4 глава
Извечно палящее светило на сей раз покрылось бледным бельмом, анемичными лучами едва заметно оглаживая могучие лапники повсеместных лиственниц. Деревья меланхолично покачивались, точно перехлёстывающиеся волны беспокойного моря, навивая сердцу какую-то необъяснимую тоску. Горькую, примостившуюся в укромном уголке души и, сравни виноградным лозам, медленно, но уверенно переплетающую внутренности своими прыткими побегами, подобно удушающим плетям. Дорога впереди не имеет ни конца ни начала. Петляет, наротчито извиваясь и всё глубже заводя упорное человеческое дитя в свои необъятые глубины, в самую что ни на есть сердцевину леса. В воздухе устойчиво господствует аромат опавшей прелой листвы, приятной влажностью заполняющий лёгкие и ненамеренно вселяющий в сознание наводящие мысли о жизни.
Жизни, нашедшей свою должную золотую середину, но так и не обрётшей искомого сердцем.
По мягкой почве, покрытой сплошным слоем сухой хвои, шествовал парень лет так двадцати. В его губах вертелась тонкая соломенка, а за плечами украткой потряхивалась битком набитая холщёвая котомка. Всё та же, потрёпанная, местами залатанная различными кусками ткани и неизменно верная в использовании. Сколько бы лет не прошло, а она всегда при нём, при всех подобных походах и странствиях заменяет ему безропотного спутника.
Даже невзирая на то, что теперь юноша в полном состоянии приобрести себе наиболее практичные и качественные вещи, он не стремиться избавляться от воспоминаний, что хранят в себе с виду ветхие и давным-давно истлевшие пожитки. Они, как малые неотъемлемые крупицы его души, собранной из таких вот, казалось бы, ненужных и убогих мелочей, которые неразлучно окружали его в трудные моменты жизни, пронося все горечи и скупые радости вместе с ним. Но и из всего того нищего барахла, что беспрестанно собирал парень, имелась одна занятная вещица, которая была дороже любого несусветного богатства. Она обрела огромную известность среди всполошившихся сельчан и подарила своему обладателю вожделённое признание. Преувеличенные слухи и повальная молва о его благословенном даре, дарованном ему самими духами леса, возымели свои должные плоды, наделив ненавидимого всеми мальчишку громкой славой и всеобщим обожанием. Наруто даже рта не успел раскрыть, как люди, воочию узрев его живого и невредимого, тотчас обомлели и, опасаясь гнева всевышних, вопреки своим прежним убеждениям смиловались, приняв молодого человека, как чистое дитя света, сумевшего совладать с великой силой тьмы. Блондин не стал их переубеждать, но и купаться в лаврах мнимой славы не спешил. Кроме растерянности, вызванной чрезмерным вниманием навязчивых сельчан, он испытывал чувство опустошённости, внутренней недостаточности и никчёмности. Виновником являлся таинственный искуситель, которого Наруто, ранним утром под покровом тихого леса, к огромному разочарованию не обнаружил. Как бы больно и обидно ему не было, он тогда безмолвно ушёл, даже не предприняв попытку углубиться дальше, разыскав своего ночного гостя и разъяснив всё на месте, как сделал бы в любой другой ситуации из обыкновенной упёртости и нежелании тяготить себя лишними думами. Тогда он лишь мысленно поклялся вернуться для того, чтобы отыскать загадочного бирюка и... Просто вновь посмотреть в его ониксовые глаза, хотя бы в последний раз ощутив на устах прохладу бледных губ. Жизнь, как он когда-то мечтал, наладилась, а все суеверные крестьяне шли ему на уступки, во многом угаждали и заискивающе ластились, видя в нём творение великого творца, а именно своё спасение от всех грядущих невзгод. Что уж там, если даже самая красивая в деревне девчонка, которую он боготворил едва ли не с пелёнок, резко изменила к нему отношение, став кидать в его сторону очень уж недвусмысленные намёки и лукавые взгляды. Но несмотря на то, он, Наруто, практически в течение всей жизни бегал за ней, словно дрессированная бродяга, всячески услуживал и машинально проговаривал одни и те же слова, без какой-либо надежды прося об одном единственном свидании, он прямо отказал ей, когда та заявила ему о своих чувствах чуть позже его чудесного возвращения в поселение. В тот момент он трезво осознал, что кроме визуального восхищения ничего к ней толком-то и не испытывал. Да, непременно, очень красивая, с ласковой улыбкой, нежным взглядом, безупречными розовыми локонами и бархатной кожей, однако внутри у него от всех этих достоинств больше ничего не колебалось, сердце задумчиво молчало, а под рёбрами засела странная скребущая пустота. Он, точно в воду опущенный, бесцельно бродил по глухим закоулкам, посещал паршивые забегаловки, на последние сбережения запивая смутное горе дешёвым алкоголем, и старался любыми способами заглушить в себе воющую заунывным стоном неведомую боль. Из такого самобичевания его вывел уже ранее знакомый странственник, волей случая вновь оказавшийся в их окрестностях. Только взглянув на угасающий вид парнишки, мужчина сжалился и, недолго думая, предложил тому отправиться покорять мир вместе, пообещав выплачивать ему небольшую сумму за отдельную помощь в редактировании его книг. Наруто, невзирая на свою малообразованность, согласился и, спешно взяв с собой самое нужное, в тот же день покинул родную деревню, устремившись с малознакомым человеком в неизведанные дали. О своём спонтанном решении в дальнейшем он не пожалел.
