его подстилке? Горячая, небось, хорошенько меховыми боками прогретая... ох, и хорошо бы, чтобы там был Хозяин сам! Он теплый, шерстяной, с целую кровать размерами. Жаль только, злой да свирепенький, разорвет.... Ежевика, потирая продрогшие костлявые плечи, полезла в лаз. Внутри оказалась пещера. Теплая, сухая! И жилая, хоть и давно. Очажок посередь не тлел, добротно затянутый паутиной. Когда глаза привыкли к густой, кожей ощутимой тьме, Ежевика разглядела лежанки, накрытые истлелым тряпьем и пропыленными шкурами. Жильцы покинули это место на произвол крыс и пауков. Непонятно только, почему его не заняла лиса. Или барсук. Ну, или опять-таки, медведь.

- Потому что я тут торчу, как пень мшистый! - вошла вслед за ней старуха. Колдовским образом, сразу стало светлей. Умученная Ежевика присела на край лежака. Пылища поднялась до ушей, Ежевика сложила гармошкой нос и чихнула от души, а потом еще разок. Бабка стояла, оперевшись на клюку двумя руками и смотрела на нее задумчиво, с затаенным теплом. Но брови хмуро свела, расположения прямо не показывала.

- А эта-то где, упырица? - сонно проворчала Инга. Ее уже неудержимо тянуло на бок. Дышать тут, конечно, тяжеловато, но зато безопасно, тепло, темно... чистый рай! «Хотя мне и в Аду бы прекрасно спалось, ох, не могу я больше ни шажочка ступить!» - подумала она, и сквозь влажную сонную пелену уже видела сестру свою, Катэрину, простоволосую и в одной рубашонке...
- Да боится она, дуреха, недотепа! - сплюнула старуха. - Не была еще никогда в обиталищах, свежий воздух ей нужон, да открытый лес!
- А? Ну и к черту ее! - пробормотала Ежевика, и утерла слюну, что с уголка рта уже текла, безвольная. Катэрина протянула к ней руки, горгулья на цепочке между ее аккуратных грудей подмигнула алым яблоком, и Ежевика уплыла прямиком в обьятья сестры...

Катэрина чесала ей новые, длинные, белые и густые, как сметана, волосы частым костяным гребешком, больно тянула и дергала, и приговаривала:
- Не там ты ищешь, и не тех спрашиваешь! Мертвые к тебе липнут, потому что ты дар свой несешь, а он в том и состоит, чтобы мертвых неуспокоенных приручать, доносить на себе дотудова, где смогут они упокоиться навек!
- И куда же мне нести их? - растерянно спрашивала Ежевика.
- Да уж понятно куда. Кого до разлома в сосне, кого до мышиной норы, кого до соленого озера!
- Так ведь их же уймища, как базарная площадь в воскресный день, мертвых-то, неуспокоенных должно быть! - удивленно таращила глаза на сестру Ежевика.
- А это не те мертвецы, не любые, какие ни попадя! - отвечала ей Катэрина, и плела замысловатые косы, да узлами над ушами укладывала. - Вот так, теперь они тебе не будут мешать, до времени! А как время придет, распускай их, словно павлиний хвост, перед мужчинами, они как щенята-сосунки на беззащитное пузо перед тобой попадают!
- Ну и что мне делать с ними, куда вести? Князя твоего, например?
- О, да наплюй ты на него, он слабак! - хохотнула Катэрина. - Помер и вовремя, я как раз в самую силу вошла, челядь и солдатня меня обожает, даже бунт предлагали, да король бы восстал против, подавил бы меня, как букашку, и Отец бы не выгородил! А теперь я сама тут закон, единственная святая матушка-защитница этой земли! Скоро еще братца твоего сводного под свой алый башмачок подомну, вот то-то заживем! Всем отсыплю на пряники! - зло припечатала она, и горячими ладонями взяла Ежевику за лицо.
- А теперь лети, моя птаха инфернальная, моя снежная летучая мышь! Лети, да о черные перья сердце свое не ихрежь, держи ухо востро!
Отпустила сестру, и та моментальноочнулась там, где уснула. «ПогодиКатэрина, сестра, не нагляделась я натебя!» - хотела кричать, да не успела.Она уже сидела на жесткой лежанке,задыхаясь от пыли густой. Вороника иБаба Яга весело хихикающие, тут жезамолчали и уставились на Ежевику, будтоона тут главная.

