7 глава
София
Настоящее время
Я шла по тротуару, ощущая, как вечерний воздух обволакивает меня, но моё тело всё ещё горело от остатков нервного напряжения. Стас… Стас! Я до сих пор не могла поверить, что это был он. Мой старый друг, с которым мы столько лет не виделись, превратился в какого-то навязчивого незнакомца, который преграждал мне путь и, судя по его взгляду, явно не собирался останавливаться на простом разговоре за кофе. В его глазах читалась какая-то отчаянная, болезненная решимость, которая пугала до дрожи. Вся эта ситуация казалась абсурдной, словно я оказалась в каком-то дурном сне.
И вдруг… тот парень. Он появился так неожиданно, так решительно, что Стас даже не успел среагировать. Он просто оттолкнул его, словно это была самая естественная вещь на свете. Я смотрела на него, на его спокойное, но твёрдое лицо, и чувствовала, как волна благодарности буквально захлёстывает меня. Он был моим спасителем. Просто так. Без лишних слов.
Я пожалела, что не спросила его имя. Он просто кивнул, и мы разошлись, каждый своим путём. А я осталась стоять, чувствуя себя немного неловко, но невероятно облегчённо. Кто он? Почему он помог? Было ли это просто совпадение, или он что-то почувствовал? Его глаза были такими ясными, такими… честными. В них не было той нездоровой одержимости, что я видела у Стаса.
По дороге домой я прокручивала в голове этот день: странное, до жути неприятное столкновение со Стасом, его одержимое поведение, и затем – совершенно неожиданное появление незнакомца, который словно сошёл со страниц романа, чтобы спасти меня. Это был день, полный абсурда, страха и… чуда.
Дома я рухнула на диван, пытаясь переварить всё произошедшее. Не успела я даже толком снять куртку, как завибрировал телефон. Это было сообщение от Стаса. Моё сердце снова ёкнуло, но на этот раз не от страха, а от неприятного предчувствия. Открыв сообщение, я вчитывалась в строчки, и каждая из них обрушивалась на меня, как холодный душ.
Он объяснял. Объяснял, что всё это было… просьбой. Просьбой моего отца. Отец, видите ли, хотел, чтобы между нами завязался роман. Чтобы Стас мог "повлиять на мой выбор", как он выразился. Стас, видимо, посчитал себя обязанным выполнить эту "просьбу" и действовал так, как ему казалось правильным.
Я сидела, оцепенев от шока. Неужели? Мой собственный отец… он пытался манипулировать моей личной жизнью, используя для этого моего старого друга? Это было так подло, так нечестно, что я почувствовала, как по мне пробежала волна отвращения. Всё это было не проявление его сумасшедшей одержимости, как я думала, а хладнокровный, спланированный отцом спектакль. Это было даже хуже, чем если бы Стас был просто сумасшедшим. Он был пешкой в чьей-то игре, а я – жертвой этой игры.
Вместо облегчения я почувствовала жгучую злость и разочарование. Я позвонила Лолите, и на этот раз её ужас был другого рода. Ужас от осознания, что меня пытались так грубо контролировать. Мы обе были в недоумении, как можно вот так вмешиваться в чужую жизнь, тем более жизнь собственного ребёнка. Этот вечер оставил после себя горькое послевкусие и новую, неприятную тайну, о которой пока не хотелось никому говорить.
***
хоть как-то отвлечься от этого отвратительного открытия, я заварила себе крепкий, ароматный кофе. Горячая чашка обжигала пальцы, но её тепло немного успокаивало дрожь, пробегавшую по телу. Я взяла её с собой и вышла на балкон.
