24 Василька

Ясный свет полуденного солнца. Тёплая гостиная, радушно принимающая всех, кто переступит её порог. Хрустальная люстра, виноградной гроздью свисающая с натяжного потолка. Белоснежный диван, с кожаной обивкой; шкаф из тёмного дерева, наполненный книгами и наградами отца семейства. Лёгкий ветерок, тревожащий белоснежный тюль, и лёгкие испанские мотивы, доносящиеся с музыкального проигрывателя.

Важный, статный мужчина, уже в возрасте, с удовольствием потягивал бурбон из стакана, временами подпевая испанскому солисту. Этот человек отдыхал в свой единственный выходной, сидя на диване в синем банном халате, радовался жизни. Седина покрыла его непропорциональный череп ещё в тридцать лет, а морщины появились и то раньше. И всё из-за стрессового вида деятельности.

В просторную комнату, поднимаясь по трём маленьким ступенькам, которые раньше казались огромными, шагнула смугленькая девочка, лет десяти-одиннадцати. Она явно была чем-то удручена, всё время опуская глаза, рассматривала кривой узор мраморной плитки, кремового цвета. Девчонка даже и не знала, как начать разговор про ситуацию, которая казалась маленькой леди настоящей катастрофой. Она то и дело поправляла платьице из синтетики, цвета индиго, и дорогого белоснежного кружева. Девочка то и дело старалась себя пересилить, чтобы всё-таки подойти к отцу, и протянуть ту злосчастную бумагу, уже помятую в потных ладошках.

— Доченька, что случилось? – мужчина весело улыбнулся, не стесняясь своих морщин и набухших в висках венах. – Поди сюда.

Назарет была не так проста. Она специально выбрала такой момент, когда отец будет в хорошем расположении духа и с определённой дозой алкоголя в крови. Сильно накрутив себя, девочка боялась, что новость сможет сильно разозлить отца, но всё равно понимала, что должна сказать об этом. Назарет подошла к дивану, став рядышком с отцом, который положил ей руку на спину, заглядывая в глаза.

— Рассказывай.

Говорил он мягко и спокойно, девчушка даже сказала бы, безмятежно. Она недолго колебалась, протянув отцу записку, которую просил передать преподаватель по математике. Мужчина внимательно ознакомился с содержанием послания, в котором заключалось, что девочка пыталась списывать на важном тесте. Там так же обозначалась просьба именно отца обратить на это внимание. В последнее время его, Стива Астровского, важного судью, запрашивали в школу к дочери. Вероятно, у этого был какой-то подтекст, но мужчина не хотел копаться в грязи. Назарет почувствовала, как к глазам подступают слёзы. Так происходило всегда, когда она себя сильно накрутит, испытывая свою невинную детскую психику на прочность.

— Мистер Мош сильно кричал, сказал, что это не по правилам. Я пыталась ему сказать, что это Тиффани подбросила мне шпаргалку, но не смогла. – Назарет провела рукавом дорогого платья под носиком.

Отец никак не отреагировал на её слёзы, привык к тому, что его дочь слишком впечатлительная особа. Он провёл тыльной стороной ладони по её покрасневшей щёчке, успокаивая улыбкой.

— Ты ведь знаешь, что списывать — всё равно, что нарушить закон?

Девочка не хотела более оправдываться, только шмыгнув, утирая остатки солёной воды.

— Ты оправдывала себя, как адвокат. А Мистер Мош был для вас с Тиффани судьёй. Похоже на заседание, не так ли? — отец улыбнулся, серые глаза девочки сделались большими, как у куклы. Оптическая иллюзия. — Итак, я думаю, что, раз ты не успела оправдаться, можешь запросто поговорить с Мистером Мошем, и сказать, как всё на самом деле происходило, тем самым заставив его пересмотреть приговор. Договорились, Колибри?

Девочка только спустя десять лет узнала о том, что такая вещь называлась апелляцией, но тогда её это даже не волновало. Она была так сильно рада, что отец поддержал её. В тот день долго просидела с ним в обнимку, разговаривая о том, о сём. Такие редкие времена, когда дочь могла поговорить с отцом без спешки, казались бесценными.

Они и были бесценными.

Следом за этим сладким и радостным воспоминанием последовало другое. Эта же комната глубокой ночью, залита кровью. Она была на стенах, разбрызгана абстракцией; на полу, растекаясь густой вонючей лужей. Кровь полностью обволакивала тело человека, заключая его в свои отвратительные, липкие объятья. И девочка, стоявшая на лестнице, считала до ста, готовясь проснуться. Отец учил её не поддаваться ужасам кошмаров, не верить им. Но когда Назарет досчитала до ста — кровавое тело отца осталось на полу, не подчиняясь волшебной силе детского таймера.

— Эрнест, — адвокат смогла пересилить себя над воспоминаниями, восставшими из омута памяти. — Поди к остальным. Я сама закончу.