 - А че вы уставились-то? - грубо прохрипела Инга, и от души расчихалась. Вороника, будто только того и ждала, отвернулась и принялась крутиться и осматривать себя в тусклом блеклом свете, непонятно откуда сочащемся. Будто луной освещало эту невероятно складную, гибкую, тонкую и сочную девушку, примеряющую пропыленные, залежалые наряды из бархата с золотой вышивкой. Она крутилась перед зеркалом, без рамы прислоненным к стене. Погодите, зеркалом?! Откуда в пещере зеркало...
- Да было оно тут, еще до нас! - кивнула ей старуха. Она сидела, прямо на полу брошенной волчьей шкуре, облезлой и драной. - Мы когда с сынками и внучками моими сюда притараканилися, со старого-то места нас сволота королевская погнала, малая наша, Иголочка, еще совсем что твой олененок была, а уже дерзкая, ух! Ну а как ты хотела, милыя, оно ж такая жиза у нас, разбойная! Тут сызмальства зуб наточен надо держать, да нежности под замком! Еще Стрела к нам не притянулся, да и я жива была...

Ежевика ее не слушала, прочистила горло, и встряхнула головой. Пора было идти. «Да, но куда я иду-то, обьяснил быуже мне кто?» - с отчаянной досадой подумала она. А назойливый конь внутри нее так и бил копытом, так и мотал мордой, тянул узду вперед, вперед! Мол, дойдешь- поймешь!
- Если наперед того в пути не скопытишься! - проворчала Ежевика себе под нос. Спустила ноги с лежака, и ощутила ледяной каменный пол босыми ступнями. Ойкнула, дернулась. Торопливо нашарила сапоги, обулась. Пить хотелось до смерти! А бабка все трындела и трындела - про сынка своего последнего, младшенького, да его детушек, сыночков, что казнил поганец князь Лисицкий. На это раздалось возмущенное бульканье, и откуда-то с потолка, вниз седой прозрачной головой свесился паскудный князь.
- Я не позволю, при всем моем к вам уважении, почтенная пани, порицать достоинство вашего князя и господина, вы находитесь в моих пределах...
- А вот заткнися да выкуси! - скрутила ему дулю бабка: - До твоих пределов сутки ходу, это если бегом, а над людями тут стоят фон Готтены графья, и нечего мне тут хари крутить, ишь, благородие!

Князь что-то еще пыхтел, бабка каркала в ответ, Вороника хихикала и крутилась в мехах не по росту, Ежевика просто встала и по стенке из пещеры вышла на свет. Солнце нещадно плеснуло ей в глаза кипятку, и она зажмурилась, ослепленная. Она вдохнула прохладного осеннего воздуха, и по хрусткой первой наледи пошла куда глаза глядят.
- Погоди-ка, милыя, мне самое-то, надобное-то, ты не выдала! Я тебя одну тут дожидаюсь, вот уж двадцать лет, да все одна!

