глаВВа 1. ПРОБУЖДЕНИЕ
– А твои эээ... соседи не будут против, что мы пьем здесь чай? – озадаченно поинтересовалась я.
– Нет, – отрицательно покачал головой Безбородский, смачно надкусывая бублик с маком. – Они не против. Они мертвы.
Последовать его примеру и угоститься выпечкой я все-таки не решилась.
Обстановка морга не слишком располагала к трапезе. И хотя рвотные позывы от здешних запахов, я подавила в себе еще год назад, кусок все равно не лез в горло.
Аккуратным движением, пальцы оставили в сторону чашку, любезно наполненную Безбородским до краев. Коричневая жидкость слащенного чая опасно качнулась, грозя пролиться на раскрытую рядом тетрадь.
Разумеется, это не прошло мимо внимания Вольдемара.
– Конспекты мои только не залей, – назидательно отметил он, жуя.
Молча, я кивнула, поспешно убирая руки от посуды.
В конспектах Безбородского, к слову, был завален весь стол патологоанатома. Тетради, справочники, энциклопедии... Вольдемар уверенно захватил рабочее пространство Леопольда. Казалось, под бумажную волокиту эскулапа здесь не осталось ни капельки места.
Впрочем, Безбородского это не смущало.
Даже попивая чай с бубликами, он параллельно, одной рукой, ухитрялся записывать что-то в тетрадь.
Студент, что с него взять.
Минувшим летом Вольдемар простился с «Восходом».
Под громкие звуки выпускного расстался со скарабеем на своей груди и ушел: из фантошей во взрослую жизнь.
Точнее, в студенческую: Безбородского с раскрытыми объятиями встретил медицинский ВУЗ.
Свободное его время свелось к минимуму, речь — наполнилась еще более загадочными отсылками, а белый халат, в коем мне прежде доводилось видеть Сусинского лишь раз, теперь буквально сросся с его сутулыми плечами.
Впрочем, всё это не мешало ему появляться у Ануфрия с Леопольдом.
И последний оказался легок на помине.
Стоило мне подумать об эскулапе, как дверь морга отворилась, впуская своего хозяина на порог.
Однако прежде чем тот вошел, раньше него в анатомичку ужом просочилась худенькая длинноногая блондинка. С белыми, точно снег волосами, и крупными алыми розами, вытатуированными на ее неприлично голых ногах.
Шорты, надетые на незнакомке, были настолько коротки, что едва прикрывали собой ягодичные мышцы. Весьма подтянутые и накачанные, стоило бы отметить.
Зато вот верхняя половина девушки была наглухо экипирована большеразмерной мужской футболкой. Да еще и перевязана толстым шарфом поверх.
– У нас получилось! – горделиво возвестила она, рукою встряхивая копну снежных волос, – Он точно меня запомнил.
Буквально лучась своим довольством, незнакомка прошествовала в дальний угол анатомички. Бедра ее кокетливо виляли при каждом шаге, заставляя меня невольно краснеть от столь раскрепощенного образа неизвестной.
Что же касается мужской половины населения, те отчего-то не обращали на нее ни малейшего внимания.
Безбородский даже не оторвался от своего конспекта: ни когда та провиляла мимо него, ни когда она остановилась у пустой каталки и принялась распутывать с груди свой шерстяной шарф.
Однако каково было мое изумление, когда вслед за шарфом девушка взялась снимать и футболку. Одежды под которой, к слову, уже не наблюдалось.
Благо, раздевалась та спиной к нам, и неловкость всей ситуации не принимала здесь катастрофичных масштабов.
Сначала рядом с шерстяной материей легла мужская футболка. Затем — и коротенькие шорты, отсутствие которых явило взору еще больше татуировок на ее теле. Следом, по-хорошему, должно бы было оказаться исподнее незнакомки. Вот только такового на ней отчего-то не оказалось.
Раздевшись догола, девица еще раз встряхнула свои белые волосы и небрежным движением провела по ним пятерней.
А после, точно бы застыдившись вдруг своей полной наготы, обернулась в простынь. На манер греческой тоги, добротно прикрывая свое разукрашенное цветами тело.
И села, вальяжно закидывая ногу на ногу.
Вот только теперь, когда она обернулась, я наконец-то смогла сообразить, что к чему.
И хотя ключицы ее оказались накрыты белой материей, в просвете из сгибов простыни пунцовел знакомого вида шрам...
– Здравствуйте, Ануфрий Борисович! – невольно икнула от своего открытия я, оторопело прикрывая рот ладонью.