Долгое четырёхлетнее путешествие помогло парню обрести контроль над собой, восполнить недостающие в его жизни ценности и обогатить духовный мир, сделав его ярче и эмоциональнее. Мужчина, приставишийся как Джирайя, показал ему все «прелести взрослой жизни», ничего не утаивая и приукрашивая. Говорил откровенно, без какого-либо стыда демонстрировал сказанное на деле и требовательно прививал мальцу важные навыки чтения и письма, учил во всей полноте ощущать тонкости человеческого восприятия и не отчаиваться даже в самых затруднительных ситуациях. Ввиду того, что сам отшельник являлся приверженцем азартных игр, излишне падким на спиртное и женщин, он не побрезговал посвящать подопечного в тайны плотских утех и разгульной жизни в целом. Многие его пристрастия «сопляку» оказались не по душе, но знания, какими бы они «грязными» и «похабными» не были, всё же в блондинистой голове отложились – в этом старый развратник был уверен наверняка.
За годы бесчисленных странствий и усердных тренировок, тело юноши так же потерпело заметные изменения: преобрело рельефные очертание, хорошую пластичнось и выносливость, черты лица стали выразительнее и твёрже, а в глазах появилась взрослая осмысленность. Добрый старик обучил его всему, что знал сам, и за такой немалый срок, проведённый бок о бок с несносным мальчишкой, заменил ему отца, дав в полной мере ощутить родительскую любовь и заботу, вкупе с порой суровыми наставлениями и наглядными примерами для подражания. В неоперившимся юнце странственник с первой же встречи заприметил скрытый потенциал, и впоследствии, как показала практика, не промахнулся: мальчишка, в отличии от вызубренной теории, в которую никак не мог вникнуть, на опыте схватывал всё на лету, запоминал телом, отбрасывал все лишние мысли и целиком отдавался заданному делу, мотивируясь одним благовейным образом, чётко отпечатавшимся на сетчатке его глаза. Но особенно ему полюбились тренировки на катанах. Отшельник оказался не таким уж и чахлым, как могло показаться на первый взгляд. Он отлично владел оружием и изредка проводил с Наруто тренировочные спарринги. Первоначальные деревяшки, на которых мужчина настоял в целях безопасности, вскоре заменились настоящим тяжёлым оружием, а их учебные сражения превратились в серьёзные бои, в которых наставнику становилось всё труднее держать оборону. Хлопец был полон энтузиазма, тренировался в удалённое время до изнеможения, не жалея себя, отрабатывал движения до мышечной дрожи и чёрных пятен перед глазами. Мысленно Джирайя, с восхищением наблюдая за впечатляющими успехами парня, с усмешкой решил, что держать в ладони рукоять меча было по истине врождённым призванием для бойкого мальца, а он лишь немного помог ему раскрыть свой природный талант и развить в нём чувство ритма, возможность подстраиваться под гармонию окружающей среды. Этой заслугой, пожалуй, в коем-то веке стоило гордиться.