Офицер, хоть и нехотя, встал со стула, направившись к выходу, закрыл за собой скрипучую железную дверь. Стоило звуку прекратить резню по слуху, Назарет легко приземлилась на стул напротив Тревора. Взгляд её был устремлён скорее сквозь подозреваемого, мысли всё ещё колебались.

— Ты знал моего отца? — она рискнула немного отойти от темы разговора.

Подозреваемый хмыкнул, устремив взгляд на потолок, но вид был такой, что мысли сумасшедшего отправились далеко в облака, витая между воспоминаний. Да и нельзя было не отметить того, что ему доставляло удовольствие раздражённое лицо адвоката.

— Старина Стив, — протянул он, пробуя каждую букву на вкус. — Мы часто виделись в баре. Заказывал виски с колой, и каждый раз садился за один и тот же столик. Он много говорил о своей работе, о своей прекрасной жене, испанского рода. И о дочке... Пока его не убили. — Потс почему-то ехидно улыбнулся после последней фразы. Это заставило девушку покрыться гусиной кожей.

— Убийцу моего отца так и не нашли.

— Удивительно, правда? — отчего-то подозреваемый заулыбался ещё шире.

Назарет перевела корпус тела вперёд, опираясь локтями на стол. Она сквозь тонкую ткань белой рубашки чувствовала холод железа. Её переполняли эмоции. Те чувства, которые сейчас могли запороть всю картину. Внутри она знала: это он. Он убил её отца. Кровь Стива Астровского была на руках Кровавого Флориста. А значит, теперь это личное. И она не может упустить шанс выведать где он.

— Чего ты хочешь? — девушка задала такой простой вопрос, уже зная на него ответ.

— Свободы.

— Ты её получишь, — сказала она почти сразу, как в шахматах, когда уже знаешь следующий ход противника. — Если поможешь нам.

Потс долго смотрел на неё, наконец выпалив:

— Я не о той свободе.

Девушка подняла правую бровь, не беря в толк, что имеет в виду этот сумасшедший.

— Я хочу свободы, — он ткнул пальцем в лоб, в область третьего глаза. — для него.

Назарет помедлила, рассматривая мужчину. Она знала о том, что Тревор, имея в виду свой разум, он хотел освободиться от креста, коим была его болезнь.

— Лукас, — обратилась она к нему напрямую. — есть много способов помочь тебе излечиться...

— Не нужно мне ваше липовое лечение! — закричал он. — Я шесть лет лечился, и что теперь? Я здесь!

Назарет заставила его показать эмоции. То, что он вообще заговорил, казалось чудом, а тут проявление чувств. Девушка явно его задела, но останавливаться на этом не собиралась. Ей уже порядком поднадоел этот псих, делающий из себя жертву. Её раздражало его самолюбие, его наглость в открытую говорить о её отце, его неуважение и пренебрежение. Она более не хотела терпеть, душить слова в себе.

— Липовое, значит, — начала она, чувствуя, как вот-вот сорвётся на эмоции, которые покинули её пятнадцать лет назад. — Посмотри на себя, ты просто жалок! Ты обманул меня и офицера полиции, заманил в ловушку. Ты живёшь один, упиваясь одиночеством и тем, что всем на тебя плевать! Ты хочешь быть здоровым, но не хочешь лечиться. Ты знаешь, что никому нет до тебя дела, никто не заботиться о тебе, никто не похоронит твоё тело!

— Прекратите, — отреагировал он, зажмурившись. Но Назарет только вошла во вкус, и не намерена была ставить точку. Такая методика помогала ей выбивать признания от клиентов. Но не от сумасшедшего.

— Ты чуть было не подорвал группу экспертов! Ты в сообществе с серийным убийцей, который уже отправил на тот свет пятерых, и кто знает, остановится ли?! А ты ему потакаешь! Помогаешь ему! Ты убил их всех, ты помог ему, отвечай!

— Хватит! — его несчастный взгляд заставил лицо Назарет искривиться в отвращении. Как же её выводило из себя то, что Тревор делал из себя жертву.

— Ты — гадкий, мерзкий, жалкий, эгоист, которому плевать на окружающих, который живёт в грязи, в грязи и помрёт!

— Довольно!

Закричал Потс, перевернув железный стол, опрокинув его на адвоката. Назарет, не ожидавшая подобного, упала со ступа на спину, сильно ударившись затылком о каменный пол. Страх подкрался незаметно, выплыл из Марианской впадины, как громадный кракен, своими мерзкими, грязными, ледяными щупальцами обнял со спины. Она видела, как подозреваемый схватил железный стул, уже замахиваясь, чтобы превратить голову Астровской в кровавый фарш, но что-то его остановило. Он стояла, тяжело дыша, держал стул навесу, сжимая его до степени деформации. Назарет инстинктивно закрыла руками голову, всё ещё переживая последствия сильного удара.

— Отойди, Патриция, дай мне убить её!