Глава 6
Перепуганное лицо моего учителя господина Лагетта я видела нечётко. У меня кружилась голова, меня тошнило. Буквально через пять секунд на себе я стала замечать взгляды моих одноклассников. Они толкали друг друга, чтобы увидеть как я распласталась на тёмном паркете нашего кабинета. Моя голова гудела и мне казалось, что её кололи чем-то острым. В помещении было шумно, я не могла разобрать ни единого слова. Их голоса звучали с небольшим эхом, будто за невидимой стеклянной стеной. На минуту я забыла где нахожусь и что нужно делать, пока несколько пар рук не помогли мне сесть.
— Принеси ей воды. Скорее, Ханна! — нервно мычал преподаватель.
Я не нуждалась в помощи, поэтому, несмотря на непонимание происходящего, заговорила:
— Я в порядке, — решив успокоить, их бормотание стало ещё громче, и я беспомощно закрыла глаза.
— Скорая уже едет, потерпи ещё немного, — подбадривал меня мой учитель, приобняв моё хрупкое тело.
Допив стакан с водой, я стала замечать, что теперь все подростки снова мирно беседуют друг с другом. Решив, что угроза для моей жизни устранена, они вернулись к своим заботам. Тревожные лица некоторых девушек я всё же наблюдала, но они умело пытались не смотреть на меня. Та самая заботливая Ханна, которая помогала мне с домашними работами, сейчас даже не здоровается со мной, хоть с ней мы живём по соседству. Я знала это безразличие к себе со стороны окружающих в лицо, но до последнего момента верила, что авторитет и популярность ничего не значат. Надежда в моем сердце стремительно потухла.
Я перестала думать об этом, когда кто-то внезапно и быстро поднял меня, и мои руки автоматически обвили шею высокого человека. И без того бедную мою голову резко пронзила сотня ножей, и я поморщилась от боли. Ноги и спину держали очень крепко, и я чувствовала как руки мужчины трясутся. Я медленно положила голову на плечо своего учителя и от этого стала чувствовать себя лучше. Запах его одеколона заглушал неимоверную боль во всём теле. Беспокойные лица моих, так называемых, друзей начали расплываться, а потом исчезли вовсе. Внезапная боль прожгла мою левую ногу, и я сразу оторвала голову от колючего свитера. Оказалось, я ударилась о дверь, пока господин Лагетт, уже заливаясь потом, нёс меня на улицу. Я тихо засмеялась, и почувствовала, как его лицо покрылось румянцем. Было больно, но его неуклюжесть подняла мне настроение.
На улице я засмотрелась на забор, и сразу вспомнила, как весело было его перелезать. Лица стоящих рядом людей начали путаться, и я не успела понять как смогла лечь на белую простынь. Тёмно-серые кожаные стулья я узнала мгновенно. Послышался противный звук скорой помощи, а рядом со мной плюхнулся взволнованный учитель. Его тяжёлую одышку можно услышать за километр, а очки покрылись испариной. Впервые я увидела его ярко-голубые прекрасные глаза не за тонким слоем стекла. Лишь они притягивали мой взгляд, пока медсёстры проверяли пульс и измеряли моё давление. Он смущенно глядел на меня, а я пыталась успокоить его своей глупой улыбкой, и внезапная усталость накрыла меня с головой.
Раскрыв глаза, я ужаснулась от обилия белого цвета вокруг. Я настолько давно не видела таких ярких цветов, что они прожигали мои глаза насквозь. К моему удивлению, я смогла без проблем встать с кровати, около которой лежала моя одинокая сумка и платье. Длинная сорочка на мне негромко шуршала, когда я совершала какие-либо движения. Знакомая парковка дала понять, что я нахожусь в больнице. Она как будто притягивала меня, ведь я только вылезла на свободу. Всего три часа свободы.
— Привет, моё солнышко, — нежно начал женский голос, доносившийся в метре от меня. — Меня зовут доктор Линси. Как ты себя чувствуешь? На что-то жалуешься?
— Отлично, доктор. Я смогу вернуться в школу? – мне не терпелось выбраться отсюда. — Не так быстро, котёнок, — тщательно прощупав моё горло и голову, она открыла небольшую папку и начала задавать почти одинаковые стандартные вопросы.
— Когда ты последний раз спала? — её вопрос прозвучал странно и непонятно для меня. — Твои круги под глазами я увижу за километр.
— Больше суток уже не спала. — Призналась я.
Она резко остановилась, щупая живот, и посмотрела мне в глаза:
— Вот и причину твоего обморока мы нашли. Как так получилось, что ты так долго бодрствуешь? У тебя проблемы в семье? Расскажи мне правду, и напомни своё имя и фамилию, пожалуйста.
— Рейчел Карла Хоуп. — На другие вопросы отвечать я не стала.