Наруто, одушевлённый быстротой и мощью движений старика, его поразительной речью и наивысшей духовностью, был безгранично предан ему за отеческое попечение, за терпеливые и внятные разъяснения, за гуманное воспитание и мудрые наставления. Однако момент, когда их пути должны были разойтись, всё таки произошёл. Джирайя в силу своего возраста уже не мог так ребячески преодолевать большие расстояния и обходиться лишь малыми знаниями народной медицины для лечения ноющих суставов и органов. Вполне возможно, негативно сказался и его нездоровый образ жизни, над которым он никогда не заморачивался, но факт того, что здоровье его значительно ухудшалось, не могло не повлиять на обстоятельства. Под настойчивыми уговорами подопечного отшельник, немного поразмыслив, всё таки решил осесть в одной из понравившихся деревень, на постоянной основе занявшись своим любимым делом – писательством, а Наруто, с тяжёлым сердцем распрощавшись человеком, давшим ему бесценный опыт и моральную поддержку, запасся провизией и двинулся дальше, желая навестить свои родные края после долгих лет странствий. Он никогда бы себе не признался, но ярко чувствовал, что соскучился по родным сердцу землям и их жителям.
Цветастое кимоно, слабо подвязанное на талии верёвочным поясом, при бурных дуновениях ветра открывало вид на перевязанный пластичными бинтами торс и выраженные ключицы. Немного отросшие волосы рассыпающимся золотом оттеняли бронзовую кожу лица, особенно выделяя лазурную синеву глаз. На левой стороне корпуса парня в ножнах покоилась драгоценная катана, доставшаяся ему от учителя, как признак его зрелости и силы.
Некогда чистые щёки блондина теперь рассекали три тонкие семетричные линии, больше подходящие на усы кота. Они появились как-то сами собой, абсолютно спонтанно. Наруто в своё совершеннолетие захотелось каких-то перемен, а старик, утомившись выслушивать нудные стенания под ухом, чёрт знает откуда разыскал ему человека, в узких кругах специализировавшегося на накалывание нательной живописи. Узумаки о своём поступке не жалел, и кроме того, был только рад выделяться из серой толпы однотипного народа, из раза в раз привлекая внимание любопытных прохожих.
Всё было при нём, и даже незаурядный характер добавлял ему некий шарм, волей-неволей притягивающий к себе всё новых и новых людей, благодаря чему он обзавёлся множеством товарищей с дальних поселений и даже торговых городов. Правда, с девушками у него не ладилось, но и то сугубо из его личных соображений и увиливаний от любых проявлений симпатии. В чём кроилась причина его бесстрастия к противоположному полу, Наруто и сам-то толком понять не мог. При близких контактах с женщинами, которые ему не раз пытался устроить извращённый отшельник, он сразу начинал смущаться и нервозно стараться избавиться от интимных прикосновений, впредь отходя как можно дальше от весьма пылких представительниц женского пола. Отговаривался парень обычным нежеланием заводить беспорядочные связи и в то же время обременять себя отношениями. Было ли так на самом деле, никто наверняка не знал, да и впрочем, не так уж это было важно.
Через пару тройку недель пройдя более тысячи верст, Узумаки добрался до своей деревни. Она встретила его радостным гулом человеческих голосов, громким лаем дворовых псов и привычным скрипом колёс купеческих повозок. Местная ребятня огласила его радостным повизгиванием и буквально обступила со всех сторон, когда взрослым, тотчас оторвавшимся от своих дел, оставалось лишь удивлённо охать да ахать, тихо что-то приговаривая себе под нос. На многочисленные уговоры остаться в посёлке подольше Наруто шутливо отнекивался, но гостинцы сельчан любезно принимал и, несмотря на свою неуклюжесть в быту, как мог помогал вдовам и молодым девушкам по хозяйству: то крышу подлатать, текущий кран посмотреть или же что-нибудь прибить. А приставучая ребятня, собиравшаяся со всех окрестностей деревушки, непрерывно канючила, в просьбах с ними поиграть и рассказать истории о своём долгом путешествии. Парень соглашался и до самого вечера, пока до окраины села не доносились зовущие крики родителей, неустанно развлекал веселящихся детей. Но спустя несколько дней прибывания в кругу шумного народа, блондин, собравшись ранним утром, незаметно для всех пустился в путь к своей заветной цели, оставляя позади оглущающую тишину спящего поселения.
Теперь же он, идущий на поводу неодолимого влечения, твёрдой походкой загонял себя всё глубже в гигантские массивы туманной тайги, безмолвно проговаривая про себя одно и то же имя.