По крайней мере теперь мне стало ясно, отчего патологоанатом и его преемник не обращали на распутную красавицу ни малейшего внимания.
Дли них та не была ни женщиной, ни человеком.
– И тебе здравия, Анжелика! – обойтись без своего привычного коверканья чужих имен, Инпу, разумеется, не смог. — Как поживаете, родная?
«Я Анжела» – настоятельно хотелось поправить бога загробного мира. Однако придраться к его манере обращения, означало бы отвлечься от куда более актуальных вопросов.
– Не знала, что вы можете вселяться в женские тела.
Повелитель Запада в безразличии пожал плечами.
– Так нет разницы, – покачал головой он, разводя руки в стороны, – Передо мной все равны.
– Почему тебя это удивляет? – не отрывая голову от блокнота отозвался Вольдемар, – Тот ведь вселялся в тебя? Здесь то же самое. По сути...
«То же самое» – неприятно ударило по ушам, заставляя тело поежиться.
Нет.
Воспринимать фантошей Инпу как себе подобных все еще было мерзко.
Мои боги пользовались живыми людьми. Живыми. И забирая их тела, спрашивали на то согласия.
Здесь же — царило полное бесправие.
Я смотрела на то, как бесстыдно оголялся Ануфрий при посторонних мужчинах, и искренне жалела ту, чьим телом он так свободно помыкал. Пусть и посмертно.
– Возможно, я не так выразилась. Просто вы и... в женском теле...
Ануфрий хмыкнул, откидываясь спиной девушки о стену.
– На своем египетском веку я нередко представал перед людом будучи дамой. И там это никого не удивляло...
– Там знали, что ты такое, – прервал воспоминания бога Леопольд.
Но Ануфрий с ним не согласился.
– Не скажи, – покачал головой бог, – В некоторых регионах меня до сих пор помнят как двух разных богов. Местами мое женское обличие называли именем Инпут и даже считали его моей женой... Женой, представляете? Вот уж глупость...
Безбородский издал над столом подобие насмешки.
– Не такая уж и глупость. Ты себе с этой «женой» дочь сделал вообще-то.
Услышанное — доходило до моего мозга долго.
А когда дошло — чай встал в горле комом.
– Это в смысле... сам с собой что ли? – закашляла я, давясь, – Это как вообще?
– Клеточным делением, – глаза Вольдемара утомленно закатились вверх. – Лучше не задавай ему таких вопросов, а то он не постесняется ответить. Причем во всех подробностях.
Губы белокурой девушки обиженно поджались.
– Что же ты из меня совсем изверга делаешь, – с претензией протянул Инпу, – Я вообще-то культурный джентльмен... Но отрицать не буду, я действительно переродил одного из богов при помощи двух своих фантошей. Богиня бальзамирования Кебхут был дочерью меня и... собственно, меня.
Глаза Ануфрия Борисовича устремились к потолку, обводя взглядом неровный слой старой побелки. Местами обваливающийся и пожелтевший от времени.
– Впрочем, это было давно и непросто.
Вот только открывшиеся факты все равно не хотели укладываться ровно в моей голове. Что-то да мешало мне адекватно воспринять услышанную информацию и принять ее за правду.
И я наконец поняла, что:
– Но ведь тела, в которые вселяетесь, – голос мой звучал растерянно и недоверчиво в то же время, – они же разваливаются? Если ваш симбиоз с телом разлагает его меньше чем за сутки, то как вы продержались во плоти девять месяцев?
Объяснять повелитель Запада мне не стал.
– Потому это было и непросто, – подвел итог он, уходя от однозначного ответа.
Правая лодыжка девушки закачалась из стороны в сторону, точно бы разминая сустав или поигрывая несуществующей туфелькой.
– Давненько я, кстати, не облачался в дам, – отметил Инпу, внимательно наблюдая за собственными движениями.
– А сегодня зачем? – окинула я с сочувствуем тело девушки.
– А, – рука Ануфрия Борисовича расцарапала воздух в ленивой отмашке, – В воспитательных целях...
Что именно он имел в виду, осталось для меня загадкой. И не найдя на нее ответа, я уже собиралась задать уточняющий вопрос.
Но меня опередили.
– У нас тут практиканты шастают, – пояснил за бога Леопольд, – Есть один особо... невежественный.
– Дебил-второкурсник, – вставил свои пять копеек Вольдемар, – Он селфи вчера в морге сделал. Над вскрытием. Можешь себе это представить?
Представить я себе это могла.
Только вот не очень хотела.