Воздух был прохладным, город мерцал огнями, но ничто не могло заглушить шум разочарования в моей голове. Я сделала глоток кофе, горький привкус которого идеально соответствовал моему настроению. Мои глаза непроизвольно потянулись к тому самому окну в соседнем доме, которое я не раз замечала. В тот день, когда я впервые почувствовала на себе чей-то взгляд, когда казалось, что за мной наблюдают, именно там мелькнула какая-то тень. Тогда это казалось паранойей, теперь – просто очередным элементом странной, тревожной головоломки моей жизни. Окно было тёмным, без признаков жизни, но само его существование, и то ощущение чьего-то присутствия, вновь вызвало неприятный холодок по коже. Кто тогда смотрел? Или мне просто показалось, и это была лишь игра света и тени? Теперь, после откровений Стаса, я уже не знала, чему верить. Мой мир, казалось, перевернулся с ног на голову
Я допила кофе, почувствовав, как горький осадок оседает где-то в душе. Мысли роились, как пчёлы в разворошённом улье: отец, Стас, этот загадочный спаситель, и, конечно же, эти анонимные сообщения, которые так и остались без автора. Слишком много тайн, слишком много недосказанности. И тут, в этот момент полной растерянности, мне в голову пришла весьма необычная идея. Возможно, я покажусь странной, но я вдруг чётко осознала: мне нужно это выплеснуть. Мне нужно это осмыслить.
Я хотела написать книгу. Да, именно так. О том самом поклоннике, том невидимом наблюдателе, чьи сообщения и взгляды так долго держали меня в напряжении. И, конечно, о главной героине – о девушке, попавшей в эту странную и запутанную ситуацию. Мне казалось, что только так я смогу распутать этот клубок эмоций, понять, что произошло на самом деле, и, возможно, даже найти какие-то ответы, которых мне так не хватало. Это была не просто прихоть, а острая потребность упорядочить хаос, переработать боль и страх в нечто осязаемое. Сделать эту историю своей, а не чужой, навязанной.
Эта мысль, словно спасательный круг, вытащила меня из пучины мрачных раздумий. Да, книга. Это казалось единственным способом обрести контроль над тем, что со мной произошло. Я почувствовала прилив энергии, которого так не хватало. Внутри что-то щёлкнуло, и вместо беспомощной жертвы я вдруг ощутила себя рассказчиком, который сможет расставить все точки над "i".
Начать свою работу я решила на свежем воздухе. Было что-то символичное в том, чтобы писать о пережитом, глядя на ночной город, который так долго казался мне полным скрытых угроз. Я вернулась в комнату, быстро схватила свой ноутбук, который всегда был под рукой, и блокнот с ручкой – на случай, если вдохновение настигнет внезапно, и я захочу что-то быстро зафиксировать на бумаге.
Выйдя на балкон, я поставила чашку с уже остывшим кофе на небольшой столик, раскрыла ноутбук. Прохладный ночной ветерок ласково трепал волосы, принося запахи свежести и далёкого города. Под ногами расстилались огни, машины проезжали внизу, создавая приглушённый гул. Это было моё убежище, мой личный уголок в этом большом и теперь таком непонятном мире.
Я открыла новый документ. Курсор мигал, приглашая начать. Пальцы зависли над клавиатурой. С чего начать? С ощущения преследования? Со встречи со Стасом? С шокирующего признания отца? Или, может быть, с самого начала – с момента, когда я почувствовала этот первый, невидимый взгляд?
Я сделала глубокий вдох, стараясь собрать мысли. В голове уже вырисовывались образы: силуэт в окне, незнакомый текст сообщения, чувство тревоги, перерастающее в страх. Я начала печатать, слова сами собой выстраивались в предложения, описывая то, что я чувствовала, то, что видела. Это было словно исповедь, только не для кого-то, а для самой себя. Каждое напечатанное слово облегчало душу, помогало осмыслить произошедшее, перевести хаос эмоций в структурированную историю. Я писала о страхе, о замешательстве, о внезапном появлении спасителя. И, конечно, о горькой правде, открывшейся о моём отце и Стасе. Это был первый шаг к принятию и, возможно, к исцелению.
Я погрузилась в процесс с головой. Слова лились сами собой, одна мысль цеплялась за другую, создавая цельную картину происходящего. Я описывала свои чувства, диалоги, моменты страха и облегчения. Это было не просто переписывание событий, это было их проживание заново, но уже с позиции наблюдателя, созидателя. Я была настолько поглощена этим миром, который сама же и создавала на экране, что совершенно потеряла счёт времени. Ночные огни города за окном казались частью моего вдохновения, фоном для разворачивающейся истории.
Наконец, когда пальцы начали болеть от бесконечного стука по клавиатуре, и голова почувствовала лёгкое головокружение от напряжения, я резко остановилась. Подняла взгляд на экран, затем на тёмное небо. Часы на ноутбуке показывали глубокую ночь.