— Знакомая фамилия, ты уже лежала здесь?
— Нет, но мой брат...
— Точно! Насколько я знаю, с ним сейчас его мать, — перебила меня доктор, записывая мои инициалы на листок из папки. — Может позвать её?
— Думаю, ей сейчас не до меня. Я правда в норме.
— Я непременно сообщу ей о том, где ты находишься и объясню всё. Также могу тебя обрадовать. Уже завтра ты сможешь вернуться домой, а сегодня поспишь здесь и наберёшься сил. Обещай мне, что больше не будешь так долго без сна.
Простого кивка головой ей оказалось достаточно и, собрав все свои медицинские штучки, она ушла.
Мои мысли беспорядочно кружились в голове. Думать обо всём сразу я не могла физически, но это не волновало мой мозг. Я плохо отличала реальность от образов, созданных мною. Предметы вокруг загадочным образом стали перемещаться пока я путешествовала в стране своих раздумий. К вечеру шум в моей голове стал невыносим и я стала медленно отключаться.
Я проснулась от солнца, которое светило мне прямо в глаза. Щурясь, я оглядела загадочную комнату. Пытаясь встать, я заметила женщину, положившую свою голову на край кровати. Тёмно-каштановые волосы моей матери я аккуратно поправила и пытаясь не разбудить её, взяла бумажный журнал из её чёрной сумки. Чтение не было моим хобби, зато картинки я с охотой могла разглядывать часами. Я ничуть не удивилась, когда увидела изысканный торт с черникой на обложке. Всё своё свободное время мама посвящала готовке. Часто я даже не могла выговорить название нашего ужина. Открыв первую страницу журнала, из него выскользнул листок бумаги. Я не успела словить его, и тот упал на пол. Эта койка была гораздо выше обычной, поэтому я пыталась придумать как бы достать бумажку с пола, не разбудив мать. Аккуратно отодвигаясь на правый бок кровати, я постепенно нагибалась вниз. Схватив листок, я теми же медленными движениями вернулась в исходную позу. Ненужные картинки кулинарного журнала меня больше не интересовали и я начала читать текст записки, не подумав, что это личная жизнь мамы:
Если ты читаешь это, значит, больше не услышишь мой голос никогда. Поэтому в последний раз представь, что слышишь мои вибрации у себя в голове.
Дальше в письме стоял смеющийся смайлик, и я поняла, что письмо от Адама. В этом мы были похожи — не утрачивали оптимизм даже в самых трагичных ситуациях.
Я считаю, что поступил правильно. Признаю, я — законченный неудачник. Для себя я раз и навсегда понял, что каждая мелочь на счету. Любая случайность может изменить жизнь до неузнаваемости. Я считал их своими друзьями и пытался жить правильно, но в этом больше нет смысла. Я пробовал изменить это недоразумение, но потерпел неудачу. Они посыпались одна за другой, и это окончательно сломало меня. Я не понимал, что сделал не так. Я устал бороться и с каждой минутой всё сильнее понимаю свою беспомощность.
Письмо казалось каким-то незаконченным. Все больше недоумевая, я начала крутить листок в поисках продолжения. Первое чувство, которое я почувствовала — ярость. Я была ужасна зла, что матери, которую ненавидел, он написал целую поэму, а мне лишь одно слово. Вторая эмоция, настигнувшая также быстро, — разочарование. Я всегда считала жизнь брата идеальной. Странно, но только я приходила поплакаться в его жилетку. Любовь и забота оберегали меня на протяжении всей жизни. Я никогда не видела его таким беспомощным и не понимала как такой целеустремлённый человек может навсегда опустить руки. Нам обоим казалось, что счастье будет всегда царить в нашем доме, но я выросла, и он тоже. Адам сделал неправильный выбор, и я совсем не понимала, что должна сделать ради его возвращения в реальный мир.
Я сунула письмо обратно в журнал, и положила его в мамину сумку. От моих движений она проснулась. Я притворилась спящей и на миллиметр приоткрыла глаза, чтобы наблюдать за уходящей женщиной с чёрной сумкой не правом плече. Из открытой двери в палату заходит медсестра. Она слишком быстро сообщает мне, что я свободна и могу собирать вещи. За ней в комнату входит мой отец и начинает задавать мне бесконечные вопросы, на которые я отвечаю лёгкими кивками головой. За этот день я с братом до смерти перепугали родителей. Отец помогает мне застелить кровать, складывая моё нарядное платье, и дает яблоко. Откусывая его, я вылезаю из медицинской сорочки, быстро натягиваю майку и брюки, взятые из папиного портфеля, хватаю свою маленькую сумочку и выхожу вслед за отцом. Заходя в лифт, я нажимаю второй этаж, а не нужный первый. Папа вопросительно смотрит на меня, на что я коротко отвечаю ему:
— Есть разговор к брату.