– Зачем? – лицо сморщилось от этой мысли само собой.
– А пес его знает! – Леопольд хмыкнул.
За пса в выражении патологоанатом словил недобрый взгляд от Ануфрия. Недовольство его — заметил. Однако речь свою не прервал.
– Вот мы и решили его с девушкой познакомить. А часом позже ему эту девушку в театре показать.
Конец его фразы был увенчан злорадным хихиканьем Инпу.
– В каком театре?.. – не поняла я.
– В анатомическом, – вздохнул над блокнотом Безбородский.
Судя по безразличию в его голосе, идея эта восторга эта идея ему не доставляла. Энтузиазма своих наставников Вольдемар явно не разделял.
И за это я ему была весьма благодарна.
– Не следует шутить с моргом, – назидательно цокнул языком Инпу, – Иначе морг может пошутить с тобой.
А спустя секунду вышеупомянутое помещение наполнилось смехом двух старших его обитателей.
– Класс... – большой палец безрадостно поднялся вверх, иллюстрируя процеженные сквозь зубы слова неловкости. – Знаете, я это... пойду, наверное...
Прощание с Безбородским вышло коротким. С Инпу и Леопольдом — и вовсе ограничилось ладошкой.
Словом, дверь морга захлопнулась за моей спиной, оставляя меня в полном одиночестве – на общей территории этажа не было ни души.
По выходу из анатомички я испытывала смешанные чувства. Грусть, тревогу. Гложущие ощущения неудовлетворенности и неправильности.
И хотя последние были связаны с их действиями, а не моими, я все равно отчего-то не могла расслабиться.
На лестнице стало проще. Сверху пробивался свет из окон. Да и запахи здесь были приятнее — свежесть морозного февральского ветра уверенно овевала ступени сквозь открытую форточку.
На мгновение я замерла, жадно вдыхая чистого воздуха полной грудью. А затем – принялась подниматься.
Но не на первый этаж, к выходу. А выше.
Потому как в этой больнице находился еще один человек, увидеть которого входило в мои планы.
Пульсар.
Его палата находилась на четвертом. И теперь путь мой неспешно лежал туда.
Посещать этого странного человека стало для меня своего рода традицией. С тех пор, как он, впавший в кому, оказался прикован к медицинской койке, я появлялась у него примерно раз в месяц.
Обменивалась приветами с Безбородским, а после — поднималась из морга наверх и по часу сидела на холодном железном стуле, взирая на бледное немощное тело.
Говорила ему что-то. Рассказывала о новостях. Слушала, как тихо пищат его аппараты, и бегают огоньки на них.
Пульсар не реагировал. Ни один из моих визитов не заставил его пробудиться к жизни или хоть как-то приблизиться к улучшениям. Во время моего присутствия не происходило ничего.
Но все равно, где-то далеко в глубине души, я чувствовала, что он рад моему присутствию.
По крайней мере, мне так казалось.
Почему я ходила к нему?
Ясного понимания не было.
Возможно, все еще чувствовала свою вину, за то, что помогла ему вернуться в «Восход», и тем самым приблизила к случившейся трагедии.
Возможно, надеялась хоть чем-то помочь.
А, возможно, просто разбавляла его одиночество. В надежде, что однажды кто-то разбавит мое.
Только не ценой таких происшествий.
О случившемся с Пульсаром в Восходе знали. Гора поставили в известность еще год назад — в то самое утро, когда Данилина, истекающего кровью, умчала в ночи машина скорой.
В то самое утро, когда Тот подобрал в сугробе шар киновари.
Загадочный, и все еще не проливший свет на подробности той страшной истории.
Впрочем, не сказать, что и у Гора этих подробностей было больше.
Версия случившегося, представленная на его суд Джехутиновым, сильно урезала события ночи. В тени было оставлено многое. В том особенности — причины первой травмы Пульсара. Той самой, из-за которой в «Восходе» появилась я.
Рассказами бога мудрости у царя была сформирована ясная уверенность, что уязвимость Серафима появилась в связи с его преклонением перед культом. А преклонение же — в связи с безумием.
И в какой-то мере это действительно было правдой.
Потому как безумием это всё и являлось.
****
На его этаже я столкнулась медсестрой.
По привычке махнула перед ее носом пропуском (полученным некогда не без помощи Леопольда) и замерла, ожидая позволения пройти.
– У него сейчас посетитель, – добавилось к согласию.
И визит оказался под вопросом.