Я была слишком зациклена на данной работе и даже не заметила, что прошло уже около трёх часов. Воздух на балконе стал прохладнее, а кофе в чашке давно остыл. Ощущая одновременно опустошение и невероятное удовлетворение, я медленно закрыла ноутбук, положила его на кофейный столик рядом с собой и выдохнула. Выдохнула глубоко, долго, словно выпускала из себя весь накопившийся стресс, всю боль и злость, которые так долго душили меня. На душе стало чуточку легче. История только начиналась, но уже сейчас она дарила мне странное ощущение контроля и надежды.
Утро встретило меня лёгкой усталостью, но и каким-то новым, странным предвкушением. Я проснулась с мыслью о книге, о героях, которые обретали форму в моей голове. Это было так увлекательно, что даже шокирующее откровение о Стасе и отце отошло на второй план, стало скорее источником вдохновения, чем болью.
Дни потекли в новом ритме. Я писала, писала без остановки, часто засиживаясь допоздна. История разворачивалась, обрастала деталями, мои персонажи оживали. Иногда я чувствовала, как грань между вымыслом и реальностью стирается, и это было одновременно пугающе и захватывающе.
Лолита снова уехала к родителям. На этот раз она просто позвонила, сказала, что ей нужно уехать на несколько дней, но не объяснила причину. Я и не навязывалась, чтобы узнать. Возможно, ей тоже нужно было какое-то время побыть одной, осмыслить что-то. Наша последняя беседа о том, что произошло со Стасом, оставила у обеих тяжёлый осадок. Мне казалось, что Лолита тоже чем-то обеспокоена, но не решается говорить. Её отъезд оставил в квартире странную, непривычную тишину, которая, впрочем, не мешала мне погружаться в творчество.
Вечером, после очередного марафона письма, я откинулась на спинку кресла, потянулась. За окном сгущались сумерки. Тишина квартиры казалась оглушительной. И тут, в какой-то момент, я снова повернулась, чтобы посмотреть на то самое окно в соседнем доме, которое так долго не давало мне покоя. Это было инстинктивное движение, давно вошедшее в привычку – бросить взгляд в сторону этой тёмной загадки.
И я опешила. Моё сердце пропустило удар.
Оно было открыто. И в нём стоял мужской силуэт. Отчётливо, без всяких теней и иллюзий. Он был обращён ко мне, и в руке у него тлела сигара, от которой вился тонкий струйка дыма. Казалось, что он знал, что я посмотрю. Что он ждал этого момента.
Время словно остановилось. Я замерла, не в силах оторвать взгляд. Это был он. Мой загадочный поклонник? Или просто случайный сосед? Но ощущение было слишком сильным, слишком прямым, чтобы быть совпадением. Он стоял там, окутанный дымом, словно призрак из моих собственных фантазий, только теперь он был реален. И он смотрел на меня.
***
Утро началось с липкого чувства тревоги. Образ мужчины в окне не выходил из головы. Я пыталась убедить себя, что это просто сосед, что он не имеет ко мне никакого отношения, но его спокойный, целенаправленный взгляд, сигара в руке, сам факт того, что окно было открыто именно в тот момент, когда я туда посмотрела, – всё это складывалось в зловещую головоломку. Я шла на пары, чувствуя себя так, словно ещё не проснулась, а мир вокруг был ненастоящим.
На лекции по истории искусств, которая обычно увлекала меня до глубины души, я не могла сосредоточиться. Профессор что-то рассказывал о готических соборах, но его слова проходили мимо. Всю пару я сидела и перекручивала тот самый момент с мужчиной в окне. Кто он? Почему он там стоял? Он ждал, что я посмотрю? Или это было просто стечение обстоятельств? Моя собственная история, которую я так увлечённо писала, вдруг начала казаться ещё более реальной, чем я могла себе представить. Будто персонаж из неё сам вышел навстречу.
Я рисовала в тетради бессмысленные завитушки вместо конспектов, когда привычное раздражение нарастало рядом. В какой-то момент меня отвлёк Лиам. Самый бесячий однокурсник, обладатель наглой улыбки и самоуверенного взгляда, который почему-то считал, что я должна быть в восторге от его внимания. Он наклонился ко мне, приторно-сладким голосом прошептав:
— Слушай, Абрамова, сходим куда-нибудь сегодня? Могу показать тебе одно классное место.
