Наедине с проблемой
Минхо согласился уже через неделю, что учить азбуку Морзе — не такая уж и хорошая идея. Однако, отступаться было поздно — после уроков друзья собирались и зубрили чертовы «точечки-черточки». Джи был не в восторге больше всех — он мог думать совсем о другом в то время, как сидел за толстенной книгой, принесенной ему Ли. Порой он отвлекался и думал о том, где еще можно поискать Оливию. Мысли привели его к тому, о чем он раньше не догадывался по своей глупости и несообразительности. Джон сказал — ее унесло. Значит, монстр затащил ее в водосток. И, очевидно, что его логово именно там. Но как туда попасть? Неужели надо тоже запихнуть себя в водосточное отверстие? Но ведь Хан — не Оливия, его задница в эту дырку не пролезет. В этот миг он еще раз пожалел о своей комплекции.
Ребята замечали, что Джи около двух недель почти не улыбался. Даже Феликс слегка отошел и даже смеялся вместе с друзьями пару раз, что очень радовало парней. А парнишка оставался все таким-же угнетенным и задумчивым. Минхо гадал — почему он так и не оправился после пропажи Оливии. Неужели, до сих пор переживает и все силы бросает на ее поиски? А может, его угнетает собственная немота и то, что приходится постоянно постукивать пальцами по первой попавшейся твердой поверхности? Да, хотя и нехотя, но азбуку Морзе каждый из них уже знал в совершенстве. Феликс же заметил, что он перестал пропадать где-то, как раньше. Часами засиживался за толстым блокнотом и записывал все свои соображения о местонахождении младшей сестры. А потом тащил туда ребят и страшно разочаровывался, когда никого не находили в этих местах. Джи же, к своему домоседству относился более чем отрицательно. Он и сам считал, что пока он сидит сложа руки над тетрадью, Джон может сожрать Оливию, и от этого ногу сводило судорогой. Но без плана действовать было нельзя. Это тебе не Крис Брок, относительно которого решение можно было принять спонтанно. Это — древнее зло из космоса, которое несет огромную опасность.
Однажды Минхо даже заметил, что Джи начал отдаляться от них. Он всегда сидел особняком в их компании, устремив задумчивый взгляд в одну точку. Он будто возвращался к исходной стадии своей «эволюции» — становился недоверчивым пугливым парнишкой. Хотя, конечно, пугаться Хан и не собирался — он лишь опасался, что через него Джон выйдет на его друзей и брата и очень этого не хотел. Виделись с ним лузеры только в школе и на поисках Оливии. На выходных, когда парни решали развлечься и пойти погулять или собраться у кого-нибудь из них, Хан «настукивал», что хочет побыть один и запирался в комнате. Такое поведение сильно удивляло ребят, но они решили, что лучше сделать так, как он хочет и не трогать его. Однако, Минхо это вскоре надоело.
Очередной раз, когда лузеры собрались покататься на велосипедах, Феликс сообщил, что Джи хочет побыть дома. Он сказал это будничным голосом как о чем-то само собой разумеющемся. Минхо нахмурил брови и сказал им езжать без него.
— Ты что надумал? — спросил Хёнджин.
— Я хочу поговорить с ним. Невозможно так долго сидеть в четырех стенах и хандрить!
— Но он очень расстроен, ты должен понять! — возразил Феликс.
— Я понимаю все прекрасно! — воскликнул Ли. — Ты тоже расстроен, но ты не обособился от всего мира, Ликс! Ты продолжаешь жить, а он…
Ли ненадолго умолк, а потом кивнул головой:
— Ладно… Догоните потом оба!.. — сказал он и тронулся с места. Хёнджин и Чонин, ненадолго задержавшись тоже нажали на педали и последовали за своим лидером.
Минхо взбежал по лестнице настолько тихо, как только мог, чтобы мистер и миссис Ли его не услышали. Хотя, эти люди уже и не обращают внимания на разный посторонний шум в их доме, так как глубоко ушли в себя. Парень подошел к двери комнаты Феликса и Джи и нажал на ручку, не задумываясь о том, что друг может быть не одет.
К счастью их обоих, Хан был одет и, как всегда, сидел у окна с блокнотом. Когда он услышал звук отворявшейся двери, то вздрогнул и полностью повернулся. Его темные глаза странно сверкнули, брови нахмурились, а рука потянулась к деревянной поверхности. Раны уже покрылись струпьями и бинтовать их не было нужды. Выглядело это, конечно, жутко, но парнишку это заботило меньше всего, а ребята усиленно делали вид, что это незаметно.
— Ты что тут делаешь? Вы же поехали кататься! — простукал он по столу.
— Я пришел с тобой поговорить! — серьезно сказал Минхо. Джи удивленно вскинул брови. Ли вообще не бывает таким серьезным. Во всяком случае, таким он его не помнил. Для всех парень был незатыкавшимся балаболом и любителем глупых шуток про гениталии, но сейчас он изменился. Будто в его жизни произошло что-то подобное потере близкого человека. И частично это было правдой — он терял Хана. И если это не остановить, он и вовсе уйдет из жизни лузеров. Он вовсе запрется дома и начнет все делать сам.
— О чём? — простучал-спросил паренек, откладывая блокнот в сторону и вставая на ноги.
— О твоем поведении!
— А что не так с моим поведением?
— Да то, что ты отдаляешься от нас, Джи! — воскликнул Минхо. — Ты постоянно проводишь выходные в этой душной комнате в компании блокнота и своих мыслей!
— Я думаю где искать Оливию!