Мешаться под ногами, когда Пульсара навещала семья, мне не хотелось. С его матерью я уже однажды сталкивалась — пришлось соврать и представиться волонтером от школы. На этот случай у меня с собой даже было нафотошопленное удостоверение. Но обошлось и так — угрюмая лицом женщина от его просмотра отмахнулась.
Помаявшись немного муками выбора, я решила подождать в коридоре.
Демонстративно уходить на глазах у медперсонала было бы подозрительно. К тому же, других дел на сегодня все равно не предвиделось.
Однако прежде чем опуститься на железную скамью, я все же решила взглянуть на посетителя. По-тихому, одним глазком.
Дверь палаты оттягивалась осторожно, приоткрываемая ее буквально чуть–чуть.
Заглядывая за порог я ожидала увидеть мать Серафима. Или его отца. Или кого другого из ближнего окружения.
Но по открытию двери глаза вдруг резануло черное пятно знакомых волос.
Бастет.
Встреча эта не обрадовала.
От слова совсем.
Я надеялась захлопнуть щель до того, как богиня успеет заметить меня. Вот только в обратную сторону дверь пошла с сюрпризом: тишину палаты разорвал резкий скрип петель.
Тетяна обернулась раньше, чем я успела отскочить.
– Это ты? – в ответном удивлении поднялись на меня желтые глаза женщины.
Беспокойные. И озадаченные нашим столкновением ничуть ни меньше.
– Я попозже зайду, – ответ мой был сух и безрадостен.
Но Бастет уже вскочила с краю Данилинской постели, резво запахивая на груди ткань белого больничного халата.
Прямо как тогда.
– Не стоит, – покачала головой она, – Я уже ухожу... Иди.
Голова ее качнулась в сторону Серафима.
А в следующий миг — тонкий силуэт богини уже проскользнул мимо меня, стремительно скрываясь за порогом.
Если бы не флёр ее цветочных духов, пропитавший собой воздух палаты, да звонкий цокот удаляющихся по коридору каблуков, я бы и вовсе подумала, что эта встреча мне привиделась.
Но нет.
Та, с кем я бы желала видеться сейчас меньше всего, действительно была здесь.
Была.
Выдох.
В прошедшем, к счастью, времени.
Помрачневшая, я устало приставила к кровати стул. Угромоздилась на него, плюхнувшись с размаху. А после — устроила на коленях снятый с плеча рюкзак.
Взгляд сочувственно окинул Пульсара, ничком лежащего на аппаратах.
– Как ты сегодня? – зачем задавала этот вопрос, не знала и сама.
О том, что лежащий в коме человек явно предстанет передо мной без изменений, можно было догадаться и так.
– Ты хоть понял, кто к тебе приходил?.. – глаза мимолетом скосились к двери, будто бы хотели наверняка убедиться, что предшествующий мне визитер ушел.
– Твоя богиня тебя не бросила, – руки, собранные в замок, в безрадостном жесте упали между колен, – Ты ее подвел. Подверг опасности. А она все еще с тобой...
– Вот странно, – продолжала я бормотать себе под нос, – Я ее не подводила. И опасности не подвергала. И как она мне отплатила за это?
Речь прервалась на угрюмый смешок.
– Парадокс, правда?
Голова запрокинулась к потолку, потерянно изучая плинтуса, углы, и подрагивающие холодным светом люминисцентные лампы.
– Даже тебя она ценит больше, чем меня, – сорвался с губ горестный вывод.
Сам напросившийся. Сам озвученный. И никому кроме меня, по сути, не нужный.
Следовало бы замолчать.
Перевести разговор в другое, менее нагнетающее обстановку русло.
Но меня уже понесло.
Давно я так никому не могла выговориться. Да и было некому.
Ничком же лежащий Данилин, не способный сказать поперек слов, был прекрасным слушателем.
Идеальным.
– Хотя ты вон вообще весь «Восход» променял, – продолжалось мое гневное бормотание, – И ничего. Ушел черт-те куда. Договор заключил не пойми с кем... Вот с кем ты его заключил, а? Кто был тем богом?
– И-си-да... – донеслось до меня едва слышимое.
От неожиданности, я вздрогнула, резко подскакивая со стула.
– Что? – затряслась, точно бы не до конца понимая происходящее
– И-си-да... – повторилось с постели, и теперь я отчетливо слышала голос Пульсара.
Слабый. Дрожащий.
Но до боли знакомый.
– Исида... – вторил он. – Исида.
Как заведенный.
Но я уже бежала в коридор с единственным криком в горле:
– Сестра!!! Он очнулся!..