Я почувствовала, как волна раздражения поднимается изнутри. Вся моя выдержка, и так ослабленная ночными переживаниями и неясностью, иссякла. Мне совсем не хотелось терпеть его назойливость сейчас. Я резко повернулась к нему, почти рыкнув, чтобы голос не был слишком громким, но достаточно грубым:
— Отвали, Лиам! Я тебе сто раз говорила, что мы никуда не сходим. Никогда!
А он лишь усмехнулся, этот наглый, самоуверенный взгляд, который я ненавидела, скользнул по моему лицу. Он не выглядел расстроенным, скорее, это был вызов или даже какое-то своеобразное удовольствие от моей реакции.
— Как мило, Абрамова, — промурлыкал он, не понижая голоса, так что несколько студентов вокруг нас обернулись. — Не зря говорят, что труднее всего покорить крепость. Но я люблю сложности.
Я почувствовала, как кровь приливает к лицу, обжигая щёки. Это было не просто раздражение, это была волна чистой, несдерживаемой ярости. В другой ситуации я бы, возможно, отшутилась или просто проигнорировала, но сейчас, когда мои мысли были заняты куда более серьёзными и тревожными вещами, его наглость казалась невыносимой. Я сжала кулаки под столом, ногти впивались в ладони, едва сдерживаясь, чтобы не сказать ему что-то совсем уж неприличное или, что хуже, не ударить.
Профессор, кажется, заметил нашу возню и бросил на нас неодобрительный, строгий взгляд поверх очков.
— Отвали, Лиам, — прошипела я сквозь зубы, стараясь говорить как можно тише, но с максимальной злостью, не отрывая взгляда от его самодовольного лица. — Иначе пожалеешь.
Его усмешка стала ещё шире, и он, наконец, откинулся на спинку стула, но не повернулся обратно к доске. Вместо этого он продолжал смотреть на меня краешком глаза, словно ожидая следующей реакции, словно наслаждаясь тем, как я выхожу из себя. Его присутствие стало ещё более давящим, мешая мне сосредоточиться даже на своих тревожных мыслях о мужчине в окне. Казалось, весь мир сговорился, чтобы не дать мне покоя. В моей голове всё смешалось: силуэт с сигарой, назойливый Лиам, тайна отца и Стаса, и строящаяся книга, которая должна была принести ответы, но пока лишь подкидывала новые вопросы.
Голубоглазый блондин продолжил сверлить меня взглядом, не переставая, словно пытался прожечь во мне дыру одним своим видом. Его уверенность в себе была настолько абсурдной, что это даже забавляло, если бы не было так чертовски раздражающе. Профессор продолжал монотонно вещать о барокко, а я чувствовала, как нарастает внутреннее давление.
И тут он снова наклонился, его голос стал ещё более приторным, будто он говорил не со мной, а с какой-то глупой, наивной девчонкой.
— Тогда, может быть, я проведу тебя до дома? — Он сделал паузу, его голубые глаза сверкнули с нескрываемым ликованием, словно он только что раскрыл великую тайну. — Твоей подружки сегодня всё равно нет, я составлю тебе компанию. Хочешь?
Последнее слово, "хочешь?", было сказано с таким противным нажимом, словно он был уверен в моём немедленном согласии. Это прозвучало не как невинное предложение, а как укол, напоминание о моём временном одиночестве и одновременно намёк на его собственную осведомлённость. Конечно, он знал, что Лолиты нет – они же однокурсники, и её отсутствие на паре было очевидно. Но то, как он это преподнёс, с таким демонстративным пренебрежением к моим желаниям, словно это была моя единственная опция, выводило из себя. Это было слишком. Его слова, его наглый тон – всё это казалось продолжением череды тревожных событий, начавшихся с ночного инцидента с окном.
Я резко отбросила ручку. Она с глухим стуком упала на пол. Внутри меня всё кипело.
— Ты что, намекаешь, что я не могу обойтись без Лолиты? — прошипела я, совсем не заботясь о том, насколько громко это прозвучало. Мой голос дрожал от смеси злости и какого-то глухого раздражения. — И почему тебя это так волнует?!