Бабка ухватила ее за рукав, и держала, как ворона когтями мышь. Неуклюжие попытки выкрутиться только заставляли старуху вцепиться еще жестче. Ежевика закусила губу, вопрошая Бабу Ягу одними глазами - ну, и чего ты хочешь от меня?
- Отпусти меня! - просто и тихо сказала та.
- Куда? - прошептала ей в ответ Ежевика.
- В Ад, куда ж еще, - пожала плечами старуха.
Девчонка аж вспыхнула. В Ад! Да она б сама хотела туда попасть, ну а как?.. Так ведь Отец ее... а значит, и дом.
- Я... я не знаю, я не умею... - спотыкаясь, пролепетала Ежевика.
- Тебе сестра говорила, ну? - вопросительно заглянула ей в лица старуха. Поджатые губы тряслись, как у немощной.
- Бабусь, я тут это... - высунулась и заорала Вороника, но старуха так злобно не нее шикнула, что упырица осеклась, и нос свой обратно засунула. Ежевика стрельнула глазами ей вслед.
- Ну?! - тряхнула ее старуха за локоть.
- Ну, говорила, вроде, да только ничего я не поняла! - отчаянно выкрикнула девочка, и чуть не разрыдалась от беспомощности.
- Ты мне тутова не бедняйся давай!! - страшно заорала на нее старуха, сорвала с головы красную шапочку, и швырнула под ноги. Лохмы рассыпались нечесанным сто лет гнездом, все лицо ее перекосилось.
- Веди, сказала, в Ад меня! Нечего мне тут, я уж двадцать лет, как не дышу, не пержу! На кой черт я тут ошиваюсь, а? А твое дело в том и есть, чтоб мертвецов потерящих в преисподнюю спускать, ну вот и спускай! А не то - я сама с тебя шкуру спущу!!
- Да заткнись ты, погань гнилая! - свирепо сжала кулаки Ежевика. Неизвестная, неиспробованная, древняя и неукротимая, как ночная гроза, ярость заполнила всю ее и выливалась за край, и растекалась над лесом, могучей, неодолимой силой! Она схватила старуху за космы и поволокла за собой, так легко, как кошку за хвост. Ежевика не видела ничего перед собой, как ослепла враз, но точно знала, куда идет. Она воротилась обратно в пещеру, и грубо отшвырнув Воронику от зеркала, пихнула бабку, как кулек муки, себе под ноги, а сама всем телом прижалась к закопченому стеклу. Ее всклокоченный, беловолосый двойник мелькнул и пропал. Вместо этого она увидела подвесной мост, ведущий над живой и голодной бездной во Тьму. Гладкая стеклянная преграда между ней и мостиком растаяла. Она едва удержалась на ногах, чтобы не свалиться в пропасть. Подняла бабку рывком, и поставила на первую шаткую досочку. Та шагнула раз, шагнула другой. Повернулась к Ежевике, и посмотрела той прямо в глаза, пронзительным горящим взглядом, полным чистой волчьей благодарности. Ежевика только кивнула ей, и накрыла глаза свои ледяными ладонями. «Прими, Отец!» - прошептала она без слов, и открыла глаза, тяжелые, как камни, и болючие, как гнойные чумные узлы. Князь и Вороника застыли с открытыми ртами у нее за спиной. «А почему бы и?!» - мелькнула злющая мысль, Ежевика повернулась, и хватив Его Светлость за шкварник, швырнула в центр зеркала. Успела как раз вовремя, оно по углам уже затягивалось простым стеклом. Призрак старика истошно заорал, завис на миг над бездной, когда откуда-то, непойми откудова, вынырнула крылатая тень, и подхватив мертвого господина и властителя за ворот смертной рубахи, уволокла его в вечную ночь. Ежевика успела разглядеть, как в пасти твари сверкнуло рубиновое яблоко.

А в следующий миг зеркало уже затянулось, обратившись снова простым стеклом. Ежевика отвернулась от него,щелкнула пальцами, и поверхность зеркалапошла трещинами, и с хрустом осыпалась.Неаккуратного возвращения Бабы Яги и Князя-мертвеца она совсем не хотела.
Вороника вжалась в стену пещеры,и испуганно смотрела, как Инга наощупь, шатаясь, ищет выход из пещеры. И ее счастье, что не лезла под зараженную тьмой тонкую руку. Обе девушки еще не  знали, что несколько мгновений, пока тьма не осыпется с ладоней Ежевики, может она одним прикосновением сердце любое остановить. Но обе это насквозь чувствовали.

Наконец, нашла, откинула полог, тот с треском оборвался, накрыв ее сголовой. Она рассмеялась, кое-как из него выпутываясь. И с какой-то непонятной балды подумалось - а раньше ведь я б этой рваной, истлелой тряпке бы обрадовалась! В такую ночами промозглыми замотаться уж больно хорошо! А теперь, поглядит-ка на меня, фу-ты, ну-ты, палки гнуты! Плащ-то у нее бархатный на меху, сапоги тельячьей кожи! Дочка Сатаны! Захотелось кривляться и крутиться, как та Вороника, но не умеет она, корявая кривоножка... Жгучая зависть укусила за самую печень, но девчонка вдруг вспомнила, что теперь и сама красотка, только вот ноги кривыми остались, эх, а то бы...

Горячая, неприятная сырость поползла из ноздрей. Ежевика утерлась рукавом, и увидела, что он испачкался алым. Она умехнулась сама себе, и прикрыла глаза. Воздух входил в нее прохладным и ломким, а вылетал раскаленным и жарким, как у больной горячкой. Ноги ее пригвоздило к земле, а лес вокруг кружился и гудел.«Да и черт бы с ней, с кривизной, главно дело - есть они у меня! Сейчас еще чутка постою, подышу, и дальше пойду...» - сказала она себе и рухнула без сознания.