Часть 7
Боль была отрезвляющей и... безопасной.
Знакомой.
Чертовы ребра...
- Осторожнее, Као, осторожнее.
Лба коснулась знакомая рука - маленькая сухая ладонь, приносящая успокоение одним движением, болел ли зуб, душа или же, как сейчас, ребра.
А еще скула.
Запястья и, кажется, почки.
Вдохнув воздух резче необходимого, Макао зажмурился, хоть глаза у него и так были закрыты: перетянутые эластичным бинтом ребра отозвались глухой болью. Все тело, словно пропущенное через мясорубку, ныло и жаловалось на повреждения в разных своих частях, словно бы и не было подключено к капельнице с обезболивающим.
Что же будет, когда она закончится?...
- Лежи, дыши мелко, не спеши.
Голос Пита - тихий, увещевающий, и Макао так чертовски хочется слушать его все больше и больше.
- Вот так, спокойно. Открывай глаза, все в порядке.
Да нихрена не в порядке. Больно.
- Знаю, - вот теперь в голосе слышится улыбка. - Ты говоришь вслух.
Он неожиданности Макао едва не захлебнулся воздухом, но медленно открыл глаза, в которые словно кто песок насыпал. В один. Второй заходился нытьем и страданием.
- У тебя было смещение глазного яблока, но его уже благополучно вправили обратно, - тихо сказал Пит, все еще продолжая гладить Макао, словно маленького ребенка, по кромке волос на лбу. - Тебя здорово избили, но теперь ты дома, все хорошо.
Комплекс Кинна - не наш дом, хотел возразить Макао, но тут же передумал. Рядом с Питом и братом дом был там, где они. Хоть под последним лачужным забором.
- Хотя бы один глоток воды постарайся сделать...
Губ Макао коснулась трубочка, и затем - о, чистое блаженство, в горло потекла прохладная вода.
- Всё-всё, больше нельзя. Прости. А теперь отдыхай, спи. Теперь можно.
Повинуясь теплому голосу, Макао закрыл глаза.
Он уже не слышал, как Пит, посидев рядом с ним еще немного и убедившись, что он точно уснул, тихо вышел из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, и вернулся к Вегасу - ненадолго, прижаться горящим лбом к чужому плечу.
- Смертоносен и прекрасен, - пробормотал Корнвит, пуская Пита на свою больничную постель и помогая укрыться легким одеялом.
- Комплимент профессионала... - пробормотал Пит, едва держа глаза открытыми. Он сутки - с момента возвращения - дежурил у постели Макао, лишь только сменив одежду и смыв кровь и пот, ожидая, когда тот придет в себя.
- Кинн будет тебя бояться... - Вегас поцеловал любовника в густую челку. - Думаю, он уже тебя боится.
- М... Самонадеянно...
- Спи.
***
На жилом этаже комплекса настроения царили унылые. Терапаньякулы потеряли убитыми троих телохранителей, и если бы не умения Кима, цифра эта была бы гораздо выше.
Кинн, урвавший несколько часов сна, мрачно пил неразбавленный виски. После допроса похитителей, которых удалось захватить практически полным составом, он пытался осознать неприятное: под его носом образовалась группа недоброжелателей, желавших урвать себе кусок бизнеса на азиатском рынке сбыта оружия, на котором обычно господствовал клан Терапаньякул. И пусть последние действия их были неизящны и несколько топорны, эффект они произвели: корейцы развели бурную деятельность на своих территориях. Необходимо было думать о том, что им противопоставить, - одной грубой силой действовать было невозможно. Мысли были тяжелые, ворочались в голове, словно мшистые валуны, и поэтому Кинну не оставалось ничего, кроме виски. Хотя бы сегодня.
Порш сверлил мрачным взглядом прикорнувших на диване Кима и Че - переплетенный клубок из рук и ног. Порче в легкой дреме шмыгал покрасневшим носом, а Ким, прятавший под диванной подушкой личный Глок, медленно и вдумчиво целовал его, легко прикасаясь губами к рдеющим щекам и не стесняясь окружающих. Взгляд Порша был ему совершенно параллелен, а вот прижимающийся к боку младший вызывал одним своим видом желание забить на общее сборище и отнести Киттисавата на жилой этаж, медленно раздеть... И уложить, в конце концов, спать, по человечески, в собственную кровать. И не выпускать неделю, пока кузен Макао думает, возвращаться ли ему в этот бренный мир...