Лиам, к моему удивлению, не усмехнулся. Его наглая ухмылка сползла с лица, и он на мгновение выглядел... растерянным? Или просто не ожидал такой бурной реакции.
— Ну-ну, Абрамова, успокойся, — он попытался придать своему голосу небрежности, но в нём проскользнула едва заметная нотка нервозности. — Просто спросил. Не будь такой параноичкой.
"Параноичкой?" Это слово прозвучало как пощёчина, учитывая всё, что происходило в моей жизни. Мужчина в окне, отец, Стас, а теперь ещё и Лиам, который, кажется, знает слишком много. Я чувствовала, как мои глаза сужаются. Мне хотелось кричать, но я лишь стиснула зубы, понимая, что привлеку ещё больше внимания. Остаток пары я провела, впиваясь ногтями в ладони, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце и игнорировать присутствие Лиама, который, к счастью, больше не проронил ни слова. Но его предложение провести до дома, произнесённое с такой осведомлённостью, оставило после себя очень неприятный осадок.
Едва прозвенел звонок, я сорвалась с места. Мне хотелось немедленно покинуть аудиторию, уйти подальше от Лиама, от душной атмосферы, от собственных тревожных мыслей. В голове пульсировало. Решив, что мне срочно нужна передышка и что-нибудь горячее, я направилась к ближайшему кафе, чтобы перекусить.
Но не успела я сделать и нескольких шагов за пределы университета, как услышала до боли знакомый голос за спиной:
— Эй, Абрамова, подожди!
Я стиснула зубы. Это был Лиам. Конечно же. Я ускорила шаг, надеясь, что он отстанет, но его шаги были не менее быстрыми, и вот он уже поравнялся со мной, его наглая ухмылка снова расцвела на лице.
— Слушай, София, почему ты такая злая? Я ведь просто хотел составить тебе компанию, — произнёс он, стараясь придать своему голосу невинность, но его глаза продолжали лукаво блестеть.
Моё терпение, и так истончённое до предела, лопнуло. Я резко остановилась, так что Лиам едва не врезался в меня. Повернулась к нему, впиваясь взглядом в его слишком самоуверенное лицо. Все страхи, вся тревога, всё раздражение последних дней, помноженное на его невыносимую назойливость, вырвалось наружу.
— Моя "злость", Лиам, — начала я низким, сдавленным голосом, который, я знала, был гораздо убедительнее крика, — это реакция на людей, которые не понимают слова "нет". Я тебе сто раз говорила: "нет". Мне не нужна твоя компания. Мне не нужны твои расспросы. И уж тем более мне не нужны твои предложения. Просто отвали. Отстань. Оставь меня в покое!
Я выделила каждое слово, чеканя его, словно вбивая гвозди. Мой взгляд, я чувствовала, был холодным и отстраненным, в нём не было ярости, скорее — усталость и абсолютное нежелание продолжать этот бессмысленный диалог. И, к моему удивлению, это сработало. Наглый блеск в глазах Лиама померк. Он, кажется, на секунду растерялся, его ухмылка дрогнула и сползла. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но я развернулась и пошла прочь, не давая ему ни единого шанса продолжить. Я чувствовала его взгляд на спине, но не обернулась. Мне было просто необходимо остаться одной, разобраться со своими мыслями, которые теперь крутились вокруг одной лишь цели: понять, кто тот мужчина в окне и почему Лиам так назойлив.
Я шла к кафе, почти бегом, чувствуя, как адреналин ещё бурлит в крови после стычки с Лиамом. Мне нужен был сахар, кофеин и, главное, тишина. Я вошла в уютное заведение, вдохнула аромат свежей выпечки и кофе, и это ненадолго успокоило нервы. Сделав заказ — большой капучино и круассан со сгущёнкой, — я отошла к стойке выдачи, чувствуя, как лёгкий голод начинает урчать в животе.
Через несколько минут мой заказ был готов. Бариста поставил передо мной ароматный стаканчик и тарелку с пышным круассаном. Я потянулась к сумке, чтобы достать карту и расплатиться, но не успела. Прямо перед моим носом чья-то рука смахнула терминал, и прозвучал характерный звук успешной оплаты.
