ЕСЛИ ОДИН УЙДЁТ

АЙК.

Чонгук выпрямляется и трясет пузырьком с гремящими в нем таблетками у нее перед носом, после чего проходит мимо нее.

— Можешь остаться и посмотреть или проваливай из моего дома. Выбирать тебе, — он смотрит на нее, зловеще ухмыляясь, и Лалиса закатывает глаза.

Помня о своих ранах, Чонгук медленно опускается на корточки перед кофейным столиком и кладет таблетку на стеклянную поверхность. Он берет рамку с фотографией, где я на выпускном, и начинает ею крошить таблетку.
У Лалисы чуть глаза не вылезают из орбит.

— Это еще что такое?

Чонгук фыркает.
— Окси.

— Ты собираешься нюхать «Оксикодон»? Ты, черт возьми, издеваешься? — визжит она. (Примеч. «Оксикодон» — мощное обезболивающее, полусинтетический опиоид).

Чонгук не отвечает ей. Похлопав себя по карманам, он вытаскивает бумажник, достает из него свои водительские права и продолжает измельчать таблетку карточкой. Лаласа стоит, скрестив руки на груди, и с возмущением на него смотрит.

— Присоединишься? — ядовито спрашивает Чонгук, прекрасно зная ответ.

Он достает из бумажника банкноту в один доллар и начинает скручивать ее. Лалиса, скорее всего не осознает, что он делает, но я-то прекрасно понимаю. Он пытается отпугнуть ее; показывает свою самую худшую сторону.

— Не делай этого, Чонгук, — предупреждает Лалиса, и даже я удивлен тоном ее голоса.

— Или что, Мать Тереза?

— Я расскажу твоей матери, — угрожает она.

Чонгук надменно смеется.
— Она тебе ни за что не поверит.

Лалиса закусывает губу, когда Чонгук наклоняется к столу, чтобы втянуть в нос первую полоску порошка. Рывком она бросается к столу, падает на него и порошок разлетается во все стороны, когда стекло под ней трескается и разбивается на тысячи крошечных осколков.

— Да какого черта? — орет Чонгук, когда она вскакивает: ее черная фирменная футболка «У Айка и Чонгука» со спины покрыта белым порошком и осколками стекла, а на лице застыло суровое выражение. — Пошла вон из моего дома! — рычит Чонгук.

Схватив с пола рамку с моей фотографией, которой Чонгук измельчал таблетки, она кричит:
— Что бы сказал Айк, если бы видел тебя сейчас? — кричит Лалиса и тычет ему фотографию в лицо.
Чонгук застывает.

— Серьезно, Лалима? — бормочу я. — Все зашло слишком далеко. Тебе лучше уйти, — уговариваю я.

Меня, как близнеца Чонгука, который знает его, как свои пять пальцев, беспокоит непроницаемое выражение, застывшее на его лице. Не знаю, на что он способен в данную минуту.
Чонгук  медленно поднимает на нее взгляд, выпускает из рук долларовую бумажку и, выдернув из руки Лалисы рамку с фотографией, швыряет ее на диван позади себя. В его состоянии у него уходит минута, чтобы полностью встать, и Лалиса ждет, выпятив подбородок.

— Вон! — орет он. — Твою мать, вон сию же секунду!

В комнате наступает тишина, нарушаемая только их тяжелым дыханием. Взгляд Лалисы падает на пузырек с таблетками, лежащий рядом с разбитым столом, и я сразу же понимаю, что у нее на уме.

— Не вздумай, — предупреждаю я, но не успеваю.

Она бросается к столу, хватает пузырек и летит в ванную. Чонгуку, хотя ему и больно, довольно быстро удается догнать ее, матеря на ходу, но все равно, к тому времени, когда он добегает до ванной, я вижу, что Лалиса уже спускает воду. Ее взгляд прикован к унитазу, где в вихре воды исчезают таблетки.
В проеме появляется Чонгук: он без рубашки, каждая мышца его тела напряжена. Ярость жаркими волнами исходит от него, и он в неверии смотрит на Лалису.
   Я тоже в замешательстве. Очень решительная женщина. Даже я представить не мог, что она поступит подобным образом.
Подняв голову, она закрывает пузырек крышкой и подходит к Чонгуку, стоящему в дверях. Лалиса не улыбается, но и признаков сожаления о содеянном в ее глазах нет. Прижав пузырек к груди Чонгука, она смотрит ему прямо в глаза и без тени страха заявляет:
— Держи. А теперь я ухожу. Спасибо, что пригласил меня к себе домой.