Когда команда спасения заложника вернулась обратно в комплекс, Порче удержать не смог никто. Ким, одетый с головы до ног в черное, устало снимал куртку, одеревеневшую от количества попавшей на нее крови, когда Порче очень медленно подошел к нему и легко коснулся скулы, на которой алел росчерк шальной пули. Глядя в серое от волнения лицо Киттисавата, Ким чувствовал, как к нему постепенно возвращаются силы.
Для него это было внове. Кто-то, важный, драгоценный, ждал его из боя, терпеливо и верно. Чувствуя глухие удары собственного сердца, Ким хотел было отвести руки Че, чтобы тот не замарался грязью и кровью, подсыхающей на его одежде и волосах, но Порче только покачал головой. Ему было все равно, ведь самое главное - Ким здесь, здоров и почти цел. Одна царапина на лице и почти повисшая плетью рука - когда оборона на месте, где держали Макао, уже почти захлебнулась, на Кима уронили пирамиду из коробок с отделочными материалами. К счастью, атаке это не помешало, но Ким ругался на трех языках, пока старался выбраться из-под завалов, да так, что уши откровенно завяли у всех окружающих.
Сейчас его рука, уложенная для верности в лангет и обколотая обезболивающими, лежала на талии Порче почти мертвым грузом - но младшего это не смущало.
Танкхун, оставленный на попечение Порче, пока вся семья рванула в Паттайю, нахохленной птицей взирал на окружающих с самого высокого барного стула, легко постукивая о ножку носком элегантного домашнего тапка - в леопардовой расцветке, и стук этот, едва слышный, но ритмичный, планово бесил Кинна. Что ж, надо сказать, что малыш Порче справился достойно, как следует происнтруктированный Полом. Был рядом, отвлекал, даже расковырял старую заначку - флешку с порно, принесенную еще Поршем очень давно. Приносил воду и тяжелое одеяло, а когда Танкхун все-таки не смог сдержать эмоций и оказался на грани нервного срыва, каким-то очень ловким движением уронил старшего на диван, вколол ему целый шприц успокоительного и заставил выпить таблетку. Обязанности свои «по присмотру» он выполнил на все сто, и Танкхуну, в итоге убаюканному изящным сочетанием транквилизаторов, было ясно - сам Киттисават подобным образом - активно заботясь о старшем - пытается справиться со своей тревогой.
В отсутствии Пита, сидящего рядом со своим юным подопечным в больничном крыле, Танкхун позволял себе погрузиться в мысли о своем бывшем телохранителе. На самом деле, когда Пит только вышел из вертолета, Танкхун его... не узнал. Как и все, одетый в черное, которое ему, надо сказать, весьма шло, Пит, усталый и потерявший все силы в схватке, едва смог отпустить руку Макао, когда к месту высадки уже спешили врачи, чтобы провести первичный осмотр и начать транспортировку раненого... И в наступившей на взлетном поле тишине Танкхун тогда очень хорошо расслышал легкий хруст - от движения с одежды Пита облетала свернувшаяся и высохшая кровь.
Он был в ней буквально с головы до ног, невидимой на черном, но выдающей свое присутствие вот этим едва слышным звуком, а еще - ярким медным запахом.
Тогда Танкхуна затошнило.
Собственные воспоминания о последнем похищении звучали в голове ярким набатом, не заглушаемые ни медитацией, ни успокоительными. Тогда это был покойный Чан - тот кто по приказу отца пришел за Танкхуном и прошел по ангару, где того держали, словно острейший нож сквозь человеческую плоть, оставляя после себя только трупы.
Придя в себя, прятался Танкхун от него еще неделю, чем вызывал недоумение как братьев, так и самого Чана.
Но ведь не скажешь же им, что тогда он боялся Чана больше, чем своих предельно жестоких похитителей?..
Еще за сумасшедшего примут.