Я подняла глаза, чтобы увидеть, кто посмел это сделать, и мои глаза сузились до щелочек. Передо мной стоял Лиам, его голубые глаза сияли самодовольным торжеством, а на губах играла та самая бесячая ухмылка. Он только что оплатил мой заказ. Моментально. Всё то спокойствие, что я едва набрала, испарилось в один миг. Внутри меня вспыхнуло такое пламя ярости, что я буквально чувствовала, как пар идёт из ушей. Я думала, что грохну этого придурка прямо здесь, посреди кафе, не обращая внимания на других посетителей.
— Ты издеваешься?! — завопила я, не сдерживая эмоций. Голос мой сорвался на крик, и все головы в кафе моментально повернулись в нашу сторону. Моё лицо, я чувствовала, горело от злости, а руки непроизвольно сжались в кулаки. Мне хотелось схватить этот круассан и размазать его по его наглой физиономии.
Вместо того чтобы хоть как-то отреагировать на мою ярость, Лиам лишь рассмеялся. Его смех был лёгким, беспечным, словно происходящее было для него забавной игрой. Он даже слегка покачал головой, будто я была ребёнком, который не понимает очевидных вещей.
— Эй, чего ты такая злая? — произнёс он, слегка понизив голос, но на лице продолжала играть та же невыносимая ухмылка. — Разве я не веду себя как джентльмен?
"Джентльмен?!" Это слово резануло слух. Мои кулаки сжались ещё сильнее. Он издевался надо мной. Откровенно и беззастенчиво. Вся та злость, которую я едва сдерживала последние дни, угрожала вырваться наружу. Он не просто нагло игнорировал мои слова, он ещё и насмехался над ними, выставляя себя в лучшем свете, а меня — истеричкой.
— Ты... ты не джентльмен, — выдавила я сквозь стиснутые зубы, слова прозвучали как шипение. — Ты просто несносный, наглый... — Я запнулась, пытаясь подобрать достаточно ругательное слово, которое бы отразило всю глубину моего отвращения к нему в этот момент. Глаза Лиама продолжали блестеть весельем, и это только усилило мою ярость. Я схватила свой капучино и круассан со стойки, почти вырвав их из рук бариста, и, едва не налетев на него плечом, стремительно направилась к свободному столику в самом дальнем углу, спиной к нему, лишь бы не видеть его самодовольного лица. Мне срочно нужно было успокоиться, прежде чем я совершу что-то необратимое.
Я схватила свой капучино и круассан со стойки, почти вырвав их из рук бариста, и, едва не налетев на него плечом, стремительно направилась к свободному столику в самом дальнем углу, спиной к нему, лишь бы не видеть его самодовольного лица. Мне срочно нужно было успокоиться, прежде чем я совершу что-то необратимое.
Я плюхнулась на стул, поставила стакан и тарелку на стол с такой силой, что круассан подпрыгнул, и тяжело выдохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Закрыла глаза на секунду, чтобы отвлечься от шума кафе и своего внутреннего шторма. Когда я их открыла, чтобы наконец-то сделать глоток кофе, моё сердце пропустило удар, а глаза снова сузились.
Лиам. Он стоял прямо напротив меня, уже отодвигая стул, чтобы сесть. На его лице всё ещё блуждала та же беспечная ухмылка, словно он не замечал моего состояния, или же ему просто доставляло удовольствие наблюдать, как я закипаю.
— Я же сказал тебе отвалить! — прошипела я, даже не пытаясь сдержать свой голос. Головы за соседними столиками снова повернулись, но мне было плевать. Моя ярость достигла предела. Кажется, сейчас я могла бы испепелить его одним взглядом.
Лиам лишь небрежно сел, отодвигая стул с громким скрипом.
— Ой, да ладно тебе, Абрамова. Мы же можем поговорить, — сказал он, его голос был слишком спокойным и непринужденным, что только подлило масла в огонь. Он даже сложил руки на столе, склонив голову набок, как будто готовился к милой беседе. — Что тебе терять? Твоя подружка всё равно...
Я хлопнула ладонями по столу, перебивая его. Капучино чуть не расплескался.
— Заткнись! — Мой голос был низким, но таким резким, что даже он вздрогнул. — Не смей упоминать Лолиту. И вообще, не смей говорить со мной. Просто уходи. Сейчас же!