Она отпускает пузырек и тот падает на пол, так как Чонгук не делает ни единого движения, чтобы поймать его. Протиснувшись мимо него, она спокойно идет в гостиную, но прежде, чем успевает дойти до входа в комнату, Чонгук хватает ее за руку и разворачивает к себе лицом. Ее глаза слегка распахиваются, но почти сразу же к ней возвращается свойственное ей спокойствие. Я еще ни разу не видел Чонгука настолько злым. Уверен, он никогда не позволит себе ударить женщину, но судя по выражению его лица, я начинаю волноваться, что могу ошибаться на этот счет.
Прижав руки, сжатые в кулаки, к бокам, он наступает на нее.

— Ты прикатила в город, и я дал тебе работу. Ты приперлась ко мне домой и вылила всю мою выпивку и выбросила наркотики. Несмотря на то, насколько я зол, я мог бы забыть об этом, хотя я, скорее всего, уволю тебя завтра же с утра. Но не смей даже вид делать, что ты хоть что-то знаешь о моем брате или о том, через что мне приходится проходить, — после всего, что она сказала и сделала сегодня вечером, я удивлен, что больше всего его разозлило именно то, что она упомянула меня, чтобы повлиять на него.

— И почему же это? — зло кричит в ответ Лалиса, толкая его в грудь, и в ее глазах сверкает ярость. Черт возьми! Почему она внезапно так разозлилась? Всего пару мгновений назад она была само спокойствие. — Потому что ты единственный, кто потерял кого-то? — она толкает Чонгука еще сильнее, и он морщится.
— Потому что ты единственный, кто хочет, чтобы все это закончилось навсегда? — и она толкает его еще раз, на сей раз крепко вцепившись в его руку, и Чонгук спотыкается, удивленный ее агрессией. — Наркотики. Выпивка. Ты, черт возьми, прячешься за ними, Чонгук, и Айк был бы сражен наповал, если бы мог видеть тебя сейчас!

Она замахивается, чтобы дать ему пощечину, но Чонгук мгновенно перехватывает ее руку и прижимает ее к стене.

— Ты не знаешь меня, ты ни черта не знаешь об Айке, пошла ты, Лалиса! Где ты успела обкуриться до такой степени, что смеешь говорить мне такие вещи?

— Потому что я знаю тебя! — орет она и пытается высвободиться из его хватки. По ее щекам текут слезы. — Я знаю, ты жалеешь, что это не ты умер вместо него. Ты считаешь, что он был лучше, что он всегда знал, как поступить и что сказать, а теперь, когда он ушел, ты чувствуешь, что никто и никогда не будет понимать тебя так, как он!

Замерев на мгновенье, она делает глубокий вдох, опираясь на стену, к которой Чонгук прижал ее, и ее губы дрожат.
Выражение лица Чонгука слега смягчается, хотя он по-прежнему крепко удерживает ее; его грудь высоко вздымается при каждом рваном вдохе. У него явно все болит после того, как Роджер с братом отметелили его, и я вижу, что он истощен.

С трудом сглотнув, Чонгук спрашивает:
— И откуда ты все это знаешь, Лалиса?

— Потому что... — она качает головой и дергается, стараясь высвободиться из его хватки.

— Не дергайся! — командует он, снова прижимая ее к стене.

— Пошел ты, — всхлипывает она и бьет его коленом в пах. Когда он сгибается от боли, Лалиса пытается сбежать, но Чонгук хватает ее, и они оба, кряхтя, падают на пол. Она царапается и извивается, но, вскарабкавшись на Лалису, Чонгук садится на нее верхом и крепко прижимает ее руки к бокам.