Порш, медитативно нарезающий тончайшими пластами уже пятый лимон за той же барной стойкой, где сидел Танкхун, старался держать в поле зрения не только клубок из собственного младшего брата и Кима, будь он не ладен, Проныра, но и всех остальных. Перстень главы Побочной семьи жег ему руку, но Кинн перед вылетом четко дал ему понять - теперь это навсегда. Вегас отказался - недвусмысленно, аргументировано и, что удивительно, совершенно спокойно. У Кинна не нашлось, что ему возразить, но всё-таки они с кузеном пришли к некоторым соглашениям: Вегас не уходил из семьи - это было бы сделать невозможно - и был согласен помогать Поршу и консультацией и нецензурным словом, в конце концов большая часть договоренностей в семейной копилке держалась на его имени, и въехать без проблем в бизнес у Киттисавата не получалось не только по недомыслию и отсутствию личного опыта. В конце концов, его обучали в последнее время и юристы, и сам Кинн, и результаты были отнюдь не плачевными, Порш схватывал все на лету, удивляя любовника рвением и успехами, столь отличными от того периода, когда Порш только попал в клан Терапаньякул...
Но многие, казалось бы, формальные вещи держались на имени Вегаса, и полноценной отдачи кто-то посторонний получить не мог бы, как бы ни старался.
Вегас обещал всецелую поддержку - но только в том случае, если его брата вернут живым.
К счастью, это случилось. Не могло не случиться.
Порш не был прожженным убийцей, но видел в своей не такой уж длинной жизни многое. Жизнь в бедности, подпольные бои - а в последствии и служба на клан Терапаньякул, все это давало пищу не только для размышлений, но и достаточного количества ночных кошмаров.
Порш не был невинным. Он убивал.
Однако в той гостинице - Кинн в итоге оказался прав, рассуждая о месте, - он увидел то, что потрясло его, заставив задуматься о том, кто все эти люди вокруг него и сколько масок носит каждый из них.
Кинн - суровый босс, нежный и внимательный любовник, хитрый и умный, точно рассчитал время нападения. Он избавлялся от недоброжелателей четко, словно работал в тире, а не в узких коридорах, где за каждым поворотом их ожидали.
Арм - смешной, начитанный, цитировавший Шекспира и многочисленные дорамы своего господина, хладнокровно рассчитал серию небольших взрывов, которые заставили обороняющихся запаниковать.
Пол, который всегда казался Поршу немного неуклюжим и способным только к охране Танкхуна да питью пива в баре, каждый раз оказывался за спиной Порша, ликвидируя тех, кто пытался наступить на хвост Киттисавату.
Пит... Пит.
В какой-то момент Порш своего приятеля просто... испугался. Чувство это было внезапным и всепоглощающим, и холодный пот, выступивший на лице, никак не смог привести его обратно в чувство. Порш двигался все также быстро, но словно автоматически, отмечая, откуда стреляют, прикрывая Кинна, который все пытался лезть вперед, словно его кто-то мог заменить, если шальная пуля найдет свою жертву. И Пита он все время видел краем глаза, отмечая смазанные движения затянутой в черное, обманчиво хрупкой фигуры.
Пит шел по трупам.
Не боялся вступить в рукопашную - нож так и порхал в свободной руке. Убивал всех, до кого мог дотянуться. Молча, не говоря не слова и не свернословя.
Просто шел и убивал.
Именно он нашел Макао - и тут Порш испугался повторно. Он искренне надеялся, что маленький засранец выживет - Киттисават подозревал, что эту потерю Пит уже не перенесет.
Но тот выжил. Не было ни одной травмы, несовместимой с жизнью, и Порш смог вздохнуть с облегчением...
И вот теперь не мог оторваться от своих лимонов, хоть в горле уже першило от их яростного запаха... пока ему по голове не прилетело леопардовой тапочкой.
- Отомри, Порш!
***
Жухлая трава и сумрачное небо - и среди этого меланхоличного пейзажа фигура, укутанная в тонкий шелк и серебро украшений, казалась диковинным цветком, неизвестно как выросшим на пустыре.
- Все хорошо. Сон - твое лучшее лекарство.
Макао, покачавший головой, поймал в ладони чужие пальцы, мягко сжимая и целуя.
- Ты - мое лучшее лекарство.
Улыбка, отразившаяся в темных глазах, словно зажгла теплом окружающий воздух.
Макао моргнул - нет, не показалось.
На бескрайним лесом разгоралось ослепительное солнце.