— Но нельзя же жить этим! Посмотри на Феликса — он пытается жить прежней жизнью, а ты замыкаешься в себе! Так нельзя! Надо жить дальше, Джи!..
Хан поджал губы и от того, что не может накричать на Ли, стал как сумасшедший лупить кулаком по столу:
— Ничего больше не будет как прежде! Оливия пропала и пока я не найду ее, жизнь не вернется для меня в прежнее русло! Я не могу, понимаешь? Не могу развлекаться, пока ей там нужна помощь!
Струпья на руках треснули и из них снова начала сочиться кровь. Хан содрогнулся всем телом и поднес дрожащие окровавленные руки к лицу, спрятав искаженное от слез лицо. Минхо с ужасом посмотрел на друга и подошел к нему.
— Джи… — он попытался прижать его к себе, положив руку на вздрагивающую спину друга.
Но тот отстранился и поднес дрожащую руку к столу.
— Уйди!
— Джи, нет же… — Ли положил руки на его плечи, но он грубо вытолкал его за дверь, подперев ее изнутри стулом. — Джисон! — позвал он из-за двери, но тот громко отчеканил кулаком по столу:
— У-хо-ди!
Еще с минуту он слышал, как парень неловко топчется у его двери, а потом шаги затихли. Хан прислонился спиной к стене и сполз по ней вниз, размазывая по лицу кровь вперемешку со слезами. Как он может веселиться с ребятами, зная, что Оливия пропала? Как Ликс может так поступать? Неужели он забыл о том, как любила его сестра и как он сам ее любил? Почему он живет дальше так, будто ничего не случилось? Неужели и Ли уподобился своим родителям, потерявшим всякую надежду и решившим, что Оливия уже мертва?
Джи обхватил руками колени и уткнулся в них лицом, как вдруг раздавшийся в его голове голос заставил его замереть:
— Что ты делаешь, Джисон?
«Матурин! Черт возьми, это ты…»
— Джисон, ты поступаешь плохо.
«Плохо? А они поступают хорошо, резвясь и гуляя в то время, когда моей сестре нужна помощь? Хорошо поступает Феликс, который просто забыл об этом?» — почти кричал в мыслях парнишка.
— А ты думаешь ему легко дается улыбаться каждый день? Феликсу еще больнее тебя, Джи…
«Но я хоть что-то делаю, чтобы вырвать Оливию из лап Джона!»
— Но ведь ребята о нем не знают!
«Ну и что? Предположить, помочь, подкинуть мыслишку — разве это тяжело? Разве для этого надо знать, кто утащил Оливию?».
— Джи, ты должен жить дальше. И не должен отдаляться от брата и друзей.
«Но я боюсь за них… Вдруг Джон через меня найдет и их?».
— Ты глупый, Джисон.
Хан широко распахнул глаза. За все это время, когда Матурин говорил с ним, он ни разу не назвал паренька глупым. Да он то и не уверен был, что он знает, что такое глупость. И сейчас он просто недоумевал.
«Что, прости, ты сказал?».
— Ты глупый, Джисон. — повторил голос. — Ты сам делаешь себя легкой добычей для Джона. То есть, ты облегчаешь ему задачу.
«Что это значит?» — Джи даже приоткрыл рот от удивления. Что значит — облегчает ему задачу? Он становится еще более доступным для того, чтобы сделать своей «шестеркой»?
— Это значит, что он специально воздействует на тебя, отделяя от друзей и брата. Когда ты один тебя легче сломить. Ты повелся на его уловки, Джисон.
«Нет, я… Я не стану его шестеркой, ни за что!».
— Тогда не отстраняйся от своих друзей и брата. И прислушайся к Минхо — он прав насчет того, что тебе стоит жить дальше.
«Откуда ты знаешь, как его зовут?».
— Оттуда же, откуда узнал и твое имя, Джисон! Ты понял свою ошибку?
«Я понял, Матурин! Я не буду больше так поступать!».
В ответ тишина. Он снова исчез и Джи остался наедине со своими мыслями. Он теперь и сам признал свою глупость. Хан накричал на Минхо, если это можно так назвать, плохо думал о Феликсе и ребятах… Черт, он понимал, что на их месте ни за что не простил бы за это. Слезы снова заструились по перепачканным кровью щекам. Парнишке вдруг захотелось догнать ребят и попросить прощение за все. Он уже и забыл, что его руки все еще кровоточат и что его лицо в красных разводах. Джи убрал стул, резко отворил двери и, выскочив на порог, заметил Минхо, сидевшего на полу и прислонившегося спиной к стене. Неужели он все это время сидел здесь, под дверью? Неужели он в самом деле ждал, пока он выйдет и еще раз поговорить? Увидев друга, он тут же подпрыгнул на ноги и посмотрел на него.
— Прости, если я тебя расстроил, Джи. — сказал он. — Я не хотел.
Хан улыбнулся, всхлипнув, и осторожно обвил руками шею Ли, стараясь его не запачкать. Парень бережно обхватил руками его тело, прижимая к себе. Он больше всего на свете хотел, чтобы он ему улыбнулся — и сейчас это исполнилось. Он чувствовал его улыбающиеся губы на своей шее и зарылся носом в волосы Джи. Он ясно услышал, как он простучал по стене:
— Нет, ты меня прости…
Ему не за что было прощать его. Горе, обрушившееся на это чудное создание, сделало из него хмурого и задумчивого человека. Наверняка он сам, Минхо, окажись в такой ситуации, замкнулся бы в себе. И он все равно ничего не ответил. Ли наслаждался моментом. Парень, наконец, искренне и широко улыбался. Впервые за долгое время. И он улыбался ему.