— Расскажи же мне, откуда ты все это знаешь, — задыхаясь, требует он.
Лалиса прекращает борьбу, видимо, осознав, насколько он сильнее. Ее грудь высоко вздымается и опадает, пока она пытается восстановить дыхание.
— Скажи мне, — повторяет свое требование Чонгук.

— Потому что я вижу себя в тебе, — цедит она сквозь стиснутые зубы, как будто ненавидит его за то, что он заставил ее признаться в этом. — Всякий раз, когда я смотрю в твои печальные карие глаза, я вижу, как на меня смотрит мое собственное отчаяние. Думаешь, раз я не выросла в этом крошечном городке, то не могу знать, что ты чувствуешь? Так ты ошибаешься. Я понимаю тебя, как никто другой. Может быть, даже лучше, чем твой брат.

— Лалиса, — шепчу я. — Ты о чем? Что ты задумала?

Она игнорирует меня, и смотрит в глаза Чонгуку. Они, будто видят то, чего я не вижу или не могу видеть, но не знаю, это из-за того, что я мертв, или потому, что мне не дано это понять.

Чонгук вздыхает.
— Кто это был?

— Мой брат Аксель, — тихо отвечает она. — Шесть лет назад.

Как вышло, что я не знаю о ее брате? Мне следовало спросить. Я должен был расспросить о ее жизни, но я был слишком занят спасением Чонгука. Как я мог оказаться настолько глупым, думая, что работа и жилье — решение всех ее проблем? Они оба сидят в протекающих лодках, а я попросил Лалису пересесть в лодку Чонгука и помочь ему вычерпывать из нее воду, в то время как ее собственная лодка уверенно идет ко дну.

— Как это случилось?

Лалиса с трудом сглатывает и от воспоминаний по ее щекам снова начинают катиться слезы.

— Авария на мотоцикле. Мы оба катались. Он умер, а я нет, — механическим голосом отвечает она.

Чонгук  крепко зажмуривает глаза, когда внезапно понимает.
— Паническая атака тогда... — шепчет он. Теперь все встало на свои места. — Черт, — бормочет он себе под нос. — Мне так жаль, — Чонгук отпускает ее руку и слезает с нее. Они лежат бок о бок и молча, тяжело дыша, смотрят в потолок. — Айк погиб в Афганистане. Самодельное взрывное устройство.

— Анна рассказала мне, — отвечает Лалиса, вытирая лицо. — Мне очень жаль, — добавляет она, глядя на меня.

И я верю ей. Она искренне сожалеет о моей смерти. Когда наши взгляды на секунду встречаются, я наконец-то вижу то, что она описывала Чонгуку. Вижу ее отчаяние, боль, и начинаю ненавидеть себя за то, что не заметил этого раньше. Я встретил ее в поворотный момент, когда она предпочла неизвестность, лишь бы сбежать из этого мира. Я знал, что ей было больно, но не думал, что вот так. Как я мог быть столь бесчувственным?

Спустя какое-то время Чонгук встает и протягивает Лалисе руку, чтобы помочь ей встать. Встав, она снова вытирает мокрые щеки, проводит пальцами под глазами, чтобы убрать потеки туши.

— После такой драки я бы не прочь выпить, — смеется Чонгук. — Жаль, что одна боевая задира пришла сюда и вылила все в помойку.

Он пытается пошутить, чтобы немного поднять ей настроение.
Лалиса вяло улыбается.

— Я больше не буду вмешиваться, Чонгук, — с этими словами, она хватает ключи с дивана и открывает входную дверь.

— Подожди! — зовет ее Чонгук.
— Куда ты собралась?

— Собираюсь вернуться в свой номер в мотеле и поспать. Я уезжаю завтра.

— Как это? — одновременно выкрикиваем мы с Чонгуком.

— Надеюсь, ты все понял, Чонгук, — и она закрывает за собой дверь, а мы с Чонгуком остаемся и чувствуем себя покинутыми.

Развернувшись, мой брат проводит рукой по волосам, его глаза плотно закрыты. Он должен понять, что по-настоящему все испортил относительно Лалисы. Спустя пару секунд он открывает глаза и берет мою фотографию с дивана.

— Что же мне делать, Айк?

— Бежать за ней, придурок! — кричу я, но он, конечно же, не